– А, это ты, привет, – весело сказала Маша, увидев Здоровякина. – Как дела? Зайдешь? Кофе выпьешь?

– С мышьяком? – недоверчиво покосился на супругу Илья.

– Что? Дурень! С каким мышьяком?!

– С кем ты так мило сейчас беседовала?

Илья уставился на Машу, ожидая смущения, пунцового румянца, заметавшегося взгляда. Но Мария даже не моргнула.

– С Вепрецким. Ян Николаевич, сотрудник Главного финансового управления областной администрации.

– И почему он смотрит на тебя влюбленными глазами?

– Разве? Не заметила. Я пишу для него программу. Мы обсуждали нюансы. Ну, пойдем, я замерзла. Ты что, ревнуешь?

Маша поднялась по ступенькам и стала возиться с замком. Здоровякин оглядел хрупкую фигурку на фоне массивной железной двери, а потом не удержался и поцеловал жену три раза в шею, открывшуюся сзади, когда порыв ветра легко взметнул ее волосы над воротником куртки.

– Ты что! – возмутилась вредная Маша. – Мы ведь договорились: без приставаний!

Она нахмурилась и оттолкнула от себя плотоядного кинг-конга.

Здоровякин зарычал.

М-да… Странный у них был развод.

Потрясение, испытанное Викторией, на несколько минут стерло ощущение боли, которой наливалось ее тело по мере возвращения к действительности. Гудела, взрывалась фейерверком голова, перед глазами бежали лиловые огоньки, ломило кости – весь комплект, от самой крошечной до большой берцовой. Челюсти ныли, язык не помещался во рту, в горле першило. Спина в районе поясницы горела, словно там сняли пласт кожи.

– Это похмелье? – спросила себя Виктория. – Я что, напилась?

…Так же плохо она чувствовала себя после очередного избиения, когда Коробкин, настигнув беглянку в Саратове, целых полчаса методично и хладнокровно испытывал на прочность ее природную конструкцию. Он прижал Викторию к кафельной кухонной стене, и прохладный кафель показался ей раскаленным. Он не бил по лицу – чтобы не пришлось объяснять сыну происхождение кровоподтеков и ссадин. Экзекуция проходила в полном молчании: в комнате спал Данилка, и ни он, ни она не хотели его разбудить. Напоследок он зажал ей рот рукой и, уставившись в мокрые от слез глаза, сломал мизинец…

Воспоминания о том ужасе заставили Вику покрыться испариной, накатила адреналиновая волна страха. Девушка усилием воли заставила себя не думать. Она снова посмотрела в зеркало, пытаясь привыкнуть к новому отражению. Теперь лицо не выглядело таким уж незнакомым. По чьей-то непонятной и загадочной воле Вика лишилась гривы длинных светлых волос. То, что сейчас украшало ее обворожительный череп, несомненно, было модной филированной стрижкой. Но чересчур короткой! Из бледной блондинки она превратилась в колоритную брюнетку. В ушах сверкали голубым холодным светом топазовые серьги. Брови были как росчерк черной туши на белом ватмане. Яркие губы горели соблазном…

Измученная постоянным страхом быть найденной, уставшая от вечной гонки преследования, Вика давно забыла о стартовом капитале, выданном ей при рождении Богом, природой, родителями. Она родилась красавицей, и ее блистательные внешние данные семь лет назад принесли ей титул королевы красоты. Но красота, как и любой талант, требует постоянного труда. Виктории приходилось тратить силы на другое: она исчезала, пряталась… Иногда она бежала, бросив вещи, и у нее не было денег, чтобы в новом городе, незнакомом и не всегда гостеприимном, покупать одежду или косметику. Ей часто и хлеб было купить не на что.

И Виктория постепенно забыла чудесную сказку, в которой она играла роль принцессы. Мужчина, выбранный ею самой, предложил другую роль. Очаровательную «Красавицу Приморья-96» он превратил в затравленное, испуганное существо. Вернее, попытался превратить.

– Все в прошлом, – сказала Виктория и улыбнулась зеркалу.

Ее ждал сюрприз. Улыбка. Белозубая, восхитительная улыбка. Еще неделю назад Вика не посмела бы улыбнуться так открыто. Она и говорить-то старалась едва разжимая губы. Потому что «бриллианты – лучшие друзья девушки», а вечный страх и плохое питание – лучшие друзья кариеса.

