— Нет, говорите, — потребовала Хейзл.

— Что ж… — Брустер пожал плечами. — Я всего лишь немного беспокоился о вас…

— И только поэтому прилетели сюда?

— Нет, конечно. У меня были кое-какие дела в Бирмингеме.

— Может быть, вы все же назовете причину вашего беспокойства?

— Послушайте, Хейзл. — Брустер слегка поморщился. — Мне нравится Барт, и…

— Не темните! — резко оборвала его Хейзл. — Я хочу знать правду, а комплименты в адрес вашего друга можете оставить при себе.

— Хорошо. — Он взъерошил рукой свои волосы и беспомощно посмотрел на нее. — Барт говорил мне, что очень сердит на вас после того бала. Он сказал, что вы испортили ему вечер.

Хейзл кивнула, ожидая продолжения. Эта информация не была для нее новостью.

— Я знаю, — осторожно сказала она. — Он действительно немного злился на меня, но потом мы обо всем поговорили и решили больше не вспоминать об этом инциденте.

Брустер пристально взглянул на нее проницательными глазами и спросил:

— Но это ведь не все, что вы сделали, правда, Хейзл?

Она снова насторожилась.

— Вас интересует, занимались ли мы с Бартом любовью?

Он замялся.

— Мм… Ну, да.

— Почему это вас так волнует?

Брустер покачал головой.

— Не имеет значения.

Хейзл недоверчиво взглянула на него.

— Скажите же мне, в чем дело, пожалуйста! О ком из нас — обо мне или о Барте — вы беспокоитесь сильнее?

Он еще мгновение колебался, а потом ответил:

— Барт сказал мне, что собирается отомстить вам за тот вечер.

— И каким образом он собирался это сделать?

Брустер вздохнул.

— По-моему, он решил выбрать такую месть, которая одновременно станет для него приятным развлечением… — Его голос беспомощно дрогнул.

Хейзл в ужасе взглянула на него.

— Вы действительно имеете в виду то, о чем я подумала? Или это всего лишь ваша догадка?

— Я думаю, он решил заняться с вами любовью, а потом навсегда распрощаться.

Так, значит, все было подстроено, догадалась Хейзл. Все то, что я считала проявлениями искреннего чувства, нежные слова, ласки — все это не более чем искусно разыгранный спектакль!

Она отвернулась, чтобы скрыть, насколько потрясена предательством Барта. Брустер уже видел, как она страдала после развода. Но Харли был ее мужем, а сейчас речь шла всего лишь о постороннем человеке, которого она даже толком не знала, и, казалось бы, причин убиваться нет.

Хейзл еще немного подождала, чтобы быть твердо уверенной, что не расплачется, а потом с легкой дрожью в голосе попросила:

— Вы не довезете меня до станции? Только не говорите, что мне лучше сначала увидеться с Бартом.

— Хейзл…

— В любом случае сейчас я должна уехать. Если вы откажетесь, я позвоню и вызову такси. Но это займет больше времени, поэтому я предпочла бы уехать с вами.

Несколько минут Брустер раздумывал.

— Я отвезу вас, — наконец сказал он. — Хотя бы для того, чтобы убедиться, что вы благополучно сели в поезд. Но оставьте Барту записку, Хейзл. Пожалуйста.

Она собиралась сказать, что не хочет оставлять этому человеку никаких шансов на примирение, но вместо этого спросила:

— Зачем?

— Потому что иначе он будет волноваться и, скорее всего, помчится за вами на станцию. Вы ведь этого не хотите? — Брустер помедлил. — Или я ошибаюсь?

— Меньше всего на свете, — твердо солгала Хейзл и схватила ручку так, словно это была шпага. Руки ее дрожали так сильно, что она едва могла писать. — Не беспокойтесь, — заявила она. — Мою записку он не скоро забудет!

На этот раз Хейзл не стала навещать своих друзей, а отправилась прямо в Эдинбург. Несколько дней она провела, запершись в своей квартире.

Она ждала. Проклинала себя за это, но все равно ждала. Пыталась убедить себя в том, что на самом деле ничего не ждет, и снова ждала, что Барт каким-то образом даст о себе знать… несмотря на то, что в ее записке было четко сказано, чтобы он никогда больше не появлялся у нее на пороге.

