Нападающий «Тигров» забил первый гол. Билл завопил от восторга, но щекотливой темы не оставил.

— Знаешь, Дик, по-моему, ты просто не даешь Флоренс ни малейшего шанса. После той истории, когда ты чуть не потерял работу из-за девицы, ты стал относиться к женщинам совершенно иначе.

— А что тут удивительного? Ты ведь знаешь, как важна для меня моя работа. — Ричард не кривил душой. Тот, кто на собственном опыте познал, что такое бедность, не захочет снова опускаться на дно. — Нынешнее положение стоило мне немалых трудов, я вовсе не намерен лишаться его даже ради самой распрекрасной прелестницы города.

Билл пожал плечами.

— Наверное, ты прав. К тому же кто такая эта Флоренс? Всего-навсего стриптизерша. Наверняка она уже и счет потеряла мужчинам, которых сбила с пути истинного.

Вот ведь провокатор! Нарочно дразнит его. Айрин с Флоренс так здорово спелись, что библиотекарша просто не могла не рассказать жениху правду о лучшей подруге.

И все-таки реплика Билла заставила Ричарда призадуматься. Как может он гадать, чего хочет от их отношений Флоренс, если не поймет толком, чего же хочет сам. Нет, им определенно надо поговорить еще раз. Начистоту. Выяснить все раз и навсегда.

Он решительно поднялся.

— Спасибо, Билл. Прошу прошения, но мне надо идти.

Билл не стал притворяться, будто не понял, в чем дело. Он ободряюще хлопнул друга по плечу.

— Давай, Дик! Действуй! Она от тебя не уйдет!

Еще бы. Направляясь к выходу, Ричард привычным жестом смахнул пылинку с рукава. До сих пор ему не приходилось встречаться с проблемой, которую нельзя решить, касается ли эта проблема работы или женщины. И Флоренс Саузи, несмотря на все ее обаяние и красоту, не станет исключением из правил.

Если он сам все не испортит, в очередной раз поддавшись магическому притяжению этой женщины.

Флоренс вставила в магнитофон новую кассету. Торжественные мелодии «Чифтайнз» сменились более легкими плясовыми «Даблинерз».

В распахнутые окна било солнце, незаметно подкралась жара. Флоренс нежилась в любимом кресле у самого окна. Кто сказал, что творить надо за столом, тщательно подготовив и организовав рабочее пространство? Лично к Флоренс муза куда охотнее являлась в неформальной обстановке.

Однако сегодня капризная богиня вдохновения что-то не спешила осенить молодую женщину своими крылами. В ушах, заглушая льющуюся из магнитофона музыку, раздавалось поскрипывание стола в маленькой комнатке, перед глазами вспыхивали яркие картинки минувшей ночи.

Наверное, стоило бы испытать, сработала ли ее уловка — раскрепостила ли ее эта ночь? Правдиво ли старинное музыкантское поверье? Пробудились ли в ней новые таланты? Словом, надо бы спеть. Но петь Флоренс не могла, ее душил стыд. Она беззастенчиво использовала Ричарда, злоупотребила его порывом. Не очень-то этично вступать в интимную связь с мужчиной из столь эгоистических побуждений, как надежда улучшить свои вокальные данные.

Так что сегодня работа не шла. На коленях у Флоренс лежала папка с набросками композиции по мотивам народной кельтской музыки, нечто вроде мини-оперы — цикл баллад и песен, объединенных общим сюжетом. Флоренс писала и слова, и музыку. Но сегодня она чувствовала, что попала в заколдованный круг: чтобы писать слова, надо бы спеть мелодию, а ей не пелось из-за чувства вины перед Ричардом.

Да вдобавок еще ехидный голосок из глубин подсознания так и нашептывает горькую истину: если хорошенько покопаться в себе, она, Флоренс, уцепилась за старое поверье лишь как за предлог, чтобы отдаться Ричарду. Потому что ей этого страшно хотелось. Хотелось, как ничего другого в жизни.

И если голосок прав, ее сердце в опасности. Они с Ричардом не пара. Они никогда не сумеют приспособиться друг к другу, любой союз между ними обречен окончиться разочарованием для обоих.

Стараясь отрешиться от горестных мыслей, Флоренс уставилась на лежащую на коленях партитуру. Внезапно в мелодию баллады, звучащую в ее мозгу, вкрались какие-то посторонние, вполне реальные, но отнюдь не мелодичные звуки. С некоторым трудом молодая женщина признала в них трезвон телефона. Ну вот, подниматься теперь и тащиться в кухню — по странной прихоти хозяев квартиры телефон был именно там.

