— А ты не смог бы поприсутствовать при переговорах? Я совершенно не разбираюсь в вопросах недвижимости.

— Извини, Нана, завтра утром я страшно занят. Но тебе ведь совершенно не обязательно сразу подписывать что бы там ни было. Пусть Дюлен оставит тебе примерный текст договора, почитаем вместе повнимательнее, все взвесим, выдвинем свои требования. Такие вопросы не решаются в одночасье. Но в любом случае иметь дело с Министерством культуры все-таки благороднее, чем с любыми нуворишами.

— Знаешь, Эдуар, если честно, мне теперь совершенно все равно, кому достанется замок. — Он сам этим гнусным холодом выпроваживает меня, мысленно добавила я. — Может быть, постараться продать его кому-нибудь подороже? Министерство культуры никуда не денется.

Брунар усмехнулся.

— Неплохо, дружочек.

— Может быть, мне не заниматься продажей самой, а все доверить брату? Если честно, то мне совсем не хочется торговать Бельшютом. А Ален — финансист, он справится лучше. И ты ведь ему поможешь, дядюшка Эдуар?

— Можешь не сомневаться, но все-таки я бы советовал тебе продавать замок самой. Тебе потом будет легче справиться с так называемым чувством вины.

— Ох, не знаю…

— Помнишь мою племянницу? — совсем не к месту спросил он.

— Крошку Пати? В розовых носочках, со скобкой на зубах?

— Извини, дружочек, со скобкой мы расстались много лет назад. Теперь наша мадемуазель Патрисия Романи студентка юрфака и самый надежный в мире агент по недвижимости; на нее ты можешь положиться как на самое себя. Пойдем, дружочек, забирай бумагу, родственники небось заждались. Должно быть, скучают без нас.

— Второй день смотрю на твою сестру, — сказала Моник, когда Брунар решил все-таки подняться к упомянутой особе и поторопить ее с написанием документа. — И только диву даюсь! Она что, всегда такая чудная? Спит на ходу, бормочет, смотрит не пойми куда. Сама бледная, а глаза красные, дурные. Хоть бы поревела, как все нормальные люди.

— А! — Ален поморщился. — Переживает! — Маленькими мехами он раздувал в камине огонь.

Герен снисходительно позволил «мсье» это занятие, но категорически запротестовал, когда «спутница мсье» выразила желание помочь с ужином, и в одиночестве удалился на кухню.

— Тебе что, совсем ее не жалко? — спросила Моник.

— А что ее жалеть? Такая же никчемная, как ее папаша. Судись с ней теперь из-за наследства.

— Ты действительно собираешься через суд требовать с сестры эти несчастные сто тысяч?

— Ничего себе! С каких это пор сто тысяч стали несчастными?

— Да нет. Я так. Все-таки твоя сестра.

— Да пропади она пропадом, эта сестра! Кому она нужна? Очкастая дура!

— А замок тебе нужен?

— Что?!

— Нужен, мой Котик. Нужен. — Моник присела на корточки рядом и потерлась щекой о своего Котика. Он сразу обмяк, вздохнул и погладил ее по бедру. — Я же не дура, я же понимаю, что ты злишься, потому что тебе не достался замок.

— Детка, о чем ты? Я никогда не рассчитывал на него.

— Зато ты бы уж сумел им распорядиться!

— Ну и что из этого?

— Ты такой умный. — Моник медленно приблизила к его лицу свои губы. — Самый умный! — Губы коснулись его лица. — Мы бы так счастливо жили в замке.

Не удержавшись, Ален поцеловал ее сочный рот, но возразил строго:

— Не надейся, крошка, я не собираюсь выкупать у нее замок. Мне не по карману.

— А зачем выкупать? Ты же ее наследник. Сейчас она составит завещание — и замок твой.

Он усмехнулся.

— Моник, это формальное завещание. До момента продажи. А я повторяю, замок мне не по карману.

— Но если она помрет, не успев продать?

— С какой стати ей умирать?

— Ну, мало ли. Камень на башку свалится, отравится чем-нибудь. Или, скажем, руки на себя наложит. От тоски. Никто не удивится. Видно же, не жилец.

— Не болтай ерунды, Моник. Ничего с ней не случится! Она устала, перенервничала. Отойдет. Еще переживет нас с тобой! У нее мысли никогда не возникнет о самоубийстве.

— Может и возникнуть. А можно и не ждать никаких мыслей.

