– А не помешают?

– А мы убежим.

Онил скатился с полки и уже сидел за столиком, разворачивая кулёк с умопомрачительно пахнущими пирожками.

– Ладно, давай убегать будем потом, тут вот мама нам напекла.

Они зашли в тупик. Это не та церковь – что дальше? Раздумывали до середины ночи и так и отправились спать без решения, но с надеждой, что девушка получит подсказку во сне. Увы, её сны не имели никакого отношения к Храму. Она видела бесчисленные часы, подтягивала маятники, чертила круги и линии на песке. Тогда Антон предложил просто пойти погулять по городу – куда ноги приведут. В зонах такой способ работает, почему бы не испробовать его здесь? На поиск нужно отправляться в сумерках. Ах да, здесь нет сумерек. Значит, в ночные часы.

Они шагали по Дворцовой набережной, смешавшись с такими же полуночными странниками. Казалось, этот город никогда не спит. Потянутся на покой гуляки и романтики белых ночей, как уже пора подниматься и выходить на остановки транспорта рабочему люду. Потом мутной волной ползёт офисный планктон, потом показываются домохозяйки и степенные ленинградские старушки. Глядь, а уже очереди клубятся у касс в Исаакий и Эрмитаж, туристы заполонили Невский. Потом начинается обратный ход – возвращение по домам. И наконец на улицы вновь выходят ночные гуляки.

– Грифоны? – удивилась Матрёна, указывая на маленьких чёрных зверей, поставленных над крыльцом.

– Они, – подтвердил Антон.

– Деринийские? – ещё больше удивилась она.

– Как пить дать. – Чёрный прочитал вывеску на здании: – «Дом учёных». Здесь дерини точно должны быть, и во множестве. Помнишь, кого Брюс обучал?

– Помню-помню, – закивала девушка. – Вот здорово! И никто не знает?

– Кому надо, знают, – не согласился он. – Только кто знает тех, кому надо?

Они прошли дальше, пока не остановились у неизвестного им монумента. Пётр Первый, собственной персоной, тесал топором форштевень деревянной ладьи, а возле него спокойно лежали угольник и циркуль. Антон даже присвистнул, когда это увидел.

– И после этого кто-то будет спорить, был ли он принят в Ложу?

– А чей это памятник? – заинтересовалась Матрёна. – То есть кто автор?

– Не знаю. – Антон обошёл монумент вокруг. На постаменте не было никаких надписей, на самой же бронзе на двух противоположных сторонах были вырезаны иностранные слова. Возможно, имена. Совершенно незнакомые. – Странно.

Он ещё походил вокруг монумента, надеясь отыскать какое-нибудь дополнительное упоминание о масонах, может быть, даже «печать Соломона». Расходящиеся вверх-вниз треугольники, символы «борьбы» и «конца великого творенья» как ничто другое могли представить ведущую идею Петровской эпохи. Но знаков не было. Впрочем, их оккультное толкование противниками масонства гласит, что в этих знаках зашифрована идея борьбы Дьявола и Бога и победа Дьявола. Крест Господень оказывается заключённым в центр земного шара, в «огненное озеро», а Дьявол возносится на престол. Это уже не подходит к Петру, как бы его ни обзывали «антихристом».

Он пожал плечами, и они пошли разглядывать бессмертное творение Фальконе. Пока что никакое предчувствие или иное чувство не подсказывало им, куда должен лежать их правильный путь.

Исаакий высился невдалеке, и это место точно было для них несчастливым: не успели они обойти Медного всадника, как к зрителям присоединился сначала один человек в строгом чёрном костюме, затем второй. Антон обречённо взял трость на изготовку.

– Не нужно. – Первый из противников шагнул навстречу, поднимая раскрытую ладонь. – Мы хотим говорить.

– Говорите, – равнодушно согласился Чёрный. «Интересно, рискнут ли они настолько нарушить все правила, чтобы сорвать объявленное перемирие?» – крутилось у него в голове.

– Вам не место на Земле. Уходите.

Второй человек в чёрном остановился достаточно близко, чтобы слышать разговор, но недостаточно, чтобы атаковать внезапно. Наверно, он не хотел их с Матрёной нервировать.

