Через мгновение сугроб взорвался, из него во все стороны полетели ошмётки снега. Там ворочался зелёно-сине-белый клубок, из которого иногда показывались рука, нога или волосы и неслись рычание, визг и ругань. Гунна была сильнее и тяжелее, Night была вёрткой и упорной. Она выскальзывала из захватов и с маниакальным упорством стремилась вцепиться противнице в горло или в глаза. Казалось, она вообще не устала, сила её рывков не уменьшалась. Гунна уже тяжело дышала, двигаясь медленнее и стараясь придавить соперницу массой и взять в захват. Наконец она подгребла её под себя и вывернула ей руку за спину. Night с рычанием рванулась и чуть не сбросила Гунну обратно в снег, но та успела захватить вторую руку противницы и тоже её вывернуть. Теперь она имела преимущество в положении. Она понемногу отползала и поднималась на колени, заставляя врага согнуться если не за счёт боли, которую это тело не чувствовало, то за счёт рычага. Используя этот рычаг, она проволокла Night до ближайшего неразмётанного сугроба и макнула головой в снег. Девушка рычала, плевалась, брыкалась и вырывалась, но Гунна раз за разом окунала её в сугроб, пока тело не перестало биться и не обмякло. Тогда она выволокла мокрую Night из «холодной», прислонила к ближайшему крепкому стволу и на всякий случай связала ей руки шнурком от своего капюшона. Потом отёрла растаявший снег со своего лица и с лица пленницы. Она не испытывала жалости к врагу – ей нужно было содержать его в состоянии, пригодном для допроса.

Оставалось ждать, пока Night очнётся. Ждать пришлось долго. Наконец девушка захлопала ресницами. Потом в её глазах появилась искра разума, она обвела взглядом деревья, распаханный снег, задержалась на Гунне и посмотрела на свои связанные руки. Потом снова взглянула на Гунну. Обе молчали. Гунна внимательно изучала очухавшуюся Night, теперь в той ощущалась враждебность, но эта враждебность была понятной и человеческой, в её подоплёке лежали обида и боль. Всё-таки досталось ей изрядно.

– Зачем? – начала разбор полётов Гунна.

Пленница ещё раз с некоторым удивлением оглядела поле битвы и промолчала.

– Ты помнишь, что ты творила?

– Да. – Night опустила голову. – Помню. Смутно, как сон.

– Зачем ты сюда пришла?

– Я приехала. Мне приказали.

– Кто?

– Не знаю. Три человека в чёрных костюмах. Они дали мне наводку на зону. Они послали меня найти… – Вдруг она замолчала, вскинула голову и резко бросила: – Чёрный здесь?

– Нет, – пожала плечами Гунна.

– Он был здесь? – продолжала допрос Night.

– Здесь его не было.

– Тогда где он может быть?

– Я не знаю. Если бы знала, я не сказала бы об этом тебе, но сейчас я действительно не знаю этого.

– Да, я верю. – Порыв пропал, Night снова смотрела в землю. Наконец она процедила сквозь зубы: – Извини. Я не управляла собой. Извини.

– Я поняла, – отозвалась Гунна. – Кто управлял тобой, ты знаешь?

– Нет. Кто-то или что-то, что сильнее меня. Я не могу этому сопротивляться. Оно заставляет меня причинять вред, даже если я не хочу. Оно само причиняет вред. Но я не могу исчезнуть, отказаться от всяческих встреч, я люблю Антона.

– Я тоже его люблю.

– Что же делать?

– Уходи. – Она подошла к Night и распустила затянутый узел. Верёвка упала.

– Да, я уеду. – Night встала и огляделась, отыскивая свой рюкзак.

– Высохни сперва! – милостиво разрешила Гунна. – Идём, только не буянь больше.

– Не буду. Наверно, не буду. Незачем. – Она криво усмехнулась.

Гунна посмотрела на мокрую сверху донизу девушку, оглядела себя, фыркнула и пошла к машине. Обратная дорога показалась обеим ужасно длинной. На месте Гунна тут же влезла в салон машины, вытащила небольшую плоскую фляжку в кожаной оплётке и сделала два длинных глотка.

– На, выпей. – Она бросила фляжку Night. – А то простынешь.

– Спасибо, – буркнула та, отвинчивая крышку. Как бы ей ни было сейчас неудобно и стыдно, здравый смысл рекомендовал постараться избежать заболевания.