— Ты о чем?

— Я не думаю, Котик, что она с бухты-барахты отдаст замок первому встречному, этому, как его, мсье Дюлену. Будет еще много покупателей! Она станет водить их по замку, показывать башни, подвалы. Ты сам знаешь, какое тут все, поэтому никто не удивится, если она с каким-то покупателем слетит, например, со стены, или на них что-нибудь рухнет…

Губы Моник вместе с дыханием приятно щекотали его ухо, но ее планы пугали.

— Мы бы повенчались прямо в замке. Я бы стала женой моего сладкого барона де Бельшюта и баронессой одновременно. Можно было бы пригласить телевидение, всяких звезд, английскую королеву… У меня был бы длиннющий шлейф, и его несли бы толстенькие детки знаменитостей…

— Не городи ерунды, Моник. — Мысль об убийстве вызывала в нем страх и брезгливость. — Претензии на титул — бессмысленны.

— Но ведь ты унаследуешь замок!

— Допустим. Но, чтобы неродной сын получил титул, нужно разрешение и указ короля, а Франция, как известно, республика.

— Как некстати! — Моник обиженно надула губки.

Ален снова не удержался, чтобы не поцеловать их. Может, и правда, выкупить у сестры замок? — подумал он. Долги — пустяковые, тем более что можно взять новую ссуду, например, под организацию отеля. Место очень хорошее для туризма. К тому же можно оперативно через подставных лиц по дешевке скупить эти долги, чтобы в один прекрасный день оказаться единственным кредитором, и замок — его, потому что Анабель, по большому счету, интересуют только пингвины.

Сестра наверняка с радостью передаст ему право распоряжаться замком и без всякого выкупа. Она же понимает, что никогда не сумеет ни содержать его, ни правильно распорядиться. А уж он-то сумеет: гостиница, отель, туристический центр, что угодно! Конечно, придется периодически выкидывать деньги на ее дурацкие экспедиции, но замок-то все окупит с лихвой! Например, устроить тут на английский манер «уик-энд с убийством», нанять драматурга, актеров. Да сюжетец покруче — с духами и привидениями, это же замок, не какой-нибудь железобетонный отель — любителей острых ощущений пруд пруди…

— Что-нибудь придумаем, детка. Бельшют будет наш, — вместе с поцелуем сообщил он ее губам.

— Ты прелесть, — промурчала она. И, отдышавшись после долгого поцелуя, добавила: — Эта очкастая дура никому не нужна. Может быть, прямо сегодня?

А что, если?.. И никаких лишних расходов…

— Глупышка, тебе не идет жестокость, — тем не менее нежно укорил он и опять поцеловал, но теперь в носик.

— Щекотно, дорогой. Не сюда. — Прикосновения быстрых пальцев Моник опьяняли. — Ты же знаешь, в нос мне всегда щекотно… Ой, подожди, кажется, кто-то пришел.

Они обернулись одновременно.

Как влюбленные школьники, которых застали врасплох, подумала я и, пожалуй, позавидовала.

— Очаровательно, — сказал Брунар. — Голубки у камина. А мы-то думали, вы без нас скучали.

— Конечно, скучали, — сказала Моник. — Ну ты и утеплилась, милочка. Прямо как на Северный полюс!

— Никак не могу согреться, — призналась я. — Я не очень смущаю вас своим видом?

— Да ладно, — хмыкнула она. — Рустикальный [1]стиль в одежде очень подходит к этому месту.

— Ужин, господа! — Герен вкатил в гостиную тяжелый сервировочный столик.

— А глинтвейн? — спросил брат.

— Глинтвейн а-ля гран-барон!

Брат с радостным предвкушением потер руки и пригласил Брунара к столу. Но тот виновато повторил, что торопится и что хотелось бы поскорее закончить формальную процедуру. Арман и Моник поставили подписи под завещанием; Брунар уехал.

Мы с Моник помогали дворецкому сервировать ужин. Я чувствовала, что он откровенно недоволен — в старые добрые времена господа не позволяли себе такого! — но терпел «неправильное» поведение молча. Он немного успокоился, когда мы наконец если за стол и чинно приступили к трапезе, а он торжественно занял свой пост за моим стулом. Мясо оказалось непрожаренным, хлеб отдавал сыростью, салат был просто ужасен, но горячий, терпкий, необыкновенно вкусный напиток значительно улучшал ситуацию.