– Никак не можно, – развёл руками Антон. – Дела.

– Ты же хотел уйти. Ты мечтал об уходе. Хочешь, сейчас мы прямо здесь откроем портал? В Заповедник, как ты мечтал? Подумай – это для вас единственный шанс. Или, хочешь, тарелочку за вами пошлём? А, Чёрный? Уходишь?!

– Я не должен. – Антон упрямо смотрел на асфальт, не позволяя противнику поймать свой взгляд. – Я по-прежнему хочу, но я не должен. Я остаюсь.

– У тебя всё равно ничего не выйдет. Думаешь, ты первый? Не таких обламывали. Помнишь, двадцать лет назад кто-то там рьяно хотел перемен?

Теперь Чёрный поднял глаза. Он не смотрел на собеседника, он смотрел вдаль, там, вдалеке, вырисовывался образ худого, затянутого во всё чёрное паренька с гитарой, его раскосые глаза, тонкие усики, плотно сжатый рот. Он помнил. Тогда, двадцать лет назад, он тоже слушал песни Виктора, он до сих пор не забыл его смерть. И не простил. Теперь он точно знает – он не простил.

И рефрен:

Да, как они тогда ждали, чувствовали, ощущали всей кожей – что-то стронулось, мир стремительно изменяется, прошлое отваливается, как оболочка куколки, и вот-вот должна показаться бабочка – новый мир. Каждый видел и понимал своё, но само чувство перелома владело всеми. Не вышло. Вышло не то. Может быть, тогда был лишь первый порыв ветра, может быть, ему не дали развернуться вовсю?

«Перемен» – была последней песней последнего концерта группы «Кино» в переполненных «Лужниках» под пылающим олимпийским огнём. Да-да, тогда огонь зажгли снова! А за неделю до этого родилась Матрёна! Шестерёнки с громким щелчком совместились в его голове, Антону показалось, что все должны были этот щелчок услышать. Бабочка показалась! Но она была очень маленькая, и её никто не увидел.

Цой открыто говорил о том, о чём не положено знать человеку. А затем произошла автокатастрофа, такая случайность, да. Много позже другой певец приоткрыл тайну откровенными словами посвящённой ему песни:

И его убили прямо во время концерта. Впоследствии убийца не мог объяснить своих действий, более того, он был уверен, что этого не совершал.

– Ну что надумал?

Антон вздрогнул и очнулся от размышлений. Всё ясно до прозрачности – ему сейчас поставили ультиматум. И не менее ясно, что он не может его принять.

– Уходите. – Чёрный сжал кулак, направляя Глаз Дракона в сторону чёрных костюмов. – Мы остаёмся здесь.

– Ждать свой дым вместо огня?

Вопрос прозвучал серьёзно, ровно и без эмоций. На миг перед глазами Антона встала картинка города, затянутого дымной мглой, и исчезла.

– Уходите, – не менее ровно повторил он. – Переговоры закончены, сейчас вы должны уйти.

– Не дальше чем за предел видимости, – уточнил второй противник, отступая. – Как только мы перестанем видеть друг друга, фаза переговоров завершена, перемирие прекращается.

Фигуры в чёрном стали отходить по аллее сквера, а Антон подхватил Матрёшу и рванул под ближайшую арку. Они оказались на узенькой улочке, заставленной припаркованными автомобилями. Здесь они никого не видели, но никто не мог видеть и их – они старательно виляли между машинами, потом свернули в первый же переулок. Они попали на некогда зелёный, а ныне изуродованный строительными заборами бульвар, увидели открытую подворотню и «наудачу» заскочили в неё, намереваясь сделать петлю и запутать след. Дворик представлял собой целый лабиринт внутренних проходов и перемычек. Они миновали боковое ответвление, прошли во второй двор и вдруг остановились, поражённо прислушиваясь: им показалось, что в ночи прозвучали первые такты аргентинского танго. И вправду – музыка играла всё отчётливее, теперь не осталось никаких сомнений – именно танго и именно аргентинское. Они повернули на звук.