– Обидно! Всё равно – нам нужно что-нибудь предпринять. В честь праздника.
«Новый год к нам мчится!» – вопил телевизор. Антон ожидал возвращения с работы Татьяны и заканчивал наведение блеска в квартире. Загодя наряженная искусственная ёлка – они берегли природу – мигала гирляндами и создавала ощущение сказки. Дети под Новый год ждут чудес, Антон давно не был ребёнком, но и он поддавался очарованию ежегодного волшебства, и его сердце ёкало в ожидании невероятного: исполнения мечтаний, приключений, загадок. Он придирчиво оглядел праздничный дизайн гостиной и остался доволен. Больше делать было нечего – шампанское и праздничные блюда оставалось лишь разогреть, доставленные прямиком из «Гурме», они дожидались своего часа. Даже Графа ждал специальный праздничный ужин, и он ходил под ёлкой, гордо задрав хвост.
Чёрный уселся перед телевизором и расслабился. Шёл очередной фильм. Конечно же это была неизменная «Ирония судьбы» – после выхода шедевра Э. Рязанова без него не обошёлся ни один праздник. Антон привык к нему с детства, как к запаху апельсинов и пороха от хлопушек, а потом петард. Что же видят в нём всё новые и новые люди? Почему его смотрят и пересматривают в десятый и в двадцатый раз? Историю обычной любви? Или вечную сказку про любовь? Всем хочется сказок, но почему эта жажда обостряется именно в Новый год? Антон задумался и смотрел в телевизор, не замечая происходивших там раз и навсегда определённых событий.
На экране такси колесило по заснеженному городу, а Антон припоминал, что это в Европе начало года отмечают первого января, а в Бирме, например, первого апреля. А у эскимосов – как только выпадет первый снег, так и Новый год. Больше всех повезло индийцам – в Индии можно встретить Новый год восемь раз. На экране мелькнул Исаакиевский собор, Чёрный встрепенулся, вернулся к фильму, но кадр уже сменился. Он взглянул на часы – если ехать кормить пса, то это нужно делать сейчас. Антон взялся за телефон.
Морозец был чувствительным, но не чрезмерным, в самый раз новогодним, чтобы зима осенью не казалась. Матрёна показалась из подъезда сразу же, как только к нему подъехал Антон, как будто ждала. Они быстро покинули город – пожалуй, новогодняя ночь единственная, когда не бывает пробок, – и понеслись по шоссе.
– Как твои, сильно ругались? – поинтересовался Антон.
– Нет, как ни странно. Наверно, они поставили на мне крест, – грустно улыбнулась Матрёна.
– Тогда уж треугольник! – Чёрный постарался поднять ей настроение и настроить на нужный лад.
– Точно! Знак Кали. Мы же едем справлять Праздник Времени.
– Правильно. А время – это у нас кто?
– Кали!
– А Кали – это ты! И я. Значит?
– Значит, это наш праздник! – От грусти не осталось следа, Матрёша воодушевилась, её глаза радостно заблестели.
– Да! И мы просто обязаны встретить его вместе.
Джой приветствовал обоих радостным лаем, вихрем из мелькающего хвоста и прыжками удачи – вдруг удастся кого-нибудь облизать? Антон отсыпал ему праздничную порцию и подождал, пока пёс насытится. Потом снял его с поводка.
Они не собирались заходить в дом – там было нечего делать в такой мороз. Камин бы уже не спас. Вместо этого Чёрного осенила другая идея – а почему бы им не прогуляться в аномальную зону? До той самой полянки в лесу за посёлком, где он когда-то проводил свой самопальный обряд. Антон не был там около года, но он хорошо помнил все летние и зимние тропинки туда – зона была достоянием группы, о ней больше никто не знал. Лесочек был небольшим, однако издавна блуждали в нём как дачники, так и искушённые старожилы. На одном из участков сталкерами были отмечены даже аномалии хода времени. Но зона не была стабильной, более того – в последние годы она угасала: слишком близко подошли постройки людей. Посёлок расширялся и вторгался на территорию уникального природного места. Людям не было до него дела. А зона подбирала «щупальца» и понемногу сворачивалась, засыпала.
