Переезды из города в город, возмущенные кредиторы, обманутые жертвы были неотъемлемым антуражем совместной жизни с Коробкиным. К тому же обаятельный, вальяжный Кирилл пользовался непреходящим успехом у женщин и активно дарил им свое внимание, деньги, свободное время. Вике была отведена роль безгласной домашней утвари. Первую оплеуху она схлопотала, когда возмутилась, увидев следы губной помады на его рубашке. Кирилл не собирался ничего объяснять. Вербальным методам воздействия он предпочитал физические. Первая трепка ознаменовала конец Викиной любви к мужу. Теперь она его тихо ненавидела.

Да, она была разодета в меха и драгоценности, к ее услугам был элегантный джип «Тойота-RAV-4». Лучшие бутики города, дорогие косметические салоны, элитные фитнес-клубы ждали в гости vip-клиентку. Взамен она должна была мириться с непостоянством Коробкина, его бесконечными адюльтерами и ясным пониманием того, что она стала половинкой для человека преступного, порочного, жестокого. Каждая копейка, потраченная Викторией на семгу или помидор, имела бесчестное происхождение.

Но и это было не самое ужасное. Страх за себя и сына изводил Викторию. Она и Данила могли заплатить жизнью за опасные игры, в которые играл Коробкин. Он балансировал на острие ножа, жена и сын являлись заложниками его страсти обманом выкачивать из людей деньги. И Виктория сбежала назад к родителям с трехлетним Данилой на руках.

Поступок молодой супруги потряс Кирилла. Арабский шейх был бы менее ошарашен. Как такое возможно! Им – сказочным и невероятным мужиком – пренебрегла белобрысая пустоголовая кукла! Коробкин воспринял уход Виктории как личное оскорбление. Холодная ярость сияла в его глазах, когда он приехал на переговоры. Никогда его еще не бросали женщины – подобная операция являлась его прерогативой.

Следующим потрясением для Коробкина стал развод. Он-то собирался лихо отсудить себе ребенка, используя деньги и знакомство с влиятельными людьми. Судья, простоватая на вид, усталая женщина, как-то очень спокойно наплевала на все телефонные звонки, посулы, записочки от начальства, намеки и угрозы и решила дело в пользу Виктории.

Окончательно добит Коробкин был тем, что из его роскошной квартиры Вика забрала только самую необходимую одежду и несколько детских игрушек. Не потребовав раздела имущества, не заявив прав на джип, шубы, драгоценности, она лишила Кирилла возможности отказать ей. А ему так хотелось, избавив жену от любимых вещей, напомнить бунтарке, из какой убогой бедности он ее вытащил.

Проиграв сражение с упрямой блондинкой, потерпев позорное фиаско, Кирилл пообещал, что превратит жизнь Виктории в ад. И сдержал обещание. Два раза он похищал ребенка из детского сада и увозил его в другой город. Возможно, он не чаял души в сыне. Но к светлому чувству отцовской любви примешивалось страстное желание отомстить Виктории за своенравие и вольнодумство.

Вернув сына после второго похищения, Виктория исчезла. Коробкин метался по городу, оглашая улицы рычанием и проклятиями. Бесполезно – Вика и Данила испарились. Ее родители пожимали плечами – дочь не оставила адреса. Через полгода Коробкин обнаружил беглецов в Новосибирске…

…От нахлынувших воспоминаний Викторию оторвал писк мобильника. Телефон надрывно пищал, как пушистый суточный цыпленок в поисках курицы-мамы и пропитания. Мелодии на мобильнике Алисы Горностай, очевидно, не повторялись. Каждый раз звучал новый сигнал.

– Ну надо же, какие мы изысканные! – сказала Виктория. – Да.

– Алиса Витальевна, здрасте, – быстро затараторила трубка. – Это я. Я сижу в «Лимоне». Тут яйца подвезли, и почти все – нестандарт. Я откажусь. А шоколад с фабрики – ну явно не шестьдесят шесть процентов какао, а ведь заказывали. Утром подъедете, а? Я понимаю, вы собирались в отпуск, но…

– Нет, – отказалась Вика. На мгновение она задумалась: признаться ли, что она не та, за кого ее принимают. Но у ее собеседника явно и так было нелегкое положение – он умудрился залезть в лимон, яйца у него были нестандартными, шоколад – некондиционным. Что могло быть хуже? Виктория решила не грузить мужчину своими проблемами.

