Она быстро высушила полотенцем волосы и накинула хлопчатобумажный халат поверх футболки. Обошла маленький домик, собирая журналы, раскиданные по полу, и вымыла несколько тарелок, оставленных прошлым вечером в раковине. К тому времени, когда она украсила маленький круглый столик вазочкой с цветами из ее сада, сорвала апельсины с дерева у задней двери, раздался звонок, и охранник у ворот спросил, ожидает ли она некоего мистера Крэйна. Она вышла на улицу встречать гостя. Машина Питера, взятая напрокат, приближалась, он высунулся из окна, пытаясь прочесть имена владельцев домов на почтовых ящиках.

— Убежище Наследницы? — вкрадчиво спросил Питер, разглядывая маленький домик под эвкалиптами, почти не видный за зарослями. — Я думал, ты прожигаешь жизнь у бассейна, окруженная настоящими звездами Голливуда. — Он одобрительно посмотрел на нее. — А вместо этого нахожу тебя здесь, пышущую здоровьем, ставшую еще прекрасней, чем была. — Он раскрыл объятия, и Дана радостно кинулась навстречу.

— Негодник. — Она опустила голову ему на грудь. — Разве я когда-нибудь прожигала жизнь? И, кроме того, бабушка восстанет из гроба и будет преследовать меня, если я буду швыряться деньгами. — Она гордо посмотрела на маленький серый домик. — Ну разве здесь не чудесно? Это самая потрясающая веранда в мире с видом на океан, и он мой! — Она дернула его за рукав. — Это мой первый собственный дом. Подожди, ты еще не видел кухню!

— Господи! — Питер изобразил ужас на лице. — Ты что, хочешь сказать, что сама готовишь? — Он прошел за ней в маленький квадратный холл, затем в большую просторную комнату, которая была одновременно и столовой, и гостиной. Там стояли две удобные кушетки, накрытые парусиновыми покрывалами, шкаф с небольшим набором книг, которые она приобрела за время своего пребывания в Калифорнии, вставленная в рамку фотография Семерки в Истхэмптоне, когда им всем было по пятнадцать, и большая фотография Джосса и бабушки, входящих в Букингемский дворец, когда Джосса посвятили в рыцари. Кроме одного весело раскрашенного ковра и маленького обеденного столика, стоящего у окна так, чтобы Дана могла любоваться океаном во время еды, больше в комнате ничего не было, зато было ощущение простора и чистоты. Дана наблюдала за выражением лица Питера и испытывала странное облегчение, когда он вышел на середину комнаты, медленно обошел ее, разглядывая, и восторженно улыбнулся:

— Замечательно! Мне здесь нравится.

— Завтрак почти готов. Присядь здесь, а я приносу тарелки. — Дана счастливо заторопилась в маленькую кухню и стала варить кофе.

Питер появился в проходе, почти касаясь головой потолка. Он весело беседовал с Даной, пока она сновала между плитой и столом. В глазах Питера светилось страстное желание, которого она не замечала. Они перенесли тарелки с едой на круглый стол и стали наслаждаться завтраком, почти не разговаривая. Питер наконец откинулся назад и покачал головой, когда Дана предложила ему еще кофе.

— Спасибо, Дэйнс, очень вкусно. — Он зевнул и потянулся. — Я мог бы привыкнуть к такой жизни. — Он облокотился на стол, наблюдая, как подруга допивает свой кофе. Декабрьское солнце залило комнату светом, и волосы Даны засияли под его лучами. — Ты неплохо выглядишь. Тебе получше, правда?

— Конечно. — Дана поставила чашку и серьезно посмотрела на него. — Это звучит несколько вычурно, но я иногда думаю, что приезд сюда спас мне жизнь. То есть из воспоминаний о прошлом исчезают годы жизни в Гросс Пойнте. Они все прошли в тумане алкоголя, наркотиков и страха.

Питер накрыл ее руку своей.

— Теперь все позади, Дэйнс. Ведь все закончилось, правда? — На лице его было беспокойство, которое исчезло, когда Дана тряхнула головой и весело засмеялась. — А как насчет развода? Все улажено?

— Почти. Все бумаги подписаны, но соглашение будет иметь юридическую силу только через восемь месяцев. — Она торопливо добавила: — Но Гэвин позаботился обо всем в Детройте, а адвокаты заботятся обо всем остальном в Нью-Йорке. Слава Богу, мне даже не пришлось ни разу говорить с Маршаллом.

— Он ублюдок.

— Ублюдок, — согласилась Дана.

