Да, события субботней ночи испарились из Викиной памяти. Зато она отлично помнила субботнее утро. Виктория четко и ясно увидела себя в снимаемой квартире на Дебютной улице. Она стояла в неглиже у распахнутого шкафа и мучительно соображала, что надеть. Выбор был невелик – джинсы, блузка, платье. Вика словно была папуасом, задумчиво выбирающим одну из двух набедренных повязок. Лаконичность ее гардероба конкурировала с его убогостью. В автосалоне ее спасением была униформа.

До субботы была совершенно свободная пятница, так как в четверг Виктория сплавила ребенка за город, к Нине Григорьевне. В садике взялись модернизировать кухню, и Виктория столкнулась с проблемой непристроенного ребенка. Хорошо, что в деревне жила энергичная, моторная двоюродная бабуля, всегда готовая приютить правнука…

– Почему в субботу я так напряженно думала, что надеть? Куда я собиралась пойти? И где провела ночь?

Мысли, терзавшие извилины, только усилили головную боль, не добавив ясности в ситуацию. Виктория не сдавалась. Она пыталась оправдать новый цвет волос, словно, преобразившись из пшеничной блондинки в эффектную брюнетку, она автоматически повысила свой интеллектуальный коэффициент.

– Ну надо же, какая пробка в сонный выходной, – пробормотала Вика, притормозив на шумном перекрестке.

Обычно в воскресные дни городские улицы не были такими оживленными – особенность населенного пункта, уже выбившегося из разряда «таун», но не достигшего размеров «сити». Очередь к «зеленому» светофору занимала полквартала – словно на перекрестке раздавали бесплатные талоны на фотоэпиляцию.

Сосед слева делал настойчивые знаки, требуя опустить стекло. Виктория откликнулась на его немые гримасы.

– А?

– Поужинаем сегодня вместе?

– Вы с ума сошли! – возмутилась Вика. И уползла на метр вперед, к заветной цели – месту рассасывания пробочной метастазы.

Прежде чем соглашаться на ужин с незнакомцем, было бы неплохо разобраться с незнакомкой, которая сейчас сидела за рулем «рено», – то есть с ней самой. И подождать, пока ее перестанет терзать головная боль.

Отвергнутый попутчик предался унынию, не в силах понять, почему ему отказали столь решительно.

– Я что, такой страшный? – поинтересовался он, догнав «рено».

– Почему?

– А почему вы мне отказали?

– Потому что сегодня мне не до ужина. Лучше объясните, куда все едут? Почему такая пробка? Почему людям не сидится дома?

– Так ведь рабочий день!

– Серьезно?

– Понедельник, если вы забыли.

– Понедельник?!! – закричала Вика. – Сегодня воскресенье!!!

– Приятно было познакомиться, – быстро промямлил попутчик, закрыл стекло и рванул к перекрестку, благо дорога немного освободилась.

– Какой пассаж! – громко изумилась Вика. – Понедельник! Значит, не только субботняя ночь, но и воскресная улетучилась из моей памяти! Целую бездну времени я провела неизвестно где, неизвестно с кем и неизвестно в какой позе. Какая трагедия! Мне пора подумать о моем моральном облике.

Через полчаса Виктория сидела в холле отделения милиции. Наверное, она сделала совсем неутешительные выводы насчет своего морального облика, раз тут же пошла сдаваться. Или она решила, что провела достаточно времени в роли Алисы Горностай, и пора заканчивать маскарад? Очевидно, Виктория еще очень плохо соображала больной головой, если решила возложить на милицию решение своей мистической загадки.

Сначала Вика сунулась в окошечко, прорубленное в оргстекле и украшенное красной надписью «Дежурная часть». Но у ребят в серо-синей форме, как и следовало ожидать, и без нее хватало забот.

– Посидите там, – кивнул ей молодой милиционер.

Вика опустилась на скамью рядом с дамой в плаще и вязаном берете и закинула ногу на ногу. В ее суперкороткой юбке сидеть иначе было невозможно, любая другая поза бросала вызов общественной морали.

Женщина в берете не могла оторвать глаз от бирюзового кожаного плаща соседки и от серебристых змей на ее колготках. Скатавшееся вязаное изделие на голове дамы явно не соответствовало атмосферным условиям последней недели апреля.