Но он, видимо, воспринял ее слова буквально, и теперь Хейзл ничего не оставалось, кроме, как попытаться начать строить свою жизнь и карьеру заново.

Те сбережения, которые ей удалось скопить, были невелики, и теперь ей предстояло обойти немало агентств в поисках работы вроде секретарской, хотя бы на первое время.

Вскоре она выяснила, что у людей короткая память. Предложения, связанные с ее основной специальностью, были крайне немногочисленны, что не позволяло рассчитывать на стабильный доход.

В частности, Хейзл позвонил старый друг Брустера, который хотел отметить совершеннолетие своей дочери. Она с радостью согласилась организовать этот праздник, надеясь, что работа поможет ей отвлечься от ненужных мыслей.

И все же на душе у нее было тяжело.

Несколько раз она подходила к телефону, собираясь позвонить Барту, но каждый раз опускала трубку на место, так и не набрав номер. Большую часть семейной жизни Хейзл уличала мужа в многочисленных изменах и, если и извлекла какой-то урок — так это то, что невозможно постоянно выяснять отношения, унижаясь до скандалов и ссор.

В воскресенье утром Хейзл проснулась от настойчивого звонка в дверь.

Полусонная, она встала с постели и набросила золотистое шелковое кимоно. Звонок прозвучал снова. Хейзл открыла дверь и увидела Барта. Несколько мгновений она изумленно смотрела на него, пытаясь скрыть радость.

— Что тебе нужно? — наконец спросила она.

— Можно войти?

— В прошлый раз ты об этом не спрашивал.

— В прошлый раз все было по-другому.

В уголках его рта появилось что-то похожее на улыбку, и Хейзл оскорблено подумала о том, что он, судя по всему, не чувствует себя виноватым. Она пожала плечами и отступила в сторону.

— Чувствуй себя как дома.

Губы Барта еще шире раздвинулись в улыбке, и она мысленно выругала себя за опрометчиво сказанные слова, которые могли прозвучать двусмысленно.

Они стояли в прихожей лицом друг к другу, словно два боксера на ринге, обмениваясь подозрительными взглядами. Но Хейзл заметила на лице Барта и еще кое-что. Это был гнев.

Она холодно спросила:

— В чем дело?

— Похоже, у тебя проблемы с общением, — заметил он. — Возможно, твой первый брак распался именно из-за этого.

Хейзл в недоумении уставилась на него.

— Какие бы проблемы ни возникали в твоей жизни, ты предпочитаешь, как страус, прятать голову в песок, — продолжал Барт.

— Не понимаю, о чем ты…

— О твоем отъезде. Ты даже не подождала меня, потому что не хотела ничего со мной обсуждать. Так ты поступила и с Харли?

— Оставь в покое моего бывшего мужа! — возмущенно воскликнула Хейзл. — С ним все было по-другому!

— Ты уверена? — Синие глаза Барта казались узкими лезвиями клинков. — А по-моему, все прегрешения твоего бывшего мужа ты автоматически приписываешь каждому мужчине, которого встречаешь на своем пути.

Хейзл не стала говорить о том, что Барт — единственный, с кем она была близка после развода. Вместо этого она сказала:

— У тебя хватает своих прегрешений.

— Так почему бы тебе не рассказать мне о них? Как знать, может быть, это избавит меня от визита к психоаналитику?

Хейзл заставила себя говорить ровно и спокойно, хотя была близка к истерике.

— Ты разозлился на меня из-за Валентинова дня, так?

— В этом как раз нет ничего странного.

— Потом ты приехал ко мне с предложением устроить праздничный вечер в честь дня рождения твоей матери.

— Именно так.

— А заодно — чтобы доказать мне, насколько неверно я о тебе судила, тогда как на самом деле ты — милейшее создание.

— Милейшее? Хм… Ну что ж, может быть. — Барт с вызовом взглянул на нее. — Ты сама это сказала.

Хейзл покачала головой. Она не собиралась позволять ему снова начинать легкий флирт.

— Но правда оказалась гораздо более неприглядной. На самом деле ты разозлился настолько, что решил отплатить мне, причем самым отвратительным способом.