— Ты не говорила ему о ребенке?

— И не собираюсь, — с вызовом ответила Дана, но тревога омрачила ее лицо.

— Но ты беспокоишься об этом, правда? — Питер сжал ее руку.

— Иногда, то есть… — запнулась Дана, — а что, если они узнают что-нибудь? — она оглядела комнату и выглянула в окно, будто кто-нибудь мог следить за ней. — Я не знаю, почему решила, что уехать в Калифорнию это все равно, что уехать в другую страну. Ведь все друг друга знают. Люди всегда знают кого-нибудь, у кого, в свою очередь, тоже есть знакомые, и наверняка Маршалл узнает, что я в Малибу и беременна. — Она коротко рассмеялась и умоляюще посмотрела на Питера.

— Дело серьезное, дорогая. — Питер выпрямился, снял очки и начал их задумчиво протирать.

— О, Крэйн, — засмеялась Дана. — Ты всегда так начинаешь, когда собираешься сказать что-то важное.

— Тебе это не поправится, — предупредил он. — Я считаю, что кто-то должен сказать Фоулерам о ребенке, пока они не узнали сами, может быть, адвокаты. — Он заколебался. — Ты очень рискуешь. А что, если Маршалл узнает и попытается добиться опеки над ребенком? — Он говорил мягко, но решительно. — Ты ведь это тоже понимаешь, Дэйнс?

— Да, — согласилась Дана, но покачала головой в знак отрицания. — Я просто не хочу об этом думать, и не думаю.

— Ну, — Питер задумчиво посмотрел на ее располневшую талию. — Вообще-то у меня есть для тебя новости. Но, понимаешь, я не хочу, чтобы племянница появилась на свет именно тогда, когда ее родители судятся из-за того, с кем ей жить.

— Твоя племянница? — удивилась Дана. — Почему ты думаешь, что обязательно будет девочка?

Питер повертел руками у нее перед носом.

— Все дело в пальцах. У нас, гениев, потрясающий инстинкт по поводу таких вещей. Кроме этого, было бы неплохо, чтобы вокруг бегала твоя маленькая копия, разве не так? — Он широко улыбнулся, но глаза остались серьезными. Дана залилась краской, встала и начала убирать со стола.

— Рассказывай свои новости, Пит. Я больше не хочу говорить о Маршалле. — Она понесла тарелки на кухню, еле слышно сказав: — Я обещаю подумать над тем, чтобы поговорить с адвокатами насчет ребенка.

— Ну… — Питер пошел за ней. — Я приезжал прошлым летом, чтобы прочесть доклад на конференции в Стэнфорде. Ты тогда еще была в Нью-Йорке. Я написал одну вещь, которая настолько им понравилась, что меня пригласили вернуться и представить ее на конференции.

Дана удивленно обернулась.

— А что в этом необычного? То есть разве не нужно проходить какие-то определенные тесты перед этим?

— Нет. Ничего особенного. — Усмешка осветила худое лицо Питера. — Довольно неплохо, правда?

— Совсем неплохо, — торжественно согласилась Дана и церемонно пожала его руку.

— И это еще не все. — Питер провел рукой по волосам, и Дана поняла, что он волнуется. — Гамильтон засчитал мою работу в Оксфорде и курсовые в Стэнфорде в качестве дипломной работы. Дана, детка, ты сейчас разговариваешь с настоящим выпускником колледжа. — Он галантно поклонился и посмотрел на Дану, которая стояла посреди кухни с полотенцем в руках и радостно улыбалась, потом швырнула в него полотенцем и бросилась ему на шею.

— Негодник! Почему ты не сказал мне сразу? Да это же потрясающе, просто великолепно! Я горжусь тобой.

Питер заключил ее в объятия и нежно посмотрел на ее пылающее лицо.

— Правда, дорогая? — Дана удивилась тону, и он торопливо добавил: — И это еще не все. Меня приняли в Роудс. Я возвращаюсь назад в Оксфорд сразу после Рождества.

— Ну, это уже слишком! Даже не знаю, что мне делать, кричать от радости или побить тебя за то, что ты мне ничего не сказал. — Дана взяла его за руку, подвела к одной из кушеток и усадила. — А теперь, — приказала она, забравшись с ногами на другой конец кушетки, — расскажи мне абсолютно все. Начни сначала и рассказывай до конца. — Так они просидели весь следующий час, Питер серьезно рассказывал о своих надеждах и мечтах, а Дана внимательно слушала, наблюдая за сменой выражений на его лице. И наконец Питер объявил: