Она улыбнулась и поцеловала его в подбородок.

— По-моему, ты вел себя, как и следовало. Мне было как-то неловко признаться, что в своем возрасте я еще не знаю, что такое секс. Я не хотела, чтобы ты счел меня ненормальной.

Пряди влажных волос прилипли к ее лицу. Дэн нежно отвел их и в эту минуту понял, что любит ее. Ему все было мило в ней — ее наивность и честность, ее самоуничижающий юмор и то, как она покусывала нижнюю губу, когда нервничала, и как от души смеялась, когда ей было хорошо. Он любил каждый восхитительный дюйм ее тела.

— Быть девственницей… Этого не надо стыдиться. И я рад, что был первым.

— Рад? — спросила она, удивленная этим признанием.

— Знаешь, я думаю, что большинству мужчин приятно быть первыми, даже если они никогда в этом не признаются. В этом есть нечто от ощущения исследователя и завоевателя.

Что-то вроде первобытного: «Я — Тарзан, ты — Джейн».

— Моя мать говорила мне то же самое, но откуда мне было знать, что она права?

И тут в животе Мэри заурчало и лицо ее вспыхнуло от смущения, а Дэн улыбнулся. «Как он обаятелен и сексуален», — подумала Мэри.

— Похоже, ты голодна.

— Кажется, я не успела поесть на нашем вечере. Я была]слишком занята. Мне надо было за всем присмотреть и со всеми поговорить.

— Пойдем вниз, я соображу что-нибудь поесть.

Он заставил себя подняться, но Мэри потянулась, чтобы дотронуться до его руки, и заставила его снова лечь.

— Я надеялась, что мы повторим это. Я только-только полюбила это занятие.

Дэн рассмеялся и сжал ее в медвежьих объятиях. Впрочем, это были объятия не настоящего, а игрушечного медведя.

— Ты знаешь, что ты обворожительна и совершенно неотразима? — В подтверждение своих слов он снова поцеловал ее. — Я приготовлю яичницу с перцем, чтобы у тебя были силы для… продолжения. — При этих словах ее щеки вспыхнули. — Кроме того, — добавил он, — если мы продолжим прямо сейчас, тебе будет слишком больно, чтобы получать наслаждение.

Мэри подумала над его словами, потом спросила:

— Ты поджариваешь перец на неочищенном оливковом масле?

— Конечно, — отозвался он с лукавой усмешкой. — Я же говорил тебе, что у меня пристрастие ко всему нетронутому.

И, верные своему желанию, Мэри и Дэн занимались любовью еще не раз. Но как Мэри и предвидела, на ней начинали сказываться излишества этой ночи. Она чувствовала себя утом — ленной, и внутри у нее все болело.

Глядя на профиль спящего Дэна, она глубоко и удовлетворенно вздохнула, мысленно признавшись себе, что сделала то, чего поклялась никогда не делать. Она влюбилась в Дэна Галлахера, и влюбилась в него так же сильно и безоглядно, как старалась удержаться от этого чувства. Она не смогла противиться его нежности, его искренности, доброте, ранимости, от которой разрывалось сердце. Не говоря уже о его волнующей улыбке. А ведь она собиралась просто завести роман — без осложнений, без особой привязанности, легкий, безболезненный, ни к чему не обязывающий роман, внести в свою пресную жизнь немного чего-то волнующего. Она не рассчитывала на эту безумную влюбленность.

«Черт возьми!» — про себя воскликнула она, и по ее щеке скатилась одинокая слезинка.

Скверно было уже то, что она влюбилась, потому что ее роман не должен был ничего менять в ее жизни. У нее не было намерения выйти замуж за Дэна. Он бы потребовал больше, чем она могла ему дать, — ее дело, ее только что обретенную свободу, а с ней и положение независимой женщины.

Нет, она не могла дать ему того, что ему было нужно. Конечно, он еще ничего не сказал ей о своих чувствах. Пристально глядя на мягко гудящий потолочный вентилятор, Мэри гадала, погубила ли она свою бессмертную душу и будет ли теперь обречена гореть в аду за то, что отдалась мужчине, не состоя с ним в браке, совершив тем самым смертный грех. Кажется, это было вполне вероятным.

Конечно, теперь поздновато было размышлять об этом. Поздно раскаиваться и терзаться чувством вины. Для католички это чувство вины было чем-то врожденным. А для итальянки — так просто образом жизни. Так почему же она не испытывала раскаяния? Она рискнула своей бессмертной душой, обрекла себя на вечные муки, но была совершенно уверена, что не станет говорить на исповеди об этом своем прегрешении, не скажет о нем Джо.

