Сердечно и душевно преданный вашему превосходительству, покорный и почтительнейший слуга

Жуковский.

11. Н. И. Гнедичу. <Май 1822, Петербург> ^*

Что «Узник»? ^* Любезный Гандишь! ты теперь сделался тюремщиком. К тебе приехал, говорят, с Кавказа другой прекраснейший узник ^* , которому дай ко мне прогуляться, хотя на поруку; а моего продай! Как хочешь, все хорошо. Теперь же одолжи меня, пришли мне немедленно Виргилия Дидотова ^* — stereotype в маленьком формате. Учусь по-латински. Благослови, отче!

Ж.

И Иоанна попала в узники ^* , и к такому тюремщику, что уже не видать ей свободы!

Мы, кажется, не в Европе, а у черта в пекле. P. S. Пришли мне и латинскую грамматику.

12. Н. И. Гнедичу. <Май 1822, Петербург> ^*

Любезный, благодарю тебя за присылку господина Марона ^* . Ты человек аккуратный и всегда милостивый к просьбам приятелей. Об «Иоанне» нам думать нечего: Кочубей не хочет ее пропустить ^* , запретил для театра! Хвала ему! Я и не подумал делать никаких сокращений, ибо на что они? Теперь «Иоанна» спасена от милых театральных треволнений: жаль только тех стихов, которые достались бы в уста Екатерины. ^* Об «Узнике» похлопочи ^* и продай — как вздумаешь, только продай! А «Узника» кавказского я в глаза не видел ^* ; Тургенев ^* , которому дела нет до того, чтоб самому читать, а только до того, чтоб возить по домам чужие стихи, не рассудил мне прислать поэмы, ибо страшился ее выпустить из своих когтей и боялся, что я (а не он) покажу ее кому-нибудь. Прошу тебя ее мне поскорее доставить; продержу не более одного дня и тотчас возвращу и, если можно будет <сделать> поправки, то, чего ты требуешь. В заключение вот комиссия: попроси Уткина заказать для меня две доски медные ^* , каждая длиною в 10 вершков, а шириною в 8½; он знает какие; в таких же рамках, как прежние, и чтобы доставил, как скоро будут готовы. Нет ли у тебя «Энеиды» Петрова ^* ? пришли ее, очень обяжешь. A propos: [71]Тургеневу не давай ни одного экземпляра моего «Узника». Прошу об этом без шуток.

Ж.

13. Н. И. Гнедичу. <Май-июнь 1822, Царское Село> ^*

Любезнейший Гнедок! Я перед тобою виноват, не написал тебе ни слова о «Узнике» ^* . Но это случилось оттого, что он был мною забыт у Карамзина и послан не мною, прямо из Сарского Села. Слог прелестный! Есть картины несравненные. Много локального. Есть длинное, однако не растянутое. Конец, однако, и обрывист и холоден. Если сочтешь нужным, чтобы я что-нибудь поправил, то пришли корректуру. Из посвящения надобно выбросить замеченные стихи ^* . «Энеиды» мне не надобно уже; я получил. Понемногу хочу познакомиться с латынью и на это употребить павловскую жизнь нынешним летом. Между тем не забываю и поэзии. Об «Узнике» моем хлопочи, и даю тебе на все carte blanche. [72]Между тем возьми на себя труд доставить генерал-адъютанту Бороздину, живущему в доме Жеребцова, на Английской набережной, экземпляр ^* без картинки; ^* если можно, сделай это тотчас, ибо он едет и я ему обещал.

Но не сердись, ради бога, за то, что обременяю тебя поручениями: вольно тебе быть таким точным человеком и, сверх того, еще и таким добрым и милым! — Благодарю за Уткина; если увидишь его, то попроси, чтобы мне доставил вместе с досками и лаку. Он знает какого. Обнимаю тебя.

Жуковский.

14. А. А. Бестужеву. 21 августа 1822 ^*

Милостивый государь Александр Александрович.

Я имел честь получить ваше письмо. С удовольствием исполнил бы ваше лестное для меня желание ^* , но на эту минуту у меня нет ничего такого, что было бы достойно вашего издания. Постараюсь, однако, что-нибудь приготовить. Прошу вас только уведомить меня, к которому времени должен я непременно доставить вам свою пиэсу. ^* Если бы я знал заранее о вашем намерении выдавать «Альманах муз» ^* , то был бы уже готов с моим приношением; но Александр Фед<орович> Воей<ков>сказывал мне об нем мимоходом, и я не слыхал, что вы уже собираете материал для вашей книжки. Постараюсь исполнить ваше желание.

В ожидании личного приятного с вами знакомства уверяю вас точно в почтении, с коим честь имею быть, милостивый государь, вашим покорным слугою.

Жуковский.

15. И. И. Дмитриеву. 11 февраля 1823 <Петербург> ^*

Портрет Гете, обещанный мною вашему превосходительству, давно лежал в моем портфеле, но я боялся вверить его почте, дабы не прислать вам великого германского поэта в измятом состоянии.Теперь нашелся случай отправить его в дорогу, не подвергая опасности. Принося вашему высокопревосходительству этот подарок, я некоторым образом плачу долг благодарности: ваши стихи «Размышление по случаю грома» ^* , переведенные из Гете, были первые, выученные мною наизусть в русском классе, и первыеже мною написанные стихи (без соблюдения стоп) были их подражанием. Итак, мне прилично подарить вас портретом Гете. Вы мой учитель в поэзии. Не назову себя вашим достойным учеником, но имею право благодарить вас за то, что вы способствовали мне познакомиться с живыми наслаждениями поэзии, в которых и высокая цель и главная награда поэта.

Я видел Гете и могу поручиться вам за совершенное сходство портрета с оригиналом. Пользуюсь сим случаем, чтоб принесть вам благодарность за удовольствие, с каким я читал последние ваши стихи. Все четверостишные басни прекрасны ^* , некоторые из них совершенны; это новый род и прелестный! Вам бы легко сказать себе: «Что день, то четверостишная басня!» Легко бы и исполнить сказанное, и наконец неприметно составилось бы собрание, единственное в своем роде.