Лохматый засёк время и сел возле треноги с прибором. Он почти сразу потерял из виду уходящего Мирона, который пропал в зарослях колючих кустов. Кажется, здесь не было смены времён года, или она выглядела иначе, чем на Земле. Когда бы они ни вошли в эти кусты, они всегда были одинаковыми – жёсткими, колючими и покрытыми листьями. Трава тоже вроде бы не менялась. Он принялся любоваться пейзажем, одновременно пробуя почувствовать присутствие в округе животной жизни, а также степень «одушевлённости» окружения. Не секрет, что некоторые природные места кажутся наделёнными своей собственной жизнью и разумом, в то время как другие представляют собой просто макет леса или поля в натуральную величину. Издавна человек первый род мест населил «духами». Можно спорить о существовании именно таких «духов», какими их представляли себе древние, но бессмысленно спорить об очевидном существовании различия, которое надо бы как-то обозначать. Поэтому Лохматый не заморачивался, термин «природные духи» был не хуже и не лучше других. Он попробовал отыскать здешних «духов» и, если получится, установить с ними контакт. Время от времени он поглядывал на пятнышко от лазерного луча на стекле коробочки с самописцем, но потом увлёкся и забыл обо всём.
Он очнулся, когда на траву перед ним легла его чёткая тень. Вздрогнул, посмотрел на часы. Прошло пять часов с момента ухода Мирона. Лохматый бросил тревожный взгляд на стекло – пятнышко всё ещё торчало на прежнем месте – переход был открыт. Но где же Баал? Лохматому показалось, что он ощущает его присутствие в направлении чуть правее оси своей тени, но расстояние он определить не мог. Почему он не вернулся вовремя? Пойти искать? И, с вероятностью, заплутать самому, не оставив никакой информации о том, что здесь случилось? Нет, так нельзя. Он выдернул из планшета блокнот и начал быстро описывать ситуацию. Мирон ушёл в тринадцать часов по Москве, сейчас – он снова посмотрел на часы – что за ерунда? Сейчас они показывали шестнадцать часов. Но он только что видел стрелку на восемнадцати! А если то же самое происходит с часами Баала и он просто не знает, что пора возвращаться? А если к тому же взбесился компас? Он схватил свой и проверил направление стрелки – она исправно показывала в точности на тот ориентир, который был выбран в качестве «точки севера». Но это ничего не значило – помехи могли быть временными. Лохматый задумался. Баал, находясь в долине и понимая, что приборы ему врут, не сможет определить, куда ему следует возвращаться – с вершины любого холма он будет наблюдать полностью однообразный пейзаж. Нужна привязка, нужен ориентир, заметный с любой точки в округе. Лохматый вскочил и принялся ослаблять крепление связки воздушных шаров. Ох, какие же они оба умники – не могли догадаться сразу же их повесить! Шарики послушно взмыли на длину растяжек. Оставалось ждать.
Здешнее солнце повернулось ещё на пару десятков градусов, когда наконец из качающихся кустов показалась песочного цвета бейсболка Баала. Длинноногий и нескладный, как лось, он, как и этот зверь, великолепно чувствовал себя посреди бездорожья. Лохматый ради любопытства посмотрел, что сейчас покажут его часы. Они показали пятнадцать, выходило, что Мирон отсутствовал в точности два часа. А компас? Кажется, с ним всё было в порядке.
– Сколько времени ты ходил? – спросил он у подошедшего Мирона.
– Как договаривались, – с удивлением ответил тот. – Два часа. А хорошо, что ты придумал шарики запустить – очень удобно топать. Я всё время на них оглядывался.
– Оглядывался? – Лохматый не понял. – Почему оглядывался? Ты же на них сюда шёл.
– И туда и сюда, я же говорю – очень удобно.
– Ладно, пошли отсюда.
Они быстро собрали вещи, оставили на память о себе в небе связку воздушных шаров и нырнули в переход. На своей стороне их часы дружно разбежались на пять часов. Выходило, что Мирон провёл в другом мире три часа, а Лохматый восемь. Они решили оставить эту загадку для Калины и Леонида.
Матрёна вернулась из института бледная и притихшая. Антон только собрался поделиться с ней недавно достигнутым пониманием нового приложения геометрии и роли Давида, но взглянул на девушку и в первую очередь поинтересовался, что ещё случилось?
