Идти подвалом Винсент отказался категорически, поэтому мы отправились по крепостной стене. Низкое небо было по-прежнему затянуто тучами, но дождь перестал. Деревья и цветники под нами выглядели очень грустно — всюду сломанные ветви, погубленные цветы, кое-где валялись куски сорванных крыш. Хорошо, что вовремя появился Винсент, думала я. Плохо, конечно, что он напуган, но мы поможем ему справиться со страхами и переживаниями. А что делать мне с моими переживаниями? Как вместить новый образ папиного друга и его племянницы?

Мы вошли в Капустную башню, поднялись по лестнице. Все было тихо. На верхней площадке Винсент успокоился окончательно и виновато произнес:

— Госпожа баронесса, я вообще-то был тут ночью. Только, пожалуйста, не говорите деду! Он будет смеяться. Я ведь и ночью слышал разные голоса! Я нарочно пришел сюда снова, чтобы убедиться, что мне тогда показалось. Но я опять услышал голос! Может, потому что я был один? Да, госпожа баронесса?

— Может быть, — сказала я, понимая, как мальчику нужна поддержка. — Когда я одна, я тоже иногда слышу голоса моих любимых людей и даже разговариваю с ними.

— Но это были чужие голоса, госпожа баронесса, мне совсем не хотелось с ними разговаривать! Но я все равно пошел посмотреть, кто это, но ничего не увидел, кроме штыря. А теперь нет и штыря.

— Какого штыря? — удивилась я. — Нет тут никакого штыря!

Винсент вздохнул и рассказал про какой-то штырь, якобы торчавший ночью из пола площадки башни, который на его глазах за сто шесть секунд опустился вниз и слился с полом.

Я не понимала ровным счетом ничего! Люк и Брунар — явно еще меньше.

— Почему ты утром не рассказал об этом госпоже баронессе? — спросил юрист, пытаясь извлечь хоть какую-то здравую подробность.

— Я говорил всем! Я всем сказал про привидения! Но мне никто не поверил, а дед даже обругал! Вы же мне и сейчас не верите? Правда, госпожа баронесса? Не верите? Но штырь был. У него шляпка в виде квадратика. Я его найду!

Мальчик опустился на колени и стал ползать по плитам. Я проследила за ним глазами и вдруг возле скамьи увидела сечку для капусты. Я еще не успела подумать, откуда она тут взялась, как Винсент радостно сообщил:

— Нашел! Вот этот квадратик! Чем бы поддеть? — Схватил сечку, подцепил одну из мелких плиток и потянул вверх.

Удивительно, плитка поддалась, вытягивая железный штырь за собой. Мы смотрели на штырь как завороженные. Потом вдруг раздался скрежет, лязг, и за спиной мальчика начали расходиться плиты. А он все тянул и тянул вверх этот самый штырь.

— Вот видите, а вы мне не верили, — с гордостью произнес внук историка, распрямился, намереваясь сделать шаг назад — прямо в проем между плитами.

Мы оцепенели. Первым отреагировал Люк, прыгнул на мальчика, на лету резко отбрасывая его от разверзшейся дыры, из которой вдруг послышались вопли и стоны. Винсент благополучно откатился к скамье, а я узнала голос моего брата! Однако Люк не удержал равновесие, обрушиваясь прямо в проем, но тем не менее успел вовремя зацепиться за край плиты и повиснуть на руках.

— А! О! О-о-о! — неслось из глубины.

— Ален! — закричала я. — Братик!

Тем временем штырь начал медленно врастать обратно в пол, а плиты-створки — сходиться, норовя вот-вот раздавить Люка. Теперь уже не растерялся Винсент, заклинив шляпку штыря сечкой, а Брунар шагнул к проему и протянул руку.

— Держитесь, Дюлен!

Я тоже приблизилась. При дневном свете было видно, что между раскрывшимися плитами вниз ведут ступени деревянной лестницы, древней и гнилой. Темнота в самом низу, но на глубине метров трех над черной бездной на каком-то одиноком качающемся куске лестницы полусидит-полулежит Ален и выкрикивает что-то бессвязное. Из дыры тянет жуткой гнилью и вековой затхлостью. Боже мой, подумала я, вспомнив, что у Люка аллергия, только бы он не задохнулся! Все происходило молниеносно и как под водой одновременно.

— Лучше найдите фонарь и веревку, — ответил Брунару Люк, и по лицу и голосу я убедилась, что его уже мутит от вони.

— Вот фонарь, мсье. — Винсент протянул ему почти игрушечный фонарик. — Я сбегаю за веревкой!

