— Мы полагаем, что будем иметь с ней дело и в следующую зиму.

— Мне что, тогда не беспокоиться?

Он ответил с вялой улыбкой:

— Заделай самые безотлагательные прорехи, мы же не хотим, чтобы на мадам протекало.

Я прикинул, что могу сделать так, как мне заблагорассудится. После целого дня косметического ремонта у меня начала кружиться голова. Решил принять душ и пивка. Новый спортивный костюм не ждал меня на кровати. И что интересно, я был немного, самую малость, разочарован.

Моя первая полная неделя если уж не самой честной, то, по крайней мере, регулярной работы.

Появился Джордан, протянул мне конверт и сказал:

— Мы подумали, что вы предпочитаете наличные.

— Вы правильно подумали, Джорд.

Он не уходил, и меня так и подмывало сказать ему: «Свободен». Но я только спросил:

— Что еще?

— Вы не хотите их пересчитать?

— Я тебе доверяю, приятель.

Он щелкнул по волоску на лацкане, сказал:

— Тогда вы сделаете серьезную ошибку.

Я пересчитал деньги, сказал:

— Черт… Это за неделю или за месяц?

Он улыбнулся. Я не то чтобы воспарил до небес, но для вчерашнего заключенного это было совсем неплохо. Я добавил:

— Вот что я тебе скажу, Джорди, я куплю тебе громадный пузырь выпить чего-нибудь, из твоих краев.

А он ответил, как отрезал:

— Я не якшаюсь с наемными работниками.

Я надеялся хоть мельком увидеть Лилиан, но не получилось. В метро прикинул, какие у меня планы на выходные. Планы были хорошие: найти двух отморозков, которые запинали Джои до смерти. В восемь вечера того же дня я перекусил карри и собрался выйти купить полдюжины пива.

Зазвонил телефон.

— Да?

— Мистер Митчелл, это Гант, надеюсь, я вас не побеспокоил?

— Нет, сэр, немного расслабляюсь.

— Правильно делаешь, Митч… Я могу тебя так называть?

— Конечно.

— Не осталось плохих воспоминаний от вчерашнего вечера?

— Нет, сэр.

— Могу я задать тебе один вопрос?

Хотелось бы мне знать, с чего это он говорит, как придурок, но, может, он так прикалывается. Я говорю:

— Стреляйте.

Пауза, потом:

— Очень хорошо, очень вовремя. Мой вопрос: что ты считаешь самой большой ценностью?

— Черт, я не знаю. Может быть, деньги… секс… цифровой телевизор.

— Это власть, Митч, а самый мощный инструмент власти — это информация.

— Вы к чему-то клоните, сэр.

Прямо кишки мне выматывает. Он говорит:

— Я бы хотел поделиться с тобой кое-какой информацией.

— Слушаю, сэр.

— Не по телефону. Я заказал столик на восемь часов в «Браунз», завтра вечером.

— «Браунз»?

— Это в Ковент-Гарден.

— О'кей.

Он положил трубку. Все это «сэрство» оставило какой-то горький привкус, и я пошел прополоскать рот. За всю свою жизнь я не смог бы придумать, что он может мне сказать такого, чтобы это было хоть немного мне интересно.

В СУББОТУ УТРОМ я проснулся от похмелья с небольшим привкусом карри. Ничего серьезного, просто немного перебрал красного перца. Вспомнил о «Браунз».

Это место для меня.

Вообще-то, по правилам меня бы туда не впустили, и я бы на них за это не обиделся. Мы свой статус понимаем. Для них я был низовка. Но когда дергаешься на крючке у Ганта, лучше, если всё будет чинно.

Между тем мне было чем заняться. Я знал, что убийцы Джои были подростками. Один был одет в майку, как у Бекхэма, другой черный. В субботу после обеда они, должно быть, мяч гоняют.

Переоделся.

Надел потертые джинсы, грязный свитер — типа, хозяйством занимался. Достал «глок», проверил. Все в порядке. Быстро его зарядил. По дороге к метро у Овала все время его рукой придерживал. Если нужно описать, как я себя чувствовал, я бы сказал, что я был

уверен в себе

и

абсолютно спокоен.

Проверил Кеннингтон Истейт, все тихо пока. О'кей. Прошелся до Уолворт Роуд, поручкался с местными бандитами — я с ними когда-то работал. Они зазвали меня в паб, спросили, чего принести. Я сказал:

— Бутылку «Бекс».

