Литмир - Электронная Библиотека

Она толкнула застекленную дверь аптеки, но внутри не увидела никого, включая бабушку и мистера Моресси. Внутри было как-то сверхъестественно тихо, даже жутковато. Мэри уже собралась крикнуть, когда услышала пресловутое щелканье бабушкиного ридикюля, который та всегда захлопывала с шумом.

Этот звук нарушил тишину, и в нем была та самая окончательность, что слышится, когда захлопывается дверь тюремной камеры.

Ага! По-видимому, бабушка превысила свои финансовые возможности и набрала товаров у мистера Моресси, так сказать, в долг, то есть не заплатив за них. У бабушки Флоры была злополучная привычка (и соответствующая репутация) дамы, слегка нечистой на руку.

— Бабушка, — позвала Мэри, — ты готова идти?

— Si, si. Я иду.

Рукой с зажатой в ней палкой ее бабушка обвела крыло помещения, где были сосредоточены игрушки и журналы. Она отнюдь не выглядела виноватой, оттого что стянула что-то и сунула в свою необъятную сумку. Только у шлюх можно было увидеть сумки большего размера, чем у бабушки Флоры. Конечно, Мэри ничего не смогла бы доказать, да ей вовсе и не хотелось уличать собственную бабушку в мелком воровстве. Всем в семье было отлично известно о склонности старушки, но никто, даже София, никогда не посмел упомянуть об этой ее слабости прямо. О ней, случалось, говорили обиняком, но никто никогда не обличал ее, и у Мэри сейчас не было ни малейшего желания затрагивать эту тему.

— Мы пропустим часы посещения, если не поспешим. Ты нашла что-нибудь стоящее? Дать тебе денег, чтобы заплатить за покупку?

Старая леди покачала головой.

— Я скажу Антонио, чтобы он записал покупки на мой счет.

— У тебя нет никакого счета. Моресси не практикует продажи в кредит с 1966 года.

От внимания бабушки, по-видимому, ускользнула такая мелочь.

— Он сделает исключение. Я здесь постоянная покупательница.

— Где мистер Моресси? Я не видела его, когда входила.

— Он страдает от газов. Должно быть, это от лука. Он сейчас в туалетной комнате.

Мэри не собиралась выслушивать дальнейшие пространные объяснения Флоры. Она вернется сюда позже и заплатит мистеру Моресси, что следует. Она скажет ему, что у ее бабушки старческий маразм и она теряет память (что было отчасти правдой), хотя, по мнению Мэри, Флора была еще вполне востра. Наконец Мэри подвела старушку снова к машине, и они двинулись к больнице.

— Почему ты все ходишь взад и вперед? Похоже, ты нервничаешь. Что-то не так с газетой?

Дэн в который уже раз посмотрел на часы, потом бросил взгляд на экран телевизора — там транслировалась игра команды «Иволги»:

— О, малый! Давай, давай! Врежь им! — Потом посмотрел на сына и спросил: — А Мэри разве не должна была прийти? Надеюсь, не случилось ничего особенного, что могло бы ее задержать?

Дэну очень хотелось снова увидеть ее, услышать ее голос, вдохнуть пьянящий аромат ее духов. Мэри стала для него наркотиком. Ему была необходима новая доза!

Мэт приподнялся, поправил подушки под спиной и сбросил с колен стопку комиксов.

— Сегодня она обещала привести бабушку. Должно быть, это ее и задержало.

— А, верно. Я и забыл. — Дэн облегченно вздохнул, в то же время хмурясь, так как его любимая команда, как ему показалось, терпит неудачу. — Царство слепых недоносков! — процедил он сквозь зубы, надеясь, что Мэт не слышал его.

— Может быть, она опять принесет мне пиццу. Я просто изголодался без пиццы.

Дэн тоже соскучился по итальянским деликатесам, но он мечтал не о пицце и жаждал не ее.

Чем лучше он узнавал Мэри Руссо, тем больше она ему нравилась и тем сильнее он желал ее. Она была лихорадкой в его крови. Черт бы его побрал, если он не пылал желанием каждый раз, когда она входила в комнату. Он уже очень давно так не желал женщину, а возможно, такого даже не было никогда. Взаимное влечение его и Шэрон возникло быстро и разгоралось стремительно, но очень скоро страсть сменилась благодушным безразличием. Дэн был занят своей журналистской карьерой, а Шэрон, будучи лоббисткой по сути и по профессии, так и не смогла привыкнуть к провинциальному образу и стилю жизни. Ей не хватало лихорадочной деятельности, постоянного напряжения ее бурной работы, круговорота светского общения в столице. Единственное, что удерживало их вместе в последние несколько лет брака, был Мэт.

