Люк несколько раз поправил свою прядь, вытер лицо руками. «Принцесса» не исчезала, а, склонив голову, смотрела на него. Все-таки какое счастье, подумал Люк, что я не поддался ее чарам, не натворил ничего ни в подвалах, ни на лестнице, ни здесь, когда мы оказались на площадке башни…

Выпуская ее руку из своей, он тогда едва сдержался, чтобы, наоборот, не обхватить ее второй рукой, не зацеловать, не повалить на пол. В этот лунный свет! Хотя не особенно-то он и сдерживался, стоило взглянуть на нее в более или менее сносном освещении — старая кофта, немыслимая юбка до пят и эти разномастные носки под ней, стоптанные кеды… Неужели она не понимает, что в красивых местах нельзя одеваться некрасиво? Или она привыкла? Не видит красоты замка? Это просто ее жилье, где водятся мыши и надо периодически удалять паутину?

Ровным голосом она предложила сесть и полюбоваться видами. Показала на какую-то грязную лавку. Но в лунном свете на фоне прекрасных древних стен и роскошного звездного неба за готическими зубцами и ее ровный голос, и грязная лавка были просто оскорбительными! Особенно ее носки из разных пар под жуткой юбкой. Шагнув к лавке, она в очередной раз продемонстрировала их Люку.

Конечно, всю эту гадость можно сорвать с нее и вдоволь насладиться превосходным гибким телом — Люк почему-то не сомневался, что у нее именно превосходное гибкое тело — на этих кованых плитах, в этом лунном свете. Замечательное приключение! Она тоже останется довольна! Женщинам нравится все такое — ночь, луна, внезапная страсть, звезды над головой… Ну, решайся, Люк. Хватит играть в бойскаутов!

— Да, несомненно. Пейзажами, — повторил он и бросился к ближайшей бойнице. И остолбенел от открывшегося перед ним вида. Ощущение было такое, что башня — и он, Люк, вместе с нею — буквально парит над водами Рейна! Не веря в это, Люк перегнулся через кладку и посмотрел вниз. — Потрясающе!

Вот и все, что он мог сказать: башня и скала почти вертикально уходили в воду. Вокруг громоздились другие утесы, некоторые острыми пиками торчали из волн. Высокий берег убегал вдаль горными вершинами, в ущельях таинственно клубился туман. А противоположный, низкий, берег жил банальной будничной жизнью — дома, фонари, шоссе с букашками машин. Во всяком случае, за завистливыми огоньками темного низкого берега не могло скрываться ничего другого. Но здесь! На этой стороне! Сплошные утесы и скалы…

Да будь он хозяином этого замка, Люк не задумываясь открыл бы школу экстремального туризма! Центр подготовки альпинистов! Это же золотое дно!

— Я рада, что вам нравится, — произнес ровный голос девушки за его спиной.

Люк пробормотал еще какие-то восторженные слова, раздумывая о том, что, конечно, Министерству культуры отдавать это место не стоит, лучше подыскать каких-нибудь клиентов, понимающих в альпинизме, может, даже связать с ассоциацией экстремальных видов спорта.

Она что-то говорила о своих детских фантазиях, но Люк уже прикидывал, во сколько могут обойтись начальные затраты на такую школу, сколько требовать за день проживания… Она упомянула всадников, каравеллы на Рейне. Чушь какая-то, но ведь ради приличия давно пора ей ответить. Он прислушался.

— А вы никогда не мечтали очутиться веков эдак пять назад, примерить латы, вскочить на коня?

— На коня? — Если сказать, что в детстве его волновали вовсе не рыцари, а ковбои, она еще, чего доброго, обидится, решил Люк. А ведь он втайне от родителей лет в тринадцать даже сбегал на ипподром, экономя карманные деньги ради того, чтобы научиться держаться в седле. — Кстати, одно время я слегка занимался верховой ездой, — небрежно сообщил он. — Вы вроде упоминали что-то насчет конюшен? — И обернулся.

Но вместо знакомой девушки увидел принцессу. Принцессу в черном платье и в лунном свете.

— Как вы это делаете? — невольно спросил он, ужасаясь реальности колдовства.

— Что именно?

Прошло, наверное, триста лет — или одно мгновение? — прежде чем он вспомнил о фляжке в своем кармане. Он ведь специально купил ее на днях, предвкушая поход под парусом, а сегодня утром наполнил коньяком и убрал в карман. Никакого иного средства справиться с колдовством Люк не мог придумать.