— Люк! Пожалуйста, — хрипло зашептала я, потому что мешал комок в горле. — Вылезай! Ты задохнешься! Вызовем спасателей, они…

— Некогда, лучше свяжи свою шаль с пиджаком Брунара и еще с чем-нибудь подлиннее, — перебил меня Люк и закашлялся, а его глаза уже слезились от вони. — Деревяшка под твоим братом может обломиться в любой момент.

Мы связывали вместе все, что могли, из одежды, со страхом наблюдая, как Люк уверенно спускается по выступам камней к останкам лестницы. Наконец он подобрался к моему вопящему брату, с ловкостью иллюзиониста обмотал его нашей импровизированной веревкой, и мы втроем — Брунар, Винсент и я — выволокли Алена наружу. Кошмар! Брат едва держался на ногах, уверяя, что он уснувшая Белоснежка, и ругался, зачем мы его разбудили, ведь еще не приехал прекрасный принц…

Брунар и Винсент водворяли Алена на лавку, а я с «веревкой» метнулась к дыре: я больше не могла слышать надсадный кашель Люка, доносившийся из недр башни.

— Вылезай скорее! — закричала я вниз, кидая туда «веревку».

Но или я сделала что-то не так, или Люк устал, но он сорвался и поехал вниз по каменной стене. Я чуть не умерла! Но он опять умудрился быстро зацепиться за что-то. На наше счастье, «веревки» еще хватало, но Люк лишь крикнул:

— Погоди! — и осторожно пополз вниз.

— Что ты делаешь! Вылезай! Пожалуйста! Ты задохнешься!

— Там на дне кто-то есть! — сообщил он.

— Да, — сзади меня сказал Винсент, — ночью был еще женский голос.

Моник, догадалась я, даже не давая себе труда подумать о том, почему брат и она попали в башню: я с замиранием сердца следила за силуэтом Люка, уже плоховато различаемым в темноте. Он кашлял все сильнее и вдруг снова сорвался!

— Люк! Люк! — дико закричала я, но в ответ — только глухой звук от падения, повторенный эхом. — Люк! Люк!

Он не отзывался. Я была готова прыгнуть следом!

— Успокойся, Нана. — Брунар погладил меня по спине и отвел от провала между плитами. — Будем надеяться, что ничего страшного не произошло. Он мог просто потерять сознание. Вот уж не думал, что у тебя роман с сыном Дюлена…

— Где мой принц? — бормотал Ален. — Зачем вы разбудили меня? Мошенники! Я хочу обратно в пещеру!

— Господи! Я не переживу, если еще и он!.. Что же это такое, Эдуар? Почему все против меня? Только что не стало папы, теперь Люк… — Не испытывая ни малейшего стеснения, я зарыдала в голос на плече адвоката. — А Ален свихнулся! А ты, ты, ты, дядюшка Эдуар! Как ты мог все скрывать от меня?

— Не плачьте, госпожа баронесса, — всхлипнув, сказал Винсент. — Мне кажется, я опять что-то слышу.

Я притихла и подошла вслед за мальчиком к дыре.

— Я жив! — не очень внятно донеслось из темноты.

— Жив-шив-шиф! — повторило эхо.

Никогда в жизни я не слышала более чудных звуков!

С большим трудом мы поволокли моего невменяемого брата вниз по узкой лестнице. Он кряхтел и упирался.

— Я ведь совершенно забыл сказать тебе, Анабель, — вдруг сообщил Брунар. — Кредиторы отозвали иски! Все выплатил наш бедолага Ален. И что его понесло ночью на башню?

Я пожала плечами.

— Не обижайся, Нана, я хотел сообщить тебе это сразу, для того и звонил. Но потом совершенно вылетело из головы с этими телевизионщиками! — оправдывался бывший друг.

— А по-моему, господа, зря вы их прогнали и не захотели вертолет, — заметил Винсент. — На вертолете они бы запросто доставили этого мсье прямо из башни в больницу. И нас бы всех показали по телевизору. Теперь мне никто в классе не поверит…

После нескольких уколов и обильного приема горячей пищи, сопровождавшегося чавканьем и нечленораздельным бормотанием, мой брат проспал восемнадцать часов и откровенно изумился, обнаружив себя в больничной палате. Он тут же потребовал завтрак «или что там у вас сейчас?» и чтобы я немедленно позвонила Люси, его бывшей. О времени, проведенном в Капустной башне между небом и землей, Ален не помнил ничего абсолютно!