– Думаю, вы справитесь без меня.

– Ладушки! – согласилась трубка. – Буду справляться без вас. А когда подъедете?

– Посмотрим, – туманно пообещала Вика.

Ровно через пять секунд мобильник вновь потребовал к себе внимания.

– Так нечестно! – возмутилась Вика. – Я не Алиса! Я не смогу вам помочь. Мне бы с собой разобраться! Считайте, что Алиса Горностай в отпуске.

И отключила телефон.

Два созданья славно трудились в офисе «Поможем!» ранним апрельским утром. Одно было Машей, другое – пирожным с шоколадным кремом.

Да, сегодня Аполлинария точно превратилась в пирожное, иначе как объяснить плотоядные взгляды, постоянно посылаемые в ее сторону Марией?

Маша стукнула по клавиатуре, вздохнула, подвигалась в кресле и вновь с вожделением посмотрела на подругу. Ей ужасно хотелось поговорить. С тех пор как Лиза Виноградова[3] уехала во Францию, Мария лишилась аудитории для обсуждения сердечных вопросов. А в последнее время столько всего произошло!

С Полиной тоже можно было обсуждать сердечные вопросы, но с уклоном в чистую физиологию, как с врачом-кардиологом. Маша знала – буквально через неделю Полина улетает с Николашей в Мюнхен. Тревога за ребенка и страх перед операцией мрачной тенью отпечатались на лице Полины. Приставать к подруге накануне этапного события в ее жизни, грузить рассуждениями о взаимоотношениях полов было негуманно.

Тени под глазами не портили Аполлинарию. Каждый раз оглядывая единственного наемного работника, Маша пыталась представить, какой была Полина семь лет назад, когда победила в конкурсе «Красавица Приморья».

– У тебя есть фотография с конкурса красоты?

– Да. И плакат.

Полина оторвалась от компьютера и улыбнулась Марии. В уголках шикарных губ затаилась горечь. В отличие от начальницы приморская красавица не выходила из дома без обязательного минимума косметики, хотя выразительные черты лица Полины нуждались в макияже гораздо меньше, чем заурядная мордочка Маши Здоровякиной. Да и одевалась Аполлинария в духе героинь О.Генри: у нее было всего два костюма, однако отменного качества и дизайна. Маша, занимая в материальном плане выигрышное положение по сравнению с Полиной, не вылезала из джинсов.

Когда-то она сделала попытку начать новую жизнь: сходила в косметологический салон, закупила центнер модной одежды, покрасила волосы, выщипала брови, сделала эпиляцию. Через два месяца регулярных экзекуций пыл Марии угас. Чтобы гвоздями вогнать себя в противоестественный образ «девушки с обложки», требовалась масса денег и грандиозное количество времени. Времени было безумно жаль. «Тратить на коррекцию акриловых ногтей четыре часа каждые две недели могут только люди, которые собираются жить вечно!» – решила Мария и позволила себе вернуться в естественные рамки. Бриллиантовая краска постепенно смылась с ее волос, туфли на шпильках были задвинуты в угол шкафа-купе, джинсы, джинсы, вечные джинсы одержали победу над костюмами от «MaxMara».

Но тут появился усмехающийся Ян Вепрецкий, элегантный, как торшер, посмотрел на Марию сверху вниз и заставил ее заволноваться. Именно персону Вепрецкого мечтала сегодня обсудить с подругой Мария.

– Фотографии, конечно, тоже есть, – добавила Полина.

– Какие фотографии? – не поняла Маша.

Ее мысли неслись вскачь газмановским эскадроном, и она уже забыла о вопросе, заданном минуту назад Полине.

– С конкурса красоты.

– А… Увидеть бы. Как ты там выглядишь?

– Довольно сносно.

Полина опять уставилась в монитор, не дав Марии шанса развить диалог и довести его до желанной темы.

– Сильно волнуешься из-за операции?

– Невероятно.

– Иди домой, Полина.

– Дома еще хуже. Здесь я хотя бы отвлекаюсь от мыслей.

Мария взглянула на себя глазами Аполлинарии и ужаснулась: как ничтожны и надуманны все ее проблемы!