Дэн посмотрел на сына, и сердце его наполнилось любовью и гордостью. Болезнь Мэта сблизила их. Мальчик начал привыкать к мысли, что его мать не вернется, и вчера вечером сказал Дэну, что ему хочется завести собаку. Дэн воспринял это как добрый знак, как признак того, что все постепенно налаживается в их с Мэтом жизни и отношениях.

И отчасти причиной была тому Мэри. Она потрясающе умела обращаться с Мэтом. Эта женщина обладала терпением Иова. Она всегда знала, что сказать, чтобы подбодрить его. У нее в запасе были десятки забавных историй, чтобы рассмешить его, и мальчик с жадностью впитывал эти знаки внимания, упиваясь ими, как изголодавшийся щенок, которому дали поесть.

И Дэну трудно было не поддаться ревности при виде их растущей взаимной привязанности. Мэт просто обожал Мэри. Она обладала неким удивительным, трудноопределимым качеством, свойственным няньке, кормилице, матери-земле. И Дэну хотелось, чтобы она смотрела на него и улыбалась ему с такой же чуткостью и вниманием, с какими относилась к его сыну. От матери Дэн не получал особой теплоты и нежности. Она была несчастна в браке. Отец его был так же равнодушен к ней, как и к Дэну. Она же любила мужа и оттого страдала вдвойне. Когда Дэн был ребенком, его угнетало постоянное одиночество, и Дэн пообещал себе, что если когда-нибудь у него будет сын, он никогда не позволит себе обращаться с ним с такой отчужденностью, с какой относился к нему отец. Но сейчас в его жизни кроме Мэта появилась Мэри. Она глубоко зацепила Дэна. Желание — вот что он испытывал к Мэри Руссо. Столь острое желание, столь всепоглощающее, что он ловил себя на том, что думает о ней постоянно — и днем на работе, и ночью, лежа в постели. В мыслях он уже десятки раз занимался с ней любовью. И он мечтал, чтобы это случилось наяву.

И словно упорные мысли о Мэри обладали силой заклятия, дверь отворилась и в палату вошли Мэри и ее бабушка. Флора охватила Дэна цепким взглядом, как это может сделать только восьмидесятитрехлетняя старуха, небрежно кивнула ему и поспешила к постели, на ходу вытаскивая из своей необъятной сумки коричневого плюшевого медведя, с которого еще не был снят ценник.

Бабушке Флоре не требовалось, чтобы ее представляли. — Osserva quanfo dolce e! Ricordo del tuo bratello a questa eta, — затараторила она.

Ответив улыбкой на вопросительный взгляд Дэна, Мэри принялась за работу:

— Если приблизительно перевести бабушкину речь, то это будет что-то вроде: «Поглядите-ка, что за славный малыш! Он напоминает мне твоего брата в этом возрасте». Моего брата и бабушка, и мать любят безмерно и оберегают как зеницу ока. Поэтому вы должны быть польщены.

— Вы так свободно владеете итальянским?

В школе Дэн должен был изучать французский и испанский, но пренебрегал этим, и потому свобода Мэри в обращении с двумя языками впечатлила его.

— В основном я владею бранными словами. Правда, кроме них знаю еще несколько фраз. Я знаю, когда следует увернуться от удара, а когда надо идти напролом. — В семье Руссо знать это не мешает, чтобы невзначай не получить по шее. — Ее родители называли это «любовным похлопыванием».

Дэн улыбнулся, потом посмотрел на сына, и при виде восторга, написанного на лице мальчика, на душе у него потеплело.

— Что бы ваша бабушка ни говорила Мэту, это не важно. Она уже очаровала его. Смотрите, как он ловит каждое ее слово.

— Возможно, потому, что не понимает ее. Но она мастерица рассказывать истории и всегда готова поведать любому желающему слушать, как в возрасте четырнадцати лет она попала в Америку.

— Со своей семьей?

Мэри покачала головой.

— Со своим мужем. В те времена люди женились рано. По их понятиям, я уже давно старая дева.

30
{"b":"15580","o":1}