Однако Мэри не сомневалась, что на этот раз ей не обойтись несколькими покаянными молитвами Пречистой Деве. И все же даже под страхом вечного проклятия, нависшего над ее головой из-за ее падения, она не раскаивалась, потому что эта ночь была восхитительной, пусть даже она и провела ее с мужчиной, который не был ее мужем. Католическая церковь косо смотрела на подобные вещи. Тем более что Мэри не собиралась за него замуж.

Но ведь Дэн и не просил ее об этом. София сказала бы: «Твоя беда, Мэри, в том, что ты всегда хочешь невозможного. Для каждого горшка есть своя крышка, и когда-нибудь ты найдешь подходящую для своего». Да, она нашла такую крышку. И эта крышка как нельзя лучше подошла ей, под этой крышкой все в ней мгновенно закипало.

«Но, — напомнила она себе, — я же могла бы вариться и в собственном соку без всякой крышки». Ведь Мэри и в дальнейшем намеревалась жить своей жизнью…

ШОКОЛАДНОЕ ПЕЧЕНЬЕ

2 стакана обычной муки, 3 яйца, 1 стакан растопленного сливочного масла, 2 стакана (с верхом) коричневого сахара, 2 чайных ложки ванилина, 1, 5 чайных ложки дрожжей, 0, 5 чайной ложки соли, 1 фунт горького шоколада, 1 стакан молотых грецких или пекановых орехов.

ШОКОЛАДНАЯ ГЛАЗУРЬ

0, 25 стакана растопленного масла, 1, 5 чайных ложки ванилина, 0, 5 фунта шоколада, 2 стакана кондитерского сахара, 2-3 столовых ложки молока.

Заранее разогреть духовку, доведя температуру до 200 градусов. Смешать муку, дрожжи и соль. На время отставить. В большой миске смешать масло, коричневый сахар и ванилин. Добавить яйца. Растопить шоколад на слабом огне, остудить и добавить к смеси c мукой. Продолжая мешать, добавить орехи. Смесь равномерно распределить по посыпанному мукой листу размерами 13 на 9, 2 дюйма. Выпекать в течение тридцати минут при 200 градусах. Остудить на проволочной подставке.

Приготовить глазурь. Для этого растопить шоколад на слабом огне. Смешать растопленное предварительно масло с шоколадом. Добавить ванилин. Снова хорошо размешать. Смешать молоко, с кондитерским сахаром. Взбивать, пока не получится однородная смесь. Покрыть глазурью готовый корж. Разрезать его на квадраты. Порция рассчитана на 24 двухдюймовых квадрата.

Дэн проснулся и потянулся с удовлетворенной улыбкой на лице, широко разведя руки, чтобы обнять женщину, но руки его встретили пустоту. Он посмотрел на стул, где накануне Мэри оставила свое платье, оглядел постель и пол, куда бросил ее нижнее белье, но не нашел ничего. Ни обуви. Ни сумочки. Ни самой Мэри.

Вскочив с постели, он схватил белый махровый купальный халат, висевший за дверью ванной, завязал пояс узлом и поспешил вниз. Вероятно, Мэри в качестве сюрприза решила приготовить для него завтрак.

Он вошел на кухню. Его и впрямь ожидал сюрприз! Там Мэри тоже не было.

— Черт возьми! — выругался Дэн, направляясь к стойке за кофейником. Его кофейник-автомат приготовлял для него особый кофе, специально поджаренный на французский манер. Его ожидал горячий кофе, богатый кофеином, как раз такой, как он любил. Сейчас он нуждался в нем больше, чем обычно. Наполнив свою керамическую кружку с надписью «Начинай свой день с восходом солнца. Прочитай „Балтимор сан“«, он оперся о стойку и задумался о прошедшей ночи. Она была потрясающей. Заниматься любовью с Мэри было настоящим чудом. Он чувствовал себя как юноша восемнадцати лет.

«Я мог бы босиком взобраться на Эверест, перескочить одним махом через самое высокое здание, переплыть Амазонку. Да, — подумал он, — любовь способна сотворить с человеком чудо. Она дает тебе ощущение того, что ты можешь все». С той минуты, как он понял, что любит Мэри, мир стал казаться ему прекрасным. Солнце теперь светило ярче, цветы пахли сильнее, и даже воздух стал прозрачнее.