— Хотите коньяку, баронесса? — «Принцесса…» — едва не сорвалось с его языка.

— Да, — обрадовалась я.

Дюлен так долго и пристально разглядывал меня, что мне стало не по себе. Как будто я была каким-то диковинным зверем или, пардон, совершенно не вовремя — голой… А парень всего-то не решался предложить мне выпить! Он достал из кармана брюк маленькую плоскую фляжку. Протянул мне. Серебряная фляжка с выгравированным на боку каким-то животным.

— Присаживайтесь, мсье Дюлен. — Я уселась на свою вязаную кофту.

Он кивнул, сел рядом. От луны его волосы были совсем серебряные, да и вся фигура тоже. И я вдруг очень отчетливо вспомнила серебряные доспехи с гравированными ягуарами того самого рыцаря из моих снов. Ягуар на серебряном поле! Неужели? Я отвела свою руку с фляжкой подальше и только тогда поняла: это жираф…

— Почему жираф? — спросила я, сделав глоток, и возвратила фляжку. — Ваш герб? Я знаю, что у третьего сословия в Средние века встречались гербы. Вам удалось сохранить?

Дюлен пожал плечами и открыто улыбнулся.

— Естественно нет, и не было. Просто мне понравилась эта фляжка, какая разница, что нарисовано? Ваше здоровье! — Он медленно приложил фляжку к своим губам, и мне показалось, словно бы лизнул горлышко кончиком языка. — Еще глоток?

— Благодарю, с удовольствием. — Я взяла фляжку, поднесла ко рту… Боже мой! Что я делаю?! Я ведь только что чуть точно так же не лизнула горлышко! И дело тут вовсе не в гигиенических соображениях… Не пить, отказаться, вернуть фляжку? Но это глупо и в общем-то неучтиво. Я выпила. — Чудесный коньяк. Такой ароматный!

— Да, бархатистые нотки. И достаточно свежий для двадцатилетнего.

— Любимая шутка моего брата! — Коньяк с явным опозданием заструился теплом по моим внутренностям.

— У вас есть брат? Но тогда, простите, почему…

— Потому что он у моей мамы от первого брака. Но мы очень любим друг друга! — Наверное, это не совсем то, о чем следует говорить с торговцем недвижимостью, но у торговцев недвижимостью не бывает таких голубых глаз! Они не носят белых свитеров и белых, ослепительно белых, снежно-белых льняных брюк… — А у вас есть братья или сестры, мсье Дюлен?

— Да, целых две. Кристин и Аньес.

— А моего брата зовут Ален. — Мне даже сделалось непривычно жарко от коньяка.

— Вот как? — Дюлен пододвинулся ближе и положил руку на спинку скамьи так, как если бы собрался меня обнять.

— Да. Ален Жердоль, — отвернувшись, пробормотала я и уставилась на керосиновую лампу. Она стояла на полу — несколько необычное положение для лампы — и беспомощно пыталась светить ярче луны. Коньяк во мне вообразил себя кипящим термальным источником.

— А ваш замок называется Бельшют, а в вашем гербе — философский камень, — таинственно зашептал Дюлен.

Он пододвинулся так близко, что я услышала запах его одеколона, в духе современных тенденций, отдававшего свежим огурцом, как приправа для салата. Или это не одеколон, а всего лишь огуречный лосьон? В переходном возрасте я пользовалась притиранием с подобным ароматом от юношеских угрей…

— Вовсе не философский, а самый простой булыжник, — громко сказала я. Воспоминание об угрях подействовало на меня отрезвляюще. Я посмотрела Дюлену прямо в лицо. Оно было так близко! Здоровая матовая кожа, хорошо выбритые щеки и подбородок… — Камень — гнет для капусты. Я ведь показывала его вам в подвале.

— Да, да, — рассеянно произнес он. Убрал руку со спинки, поправил ею свою прядь, поднялся, подошел к бойнице.

— Извините, мсье Дюлен, что я невольно напомнила вам про вашу аллергию.

— Пустяки. Не обращайте внимания. — Он вернулся к скамье и сел, но далеко от меня. — Простите, о чем мы говорили? — Чувствовалось, что он явно не в своей тарелке.

— Да в общем-то ни о чем. За исключением нежилых корпусов и дворовых служб мы уже все осмотрели. Но идти туда в темноте не имеет смысла. Так что, если вы торопитесь…