– Ну ты крута, Мать, – изумился он, осматривая девушку. – Тебя и электричество не берёт.

– Электричество? – не поняла она. – Какое электричество?

– Так у него там был шокер!

– Да? А мне показалось – паук! Я только блеск увидела – такие длинные блестящие лапы. Брр… – Она передёрнула плечами и скривилась. – Гадость!

Антон с облегчением расхохотался.

На всякий случай они проехали одну станцию метро, вышли возле следующей. И запутались в системе подземного перехода. Вместо входа в подземку они оказались на другой стороне проспекта. Остановились, соображая, как им всё же попасть в метро. Перед ними простиралась большая площадь, на ней в несколько рядов танцевали фонтаны. Между фонтанами сновали юные роллеры и велосипедисты. Видно было, что кое-где на парапете огороженной мостовой или же прямо возле фонтанов пристроились караулящие их мамы и бабушки.

– Простите, помогите на хлеб? – раздалось позади.

Голос был жалобным и совсем юным, они оглянулись. Возле Антона остановилась молоденькая попрошайка, худая невысокая девушка с длинной светлой косой, большими ясными глазами и застенчивой улыбкой на веснушчатом милом личике. На девушке было длинное лёгкое платье из какого-то дешёвого ситчика и… больше ничего! Она стояла босиком на раскаленном асфальте, кожа возле ступней была красной, как у варёного рака, а кое-где потрескалась и пошла волдырями.

– Ты с ума сошла!

Антон, не задумываясь, подхватил девушку на плечо, поволок к фонтану.

– Мать, аптека, быстро. Любую мазь от ожогов.

Несмотря на тезисный стиль, Матрёна вполне поняла, что хочет от неё Чёрный – после операции с кольцами им всё утро казалось, что одни и те же мысли одновременно возникают у них в головах. Она осмотрелась и двинула к аптеке, обнаруженной на углу напротив. Чёрный усадил девчонку на стенку чаши фонтана, макнул ногами в воду. Та не сопротивлялась.

– Отмывай, – почти приказал он.

Девушка послушно наклонилась и стала оттирать от вспухших обожжённых ног уличную пыль и частички въевшегося в кожу асфальта. Вернулась Матрёна, протянула тюбик. Антон сказал пациентке выставить ноги на солнышко и просушить. Та протянула пятки под ветерок.

– Матрёш… – Антон хотел попросить Матрёну сходить посмотреть, где здесь можно купить какие-нибудь лёгкие тапки.

– Да? – вдруг отозвалась девчонка.

– Это она – Матрёша, – указал Антон, и тут до него дошло. – А, ты тоже? Вот я попал!

– Она тоже? – делано удивилась попрошайка. – Тёзка, значит. Это правильно.

Чёрный не понял. Он подумал, что у девицы нехорошо с головой – кто же станет ходить босиком в такую погоду? Её ноги стремительно высыхали, Антон взялся за мазь. Он старательно намазал толстый слой по всей ступне, взял вторую.

– Так тапочки поищи, – попросил он свою Матрёну.

Она кивнула.

– Не нужно, – вдруг мягко произнесла пациентка. – Спасибо, всё уже хорошо. Я не ошиблась.

– В чём? – с глупым видом спросил Антон. Он не отрывал глаз от девичьих ног, а те стремительно выздоравливали: обожжённая красная кожа покрывалась коркой и облезала, взамен показывалась новенькая нежная и розовая, как у младенца, кожица. Не прошло и пяти минут, как болтающиеся в воздухе пятки странной Матрёны приобрели первозданную новизну.

– Я хотела знать, действительно ли ты тот, кем ты будешь, – так же туманно заговорила она, разглядывая Антона. – Тогда понятно, почему они здесь.

– Кто здесь? – переспросил он.

– Оглянись.

Антон и Матрёна оглянулись одновременно. Вокруг площади выстроилась цепочка их старых знакомых; теперь, когда их было много, можно было заметить некоторое различие в фигурах и лицах, но одинаковые костюмы его хорошо прикрывали. Чёрный стиснул зубы и потянулся за тростью.

– Не нужно. – Странная Матрёна спокойно перехватила его руку. – Я вас провожу.