– Ты не слушал новости?
– Нет. – Он развёл руками и улыбнулся. – Не до того.
– Метро взорвали, – буднично сообщила Матрёша.
– Всё? – не поверил Чёрный.
– Две станции, «Лубянку» и «Парк культуры».
– Вот как. – Антон помрачнел. – Значит, они всё же это сделали.
– Они? Кто они? – не поняла Матрёна. – Террористы?
– Да какие террористы? Силы. Мне это показали во сне, оба взрыва. Первый ведь был на Лубянке? Да?
– Да… – Она повесила куртку на вешалку и теперь расстёгивала сапоги.
– После этого поезда ещё ходили. А после второго – перестали ходить.
– Да, всё так и было. Откуда ты знаешь?!
– Я же сказал, во сне видел.
– И никого не предупредил? А если бы я там взорвалась?
– Не взорвалась бы. Седой говорил, что нас не затронет.
– Ах говорил?! А остальные – пусть взрываются?! Ну вы и гады! – Она так экспрессивно размахивала только что снятым сапожком, что Антон невольно отклонился, как бы его не задело. – Animali puzzolente sporca!
– Да ты чего, Лоренца? Сама подумай, как бы я мог предупредить? Числа не знаю, ничего не знаю, приду и скажу – мне сон приснился? И куда меня сразу пошлют? Тут тебе не прежние времена!
– Извини. – Девушка одумалась. – Я просто перепсиховала. Конечно, ты не мог ничего изменить.
Антон не стал говорить ей, что мог бы, если бы не поругался с Аристой. Он не собирался сдаваться, а это был всего лишь ещё один эпизод войны.
– Больше тебе ничего такого не снилось? – уже примирительно поинтересовалась Матрёна, возвращая на пол сапог.
– Нет. Больше ничего. Точно.
– Ладно, тогда пошли перекусим, расскажу кое-что.
– Пошли. – Заинтригованный Антон послушно последовал за ней на кухню.
– Как ты думаешь, как поклонялись богам, когда ещё не было храмов и статуй? – Девушка нарезала рулет с лимоном, и Антон не видел чёртиков, пляшущих в её глазах.
– Не знаю. – Он оторопел. – Никак, наверно, ещё не умели.
– Ничего подобного! Нашу Кали тогда мог представлять просто чёрный камень, или треугольная ямка в земле, или даже кучка земли. Главное – сам принцип!
– Тогда уже знали принципы нашей Кали?
– Знали-знали. – Она подвинула тарелку с лакомством Антону и сама взялась за него. – Её тогда все знали, весь мир. Великую Матерь почитали везде, это была первая универсальная и самая естественная религия. Отсюда потом развились все прочие культы.
– Действительно, естественная, – согласился Антон. – Самая естественная из всех.
– И есть предсказания, что она станет единственной универсальной религией в будущем! Сам Шива говорил: «Когда Кали-юга достигнет полноты своей силы, то не будет больше пашу, и все люди на Земле станут последователями Пути Кулы».
– То есть скоро уже, получается?
– Ну да. Хотя смотря как считать. Сейчас это, видимо, назовут тантристским культом. Это у тантриков Кали – Изначальная Всепорождающая Сила, Источник и конечное Прибежище всего, что только существует. Ещё они считают, что постижение природы Богини означает постижение Высшего и полную Самореализацию.
– Да, в наше время самореализация – хороший манок. За ней пойдут. – Антон задумчиво помешал ложечкой чай. – Современный язык не меняет древних понятий, меняются лишь слова.
– Сейчас всё больше желающих разбудить энергию кундалини. Тантризм обещает развитие таким образом многочисленных психофизических и духовных совершенств. – Матрёша так бесстрастно прихлёбывала чай, как будто уже достигла совершенства. – Раньше это называли развитием сиддх.
– Сейчас, видимо, назовут, получением левелов, – криво усмехнулся Антон. – Или скилов. На языке молодежи.
– Неважно. Это всё равно умения и уровни силы. Свернутая кольцом кундалини дремлет в основании позвоночного столба, пока не будет пробуждена. Это часть великой Жизненной Силы Космоса, которая является центром и корнем всех сил человека.