– Как тебя зовут-то? – Гунна усмехнулась. Она догадывалась, кто перед ней, но хотела услышать имя.

– Татьяна, – назвалась Night.

– Не скажу, что приятно, – съязвила Гунна. – Тоже Татьяна. Вот и познакомились.

– Да уж. – Night вдруг хрюкнула и залилась звонким смехом, в котором отчётливо звучали нотки истерики. – Вот же дурацкая ситуация! Блин! Сумасшедший дом!

Гунна едва заметно улыбалась сама. Действительно, ситуация выглядела совершенно дурацкой.

– Ладно. – Она прервала нездоровое веселье. – Сейчас термос достану. И костёр разведу.

– Спасибо, – поблагодарила Night искренне и от всей души.

Девушки мирно дождались у костра высыхания всех вещей, Night предпочла уехать обратно в этот же вечер, Гунна не стала настаивать. Она не могла освободить вторую Татьяну от управления чужаков и не хотела рисковать, оставив временами невменяемого человека в аномальной зоне. Она подумала, что нужно обязательно сообщить об инциденте Чёрному.

– Знаешь, а ведь я впервые за многие годы могу сказать о себе «счастлива».

Татьяна смотрела на бушующие волны. Они с Антоном вышли прогуляться по набережной, несмотря на сильный ветер и собирающийся вот-вот начаться дождь. Ветер трепал их волосы, швырялся брызгами пены, а Wilkes с видимым наслаждением подставляла его порывам лицо, которое уже покрывали мелкие капельки морской воды. Шумел ветер, грохотал прибой, орали вечно голодные чайки – разговаривать было сложно, приходилось перекрикивать этот шум, но Антону тоже не хотелось сейчас возвращаться в уютное тепло, его настроение соответствовало бурному Северному морю.

– Я рад за тебя, правда рад.

– Помнишь, когда я, как ты тогда сказал, выпала из времени? Жизнь проходила мимо, а меня в ней не было, моего времени не оставалось вообще. Сейчас всё иначе, сейчас мне кажется, я вошла во время, оно стало протяжённым, длительным, не только момент «сейчас», и оно всё моё. И прошлое, оно точно моё, и будущее, наверно. Будущее я пока не чувствую.

– Знаешь, многие маги стараются выстроить линейное время своей жизни и полностью осознать его. Это хорошо, что тебе удалось.

– Нет, я не о себе. Не только о времени своей жизни. Я чувствую своим всё время, до которого могу дотянуться – через предметы, через информацию. Я хотела, чтобы, выйдя с работы, можно было тут же забыть о ней, – какая я была глупая. Сейчас я прихожу на работу как вхожу в реку времени, а ухожу – как спускаюсь по течению, но остаюсь в ней. Понимаешь? Или я не могу объяснить?

– Может быть, понимаю… – Антон не был уверен, что он понимал.

– Вот пример, как раз по твоей теме. – Она подмигнула. – У нас в запасниках есть подлинное кольцо Роберта Брюса.

– Королевское? – тут же вскинулся Антон.

– Простое, медное. – Она засмеялась. – Кольцо лучника, он с ним на охоту ходил. Но оно его помнит, помнит те времена, и, когда я его вижу, мне кажется, я чувствую себя там, тогда, я чувствую, как оно тогда всё было, о чём думали люди и, главное, как они думали. Не так, как сейчас. Медленнее и… конкретнее, что ли. Картинка – мысль. Мысль – картинка. Сейчас не так, сейчас просто ряды голых мыслей. И тогда было много страха.

Она достала припасённую заранее булку и теперь отщипывала от неё куски и бросала чайкам. Над ними уже собралась целая галдящая стая.

– Расскажи, – попросил Антон. – О временах того Брюса. Всё-таки прямой предок нашего.

– Тогда в Европе как раз громили тамплиерский орден. Помнишь?

– Да, конечно. Сожгли де Моле. Захватили все их богатства, уничтожили множество рыцарей.

– А вот и не так! – Она задорно вскинула голову. – То есть, конечно, сожгли, но захватили главным образом золото и некоторое количество книг. Из людей тоже – только тех, кто был связан с основными центрами. А прочие – разбежались! Им пришлось нелегко, они были вынуждены скрываться и прятаться, но множество тамплиеров добралось сюда. Как раз к Роберту Брюсу! А он их принял под свою защиту. С оружием и знаниями.