– Кто ты? – наконец догадался спросить Антон. Он вдруг осознал, что не почувствовал веса девушки, когда её поднимал.

– Матрёна Петровна. – Она смотрела на них ясными глазами, словно не понимая, что тут ещё говорить. – Я здешняя.

– Почему ты решила нам помогать?

– Великое творение должно быть завершено. – Кажется, она не умела изъясняться по-человечески. И тут же озорно рассмеялась: – Да и как не помочь своей милой тёзке? Чай под одним ангелом ходим.

Она энергично встала и подхватила под руки Антона с Матрёшей:

– Идём! Нечего рассиживать.

Они прошли между двумя мрачными стражами и вышли на тротуар. Преследователи не обратили на них никакого внимания. Прохожие то и дело задевали то Чёрного, то Матрёну и удивлённо шарахались в стороны, иногда извиняясь. Создавалось впечатление, что их просто никто не видит.

Матрёна-спасительница проводила их до самых дверей метро и на прощание попросила быть осторожными.

– Идёт большая Игра, в Городе много чужих. Они ищут вас и мешают друг другу, это вам в пользу. Грядёт великий огонь, если вы проиграете, его не остановить. Пока ещё есть надежда. – Она оглядела Антона и Матрёну так, как будто провожала их в последний бой. – Россия будет в огне, но, если всё сложится правильно, она устоит.

Босоножка развернулась и быстро зашагала прочь. Она завернула за киоск, а Чёрный с Матрёшей нырнули в метро, в котором тоже не осталось никакой прохлады.

Мирон не уставал удивляться безумию окружающего его мира, безумию и в глобальных действиях организованных групп людей, и в мелких бытовых вопросах. Почему билетов нет в кассе вокзала, но тут же к вам подойдёт ушлый молодой человек с хитрыми глазами и предложит их на любой интересующий вас поезд? И стражи порядка сделают вид, что они его в упор не видят. Он послал барыгу по известному адресу и отправился в офис – заказывать через Интернет то, что невозможно получить в надлежащем месте. В запасниках агентств билеты тоже должны быть.

В поезде Онил задремал, а Баалу не спалось, он отстранённо созерцал проплывающий за окном пейзаж. Его мысли блуждали далеко от красивых картин. Этому миру не хватает порядка, в нём слишком много слов и слишком мало реальных дел. В случае катастрофы все организующие структуры рассыплются как карточный домик, воцарятся хаос и беспредел. Люди до последнего будут цепляться за иллюзии власти, богатства, силы, трястись над бессмысленными предметами и рвать друг другу глотки. Если есть один выход и ограниченное время, стадо пустышек станет давиться в узком проходе и закупорит его совсем, вместо того чтобы построиться и спокойно покинуть горящий дом. В этой мельнице неизбежно будут гибнуть и те, кто осознаёт её идиотизм.

В условиях катастрофы единственным спасением может стать жёсткая власть, подчинение единым для всех правилам без поблажек и исключений. Пустышки никогда не смогут организовать ничего подобного. Значит, нужно собирать своих, тех, кто, как и он, не принадлежит этой планете, тех, кто отбывает свой срок. Собирать, объяснять ситуацию, обучать тех, кто не погас до конца, будить тех, кто способен проснуться. Нужно дать им возможность вспомнить свою суть, вернуться к ней, вырваться из одуряющей круговерти искусственных гонок за ненастоящими целями. Любым способом, какой только будет возможен. Хотя бы распространением информации о действительном положении дел.

Если у них получится с городом, будет куда отводить своих. Это шанс, может быть, единственный шанс радикально изменить положение. Пустышек сейчас большинство, потом их останется гораздо меньше. Они сами перебьют друг друга, те, кто переживёт катаклизм. Оставшихся можно будет использовать. Пусть живут, пусть работают, пусть пользуются доступными всем благами, но никогда, никогда больше не обретут шанса получить какую бы то ни было власть.

– О чём задумался? – свесил голову с верхней полки Онил.

– Строю радикальные и кардинальные планы. – Мирон оторвался от созерцания окна.

– И как? Мы захватим мировое правительство?

– Оно тебе надо? Мы просто сделаем всё по-своему. Так, как должно быть.