Лес сам по себе был застывшей сказкой. После возвращения холодов деревья вновь опушились, покрылись морозным инеем и стояли как огромные кораллы в тёмном океане ночи. Заснеженные ели защищали от ветра, здесь было гораздо теплее, чем посреди посёлка. Сугробы искрились, вспыхивали то голубыми, то серебряными огоньками. Интересно, они успеют дойти до полуночи? Антон сверился с мобильником и ломанулся напрямую через нетронутый снег. На них обоих были высокие сапоги, и он знал, что может сократить путь и выйти на тропу, ведущую прямо к поляне. По ней иногда гуляли местные пенсионеры, заботясь о своём здоровье. Гуляли, конечно, днём, ночью он не опасался нежеланных глаз. Джой радостно купался в сугробах, порой исчезая в них с головой, потом выскакивал и нёсся вперёд, вспарывая мощной грудью снежную целину – ему так долго не доводилось вволю побегать, теперь он отводил душу за всё. Антон шёл за ним, а следом по пробитой ими стёжке спешила Матрёна. Она радовалась не меньше Джоя, оказавшись в ночном лесу: ей ещё ни разу не приходилось попадать в такие приключения. Вот пёс скрылся за очередным сугробом, а потом вправо пронёсся его поднятый хвост, остановился и заскользил влево. Чёрный понял, что собака уже на тропе.
Они поторопились выбраться из снега и вскоре тоже вышли на утоптанную дорожку. До поляны оставалось совсем немного, она уже виднелась, пятном призрачного сияния просвечивала среди темноты. Джой подбежал к хозяину, ткнулся мокрым носом ему в колено и важно потрусил чуть вперёди, оглядываясь, успевают ли за ним люди. Матрёна схватилась за руку Чёрного, поскальзываясь на узкой тропе и проваливаясь в снег. Антон же ломился вперёд как лось. Они вышли на край поляны и остановились, любуясь игрой лунного света на ровном снегу. Казалось, перед ними распахнулся мерцающий голубоватый зал, и это сияние поднималось до самых небес. Пёс, всё так же бежавший вперёд, окунулся в лунное сияние, его шерсть окружил голубоватый ореол, собака казалась фантастическим светящимся существом. Он был уже на середине поляны, как вдруг исчез из виду. Чёрный не сразу понял, что произошло.
– Джой! Джой, ко мне! – Он кинулся вслед за собакой.
Растерявшаяся Матрёна побежала за ним. Они ворвались в лунный свет, теперь их тоже окутывал ореол, но они не обращали на него внимания.
– Джой!
Собаки нигде не было. Антон миновал место, где пропали следы, сделал ещё пару шагов и остановился, захваченный незнакомым чувством. Его окружила наполненная сиянием пустота, слабые звуки и шорохи ночного леса растворились, вокруг простиралась бесконечность, и он был мелкой пылинкой в её глубине. Матрёна подбежала к нему и тоже остановилась. Она посмотрела по сторонам и поражённо застыла. Внезапно она вздрогнула и растерянно посмотрела на Чёрного:
– Антон, где мы? Я не вижу деревьев.
Действительно, через сияние не было видно кромки леса по краям совсем небольшой поляны. Чёрный молчал, подавленный вселенской пустотой и величием. Он-то понимал, что может означать такой пейзаж: если они прошли через переход, то вопрос «где?» уже не имеет смысла.
– Антон, мне страшно!
Чёрный обнял девушку, словно пытался укрыть её от бесконечности, притянул к себе. Ему нечего было ей сказать, он лишь держал её так крепко, как никогда прежде. Она смотрела на него снизу вверх со страхом и надеждой и дрожала всем телом. Успокаивая, Чёрный коснулся губами её лба. Потом его губы двинулись ниже, ощутили тепло щёк, поймали маленькую слезинку возле глаз, опустились ещё ниже. Он нашёл её дрожащие губы, почувствовал их жар, прильнул к ним, горячим и мягким. Девушка прижалась к нему и замерла, едва отвечая на поцелуй. Постепенно её губы становились смелее, она закрыла глаза. Поцелуй длился и длился, ореолы, окружавшие их, соединились в единый световой шар, их мысли переплелись и соединились так же, как губы, пока не замерли и не ушли совсем, оставляя их в одном на двоих безмолвии посреди пустоты. Воздух над поляной наполнили мельчайшие ледяные искры, они сверкающим водопадом рушились с высоты и кружили, образуя радужный шлейф. В момент, когда их безмолвие стало абсолютным, искры застыли, замерев в узлах многомерного кристалла. Время остановилось. Они больше не ощущали своих тел, застывших посреди зимней поляны, они стали единым существом, и это существо не имело границ и имён. Они были искрящимся кристаллом, окружающим их тела, они были светом, наполняющим пустоту, они были самой пустотой, и далёкие звёзды космоса сейчас создавали всего лишь ещё один, вселенский кристалл, и они были этим кристаллом тоже. Они не знали, сколько всё это длилось – невозможно измерить время там, где его нет.