Интересно, кто же это так усердно ее добивается? Пятый раз за день. Предыдущие разы Флоренс гордо не брала трубку, но сейчас все же встала и побрела к двери. А вдруг звонят по работе? Конечно, опять она обманывала себя, ведь влекла ее в первую очередь надежда узнать, не Ричард ли ее ищет.

Поймав себя на этой мысли, Флоренс с досадой тряхнула головой. Спутанные пряди волос — сегодня она оставила их распущенными — упали на лицо. Смахивая их, Флоренс вышла в прихожую и буквально уткнулась лицом в широкую мужскую грудь, обтянутую голубой футболкой. Не веря себе, она подняла голову — и встретилась с пристальным взглядом ярко-синих глаз. Тех самых, что преследовали ее в жарких обрывочных снах всю неделю, особенно же этой ночью.

— Ричард? — Флоренс не находила слов.

Они стояли так близко, что ее обдавало уже знакомым теплом сильного тела. Но молодая женщина и не подумала отшатнуться, шагнуть назад. Напротив, ей приходилось прилагать все усилия, чтобы не упасть на грудь возлюбленному.

Ричард тоже молчал. Но взглядом буквально пожирал обнаженные руки и ноги Флоренс. Ей казалось — еще миг, и она не выдержит, взмолится о повторении прошлого вечера.

— Опять расхаживаешь полураздетой, — наконец нарушил он молчание. — И, кстати, забываешь запереть дверь. Я подошел, а она была приоткрыта.

Что верно, то верно. Прав по всем пунктам. Флоренс вообще отличалась рассеянностью в мелочах вроде дверей, а из-за жары на ней сегодня был лишь легкий и предельно легкомысленный костюм: пестрая мини-юбочка с запахом и такой же пестрый топ, размером напоминающий скорее лифчик от купальника. Вообще-то молодая женщина чувствовала себя в нем совершенно непринужденно, но сейчас ее отчего-то бросило в жар. Под взглядом Ричарда она показалась себе совершенно обнаженной, такой, какой он видел ее вчера.

Она набрала в грудь побольше воздуха, силясь противостоять искушению. Нет, хватит, она еще не пришла в себя от первого столкновения с миром плотской любви. Во всяком случае, эмоционально. Физически-то ее тело просто умоляло о втором уроке.

— Но ведь так жарко. Кроме того, загар снова входит в моду, ты что, не слышал?

Флоренс болтала всякий вздор и прекрасно сознавала это. А что поделать? По крайней мере, хоть какой-то способ найти работу губам, помешать им прильнуть к губам Ричарда.

— Слышал. Но все-таки буду весьма признателен, если ты накинешь хотя бы халат или рубашку.

Молодая женщина недоуменно покачала головой. С чего это он?

— Видишь ли, — пояснил Ричард, правильно истолковав выражение ее лица, — мне очень трудно с тобой разговаривать, когда ты почти голая. Сильно отвлекает. А мне сейчас отвлекаться нельзя. Хочу сказать тебе нечто важное.

Его улыбка могла бы растопить разом все льды Гренландии. Во всяком случае, так казалось Флоренс. Сама она просто таяла под этой улыбкой. От сознания, что ему нравится ее тело, что оно отвлекает его, мешает сосредоточиться на деле — его, хладнокровного и собранного бизнесмена! — молодая женщина трепетала.

— Может, нам все-таки пройти в комнату? — предложил тем временем Ричард.

Флоренс неловко кивнула, вспомнив наконец об обязанностях хозяйки дома. Они вошли в гостиную, откуда продолжали литься звуки музыки. Тут-то молодая женщина заметила, что, вставая с кресла, чтобы подойти к телефону, умудрилась уронить партитуру. Нотные листы разлетелись по всему полу. Покраснев от смущения, она бросилась подбирать их.

— О, Люкк Келли, — заметил Ричард. — Его голос гораздо богаче, чем у Шона Кина, тебе не кажется?

Флоренс так и застыла, стоя на коленях на полу и протянув руку за очередным листом. Ричард знает «Даблинерз» и разбирается в кельтской музыке настолько, чтобы судить о вокальных данных того или иного исполнителя? Кто бы мог подумать? Он, ассоциирующийся у нее исключительно с официальным стилем?