Непонятные силы, причастные к таинственной метаморфозе, не только поместили Викторию в салон иномарки, облачили в дорогую одежду и кардинально изменили внешность, но позаботились и о зубах.

– Как?! – недоуменно моргала Вика. Она раскрывала рот, словно голодный кукушонок, разглядывая в зеркале обновку. Все тридцать два зуба были безупречны и сверкали жемчужной белизной.

С трудом, медленно и осторожно, Виктория выбралась из «рено». Организм невыносимо страдал, самая маленькая клеточка, самая ничтожная митохондрия стонала от боли.

– Как мне плохо! – сказала Виктория. – Неужели я напилась? Какой несвойственный мне поступок! Никогда не испытывала интереса к алкоголю. И что, вообще, произошло?

Вдохнув ледяного воздуха, пройдясь на высоких каблуках взад-вперед, Вика почувствовала себя бодрее. Нужно было возвращаться в город. Она подняла руку, чтобы проголосовать, но передумала и обернулась к автомобилю, грустившему на обочине. Вика решила, что не вправе бросить на произвол судьбы доверенный ей кем-то «рено». К тому же ее сердце привычно таяло от близости красивой иномарки – машины были ее страстью.

Вика села за руль и хлопнула дверцей. Ключ торчал в замке зажигания.

– И-эх! – в радостном волнении воскликнула Вика, услышав ровное урчание мотора. Сердце замерло. Она лет сто не водила машину. Когда она жила с Коробкиным, у нее был элегантный джип RAV-4. И она виртуозно им управляла.

Через пару минут «рено-символ» мчался по Западному шоссе в сторону города со скоростью 120 километров в час.

Не остановить иномарку с красоткой за рулем – предать профессию, опозорить форму. Именно так, наверное, рассуждал гаишник, преградивший жезлом путь перламутрово-синему автомобилю.

«Я ничего не нарушила!» – беззвучно возмутилась Вика. Она сбросила обороты сразу же, едва встречная машина предупредительно моргнула фарами. И «символ» подполз к рекламному щиту, под которым хитроумно притаились сотрудники дорожно-патрульной службы, уже со скоростью покалеченной улитки.

Но тут Виктория вспомнила о своем широкомасштабном похмельном синдроме. Ее сердце застучало в ускоренном ритме.

– Хай! – обольстительно улыбнулась она гаишнику, выглядывая в окно и стараясь не дышать в сторону мужчины. – Сегодня прохладно, да?

– Городское управление ГИБДД. Сержант Гришин, – представился юноша. – Документы предъявите.

– Документы… – озадаченно повторила Вика. Об этой малости она как-то забыла. Она думала, ее сразу же заставят дышать в трубочку, стоять на одной ноге и прыгать через огненное кольцо. – Ах, минутку!

Она схватила с правого сиденья сумку из серебристой кожи и стала в ней рыться.

– Вот, нашла!

Сейчас она будет разоблачена. Доблестный сержант Гришин сразу же выявит несоответствие личности дамочки представленным документам. И начнет выяснять, где настоящий хозяин «рено» и в каких родственно-дружеских отношениях она с ним состоит. И не угнала ли она этот автомобиль. Да… Виктория сама бы не отказалась узнать ответ. Где ее длинные золотые волосы? Где ее кариес, наконец?

– Алиса Витальевна Горностай, – прочитал инспектор. – Алиса Витальевна, откройте багажник.

– Что?

– Багажник откройте.

«Алиса Витальевна? Горностай?! Какой бред! – возмутилась Вика. – А в багажнике наверняка труп!!!» Мысль о трупе парализовала Викторию. Почему она не проверила багажник, прежде чем сесть в автомобиль!

Неполных полтора метра до багажника она преодолевала пять минут. Сержант терпеливо ждал. Он скромно разглядывал голубых змей на ее колготках.

Внезапно «символ» утратил вес и оторвал колеса от земли. Виктория попыталась вернуть его на место, но автомобиль вырывался из рук, словно перламутрово-синий шар, наполненный гелием. Сержант Гришин строго погрозил полосатым жезлом, и Вика заметила, что черные полосы на его средстве заработка инкрустированы мелкими розовыми камнями, а белые заполнены странными красными иероглифами. Иероглифы, вероятно, были нарисованы недавно, так как краска не успела высохнуть. Сержант Гришин испачкал ладони и нервно вытирал их о форму, размазывая алую эмаль по мундиру. И тут Вика поняла, что гаишник размазывает по себе не краску, а кровь…