– У вас-то какие проблемы? – грустно осведомилась женщина.

Действительно, разве возможны какие-то проблемы у такой респектабельной и гламурной особы?

Вика развернулась к вязаному берету. Дамочка тут же ощетинилась. Ей показалось, что соседка смотрит на нее презрительным и спесивым взглядом аристократки, не желающей контактировать с плебсом. Но она ошиблась. Виктория никогда не отличалась снобизмом или высокомерием, даже в тот период жизни, когда она купалась в роскоши и летала на выходные в Париж и Милан за покупками.

Бирюзовая нимфа с готовностью стала объяснять, в какую переделку попала.

– Понимаете, меня зовут Викой Коробкиной. А паспорт… Полюбуйтесь!

Грустная дама в берете взяла документ и внимательно его изучила.

– Алиса Горностай, – прочитала она. – Но это ваш паспорт.

– Нет, я Вика Коробкина.

Дама покачала головой:

– Чем вас не устраивает Алиса Горностай? Очень эффектное имя.

– Но я Виктория Коробкина!

– Алиса Горностай звучит гораздо интереснее какой-то Коробкиной!

– Я не Алиса Горностай!

Женщина пожала плечами. У нее на лбу загорелось футбольное табло с яркой надписью: «С жиру вы беситесь».

И тут Виктория ясно представила, как сейчас она начнет объяснять отряду милиционеров, что у нее чужой паспорт, чужие права на машину, чужая машина, чужая одежда. Что у нее болит голова, зубы, ломит все кости.

Действия милиционеров? Или послать чокнутую на три буквы. Или взять пробы на алкоголь и наркотики. Или проверить, не висит ли на пресловутой Алисе Горностай пара-тройка теплых трупов…

Не успела Виктория покрыться липким потом при мысли о трупах, как случилось новое испытание для ее нервов. Что-то вдруг загудело, завибрировало на скамейке около Викиного бедра. Девушка испуганно подскочила и увидела серебристую сумочку, превратившуюся в живое существо. Сумка тряслась мелкой дрожью, как от холода.

Вика взяла ее на руки и погладила, пытаясь успокоить. Дама в берете посмотрела на девушку с жалостью, будто на умалишенную.

– Телефон достаньте, – посоветовала она.

– Телефон! – обрадовалась Вика. – Как я не догадалась!

И верно, нетипичное поведение сумки было спровоцировано именно мобильным телефоном. Аппарат вибрировал и надрывно гудел, привлекая внимание хозяйки.

– Оу, сколько непринятых звонков! – удивилась Виктория. Она разглядывала дисплей. – Алло?

– Что ты делаешь? – прозвучал в трубке чей-то недовольный голос. – Перестань суетиться!

Виктория быстро захлопнула крышку мобильника и оглянулась.

– Знаете, вы правы, – сказала она даме. – Наверное, не стоит грузить наши правоохранительные органы подобными глупостями!

Виктория потерла виски пальцами. В глазах опять мельтешили разноцветные огни, в голове гремела музыка и били тамтамы. Виктория устремилась к выходу.

– Да, я едва все не испортила! – сказала она. – Сейчас бы меня законопатили в камере. Посадили в «обезьянник». Мне это надо? Нет, не надо. Но кто звонил? Странно… Голос кажется мне знакомым… Или звонок предназначался не мне, а Алисе? Мобильник-то ее…

Автоматически перейдя после развода в разряд «бывшей», свекровь Маши, однако, сохранила полноценный статус бабушки троих здоровякинских пацанов, а значит, оставила за собой право наносить визиты. Ирак менее въедливо инспектировался на предмет ядерного оружия, чем Машина квартира – на предмет соблюдения санитарных норм для успешного взращивания малюток.

Когда-то Мария прочитала трактат Сунь-цзы «Искусство войны», но ей не всегда удавалось избежать ловушек, умело расставляемых дорогой родственницей. Та, кстати, о Сунь-цзы и не слышала, однако была от природы искусным стратегом.

Увидев в дверной глазок бесценный лик мадам Здоровякиной, Мария сказала себе: «Я спокойна. Я улыбаюсь!» – и распахнула дверь. Визит свекрови нужно было просто пережить. Советский резидент в глубоком тылу врага испытывал такое же нечеловеческое напряжение душевных сил.