Минуты не прошло — передо мной пять бутылок. Они знали, что я только-только откинулся, спросили:

— Как там было, тюряга и вообще?

— Здесь лучше, — ответил я.

И был награжден аплодисментами.

Паб был надежный. В смысле, его хозяин срок отмотал.

Лет так восемнадцать, и без досрочного. Можно поговорить.

Джефф, главарь банды, спросил:

— Бабки нужны?

Я покачал головой:

— У меня есть постоянная работа.

Дружное ржание и еще четыре бутылки «Бекс».

Команда бомбила почтовые отделения, обычно на севере или на западе. Они не жадничали, имели хороший куш. Когда мне было двадцать с небольшим, я сидел с ними. Джефф говорит:

— Митч, на следующей неделе мы работаем на севере. Хочешь — подруливай.

Это было очень заманчиво. Не меньше двух косых можно срубить, реально. Но, увы, у меня было совсем другое расписание.

— Может, чуток попозже, — сказал я.

К пиву я не притронулся. Было около половины третьего. Я сказал, что мне пора уходить, и мы проехались до юго-востока, душевно распрощались. Когда я вышел, мне на минуту захотелось вернуться.

В Кенсиштон Истейт происходило ожесточенное футбольное сражение. Я сел на заборчик, наблюдаю. Играют по пять человек в команде, выкладываются по полной. Где-то с краю приметил черного пацана… он был на замене.

Рядышком сели двое местных. Угостил их пивом, разговорил.

Потом я увидел его: майка, как у Бекхэма, и яростный, жестокий талант.

Забил гол с середины поля, да так что описать невозможно.

Позади меня какой-то мужик сказал:

— Его уже взяли.

— Не понял?

— Того пацана. В начале сезона он переходит к Беро.

Я сказал, совершенно искренно:

— Большой талант.

— Во-во, живет, только чтобы играть. Забери у него футбол, и он никто.

Игра вскоре прекратилась. Я подождал. Мало-помалу зрители разошлись. Бекхэм остался. Он продолжал играть — гонял мяч, носился, весь погруженный в свою футбольную мечту. Черный пацан ждал с ленивым видом.

Время рок-н-ролла.

Встал, потянулся, осмотрелся кругом. Никого. Медленно подошел к поклоннику Бекхэма. Пацан меня даже не заметил. Достал «глок» и прострелил ему сзади оба колена.

Четыре выстрела.

Обернулся к черному — у того челюсть натуральным образом отвалилась, — засунул ему ствол в рот, проговорил:

— Не сейчас, подожди немного.

Потом ушел. Где-то на задворках Кеннингтон-парк сел в 3-й автобус и через пару минут уже доехал до Ламбет Бридж.

Пока ехал по Набережной к Вестминстеру, весь обливаясь потом, включил в мозгу песню «Хей, Джо» в исполнении Хендрикса.

Я был дома. Весь на адреналине, в холодном поту, сердце скачет. В мозгу одна мысль: «А чтобы убить — надо прицелиться повыше».

Господи. Снова и снова перематывал, как стрелял в Бекхэма. Так чертовски просто.

Труднее всего было остановиться на четырех выстрелах. Я ведь только вошел во вкус. Боже правый, я начал понимать, как искушает оружие.

Классный городишко.

Посмотрел на часы: до встречи с Гантом осталось часа два. Надо прийти в себя, расслабиться. Свернул большой косяк, пробормотал: «Кэмберуэллская морковка». Открыл банку пива и залпом ее опустошил. Пару раз рыгнул — и был уже почти в норме.

Пошел в душ, включил холодную воду, заорал:

— Перехожу в глубокую заморозку!

Вспомнил первую неделю в тюрьме, как попал на «паровозик». Восемь-девять парней по очереди тебя натягивают, кровь повсюду, а ты думаешь: «Я вам припомню…»

Я так и сделал.

Вышел из душа, стряхнул с себя воду и неприятные воспоминания.

Теперь одеваться-пристебаться. Ага.

Надел гэповские хаки, темно-синий свитер и блейзер, тот самый.

Подумал: «Да здравствует Фил Коллинз».

Готов к выходу, прикончил косяк, тут телефон зазвонил.

Поднял трубку, говорю: