— Ну, если вы желаете, то можете прийти на оглашение завещания на следующей неделе. Возможно, мистер Лонгхорн вам что-то и отписал. Но если вам интересно моё мнение — а мне обычно довольно много платят за подобные советы — я бы сказал, что вам уже досталось с лихвой.

Каролина покинула «Новую Голландию», унося с собой намного меньше вещей, чем привезла, и отчаянно нуждалась в обществе. Ни Пенелопа, ни Лиланд сейчас не казались подходящей компанией, и не только потому, что всё ещё находились во Флориде. Первая обещала помогать ей, но всё равно не была такой подругой, которой можно показать свою слабость, а второму ни в коем случае нельзя знать, насколько она была зависима от Лонгхорна, и она этого не допустит. Конечно же, он знал, что пожилой джентльмен присматривал за ней, но Каролина объяснила, что её покойный отец и Лонгхорн были близкими друзьями, а она сама жила на деньги, унаследованные от отца.

Покидая отель и следя за тем, как два потрепанных черных чемодана загружают в наёмную двуколку, она не смогла не вспомнить единственного во всём Нью-Йорке человека, который знал, кто она на самом деле.

Она дала извозчику адрес в центре города и всю дорогу отказывалась смотреть в окно, пока они ехали по роскошным улицам в замшелый старый город. Снаружи тянулся унылый серый горизонт, мелькали печальные лица и кричащие рекламные объявления, пытающие убедить рядовых жителей Нью-Йорка, что их жизнь изменится, если они купят какое-то дешевое средство для волос или другую ерунду, которую Каролина теперь презирала.

Когда она позвонила в дверь дома на отдаленной улице, где до этого бывала лишь однажды, ей не открыли. Деньги быстро таяли, но она заплатила извозчику ещё немного и в ожидании села обратно в двуколку, прикрыв лицо черной шелковой вуалью на шляпке.

У неё отняли множество платьев и большую часть драгоценностей, но некоторые предметы настолько шли ей, что даже угрюмый мистер Джеймс не видел смысла отбирать их. «У меня всё ещё есть гордость и доброе имя», — сказала себе Каролина, наклоняясь вперед над жестким сидением. Удачно сложилось, что теперь имя было её собственностью. Но даже этот скромный дар, казалось, улетучивался с каждой минутой, пока она ждала и ждала в экипаже, стоящем на булыжной мостовой. Извозчик уже терял терпение, а Каролина гадала, вовремя ли явилась и не пора ли уезжать, когда в окне показалось лицо.

— Мисс Каролина Брод! — воскликнул он, словно поджидал её.

Она безнадежно повернула лицо к солнцу. Каролина не могла подождать, как истинная леди, пока извозчик спешится и откроет перед ней дверцу, и сама нажала на ручку затянутой в перчатку рукой и выскользнула на улицу.

— Тристан! — закричала она и кинулась ему на шею.

— Чем обязан такой честью? — поинтересовался он, вежливо отодвигая её, чтобы как следует рассмотреть.

— О, Тристан, случилось самое ужасное… — начала она.

Теперь с ней рядом был тот, кто всегда смотрел на неё с таким подобострастным участием и щедро сыпал советами, и Каролина поверила, что можно ослабить бдительность. Хотя мороз всё ещё пронизывал её — а шея Тристана была защищена толстым коричневым шарфом — Каролина начала согреваться. Она хотела рассказать ему о своей грусти, тревоге и унижении, которые ей пришлось сегодня пережить, и была благодарна ему даже за мелочи вроде той, что он знал её имя.

— Зайдете на чай? — перебил он, не утруждаясь выслушать до конца её излияния.

Каролина стыдливо потупила болотно-зеленые глаза.

— У меня несколько чемоданов… — произнесла она более неуверенным тоном.

В предыдущий раз, лишившись дома, она чувствовала себя глупой и неуклюжей. Её лишь немного удивило, что она оказалась способна преподносить свои расстроенные чувства как очарование, и представила себе, что сейчас выглядит такой же изысканной и хрупкой, как едва подхваченный легким ветерком бархатистый лепесток розы.

Фигура Тристана была стройной и крепкой, а двигался он уверенно и целеустремленно. Каролина не смогла удержаться, чтобы не насладиться зрелищем, как он указывает извозчику, куда отнести багаж и провожает их сквозь узкие деревянные двери в свои небольшие апартаменты. На этот раз обстановка казалось более опрятной и приветливой, а ощутив исходящее от отопительной батареи тепло, Каролина осознала, насколько же замерзла.

Тристан дал извозчику на чай и коварно улыбнулся Каролине, принимая её плащ. Она собиралась между делом упомянуть, что познакомилась с Лиландом Бушаром и влюбилась в него. Но не успела этого сделать до того, как он поставил воду на огонь и налил ей рюмку бренди, чтобы согреть её. А затем Каролине показалось, что говорить о Лиланде уже поздно, и после того, как Тристан повернулся и одобрительно оглядел её хорошо сидящее черное шёлковое платье, самым естественным действием оказалось наклониться вперед, запустить ладонь в его вьющиеся светлые волосы и припасть к губам поцелуем.

Моя Ди,

Я все время думаю о тебе и о том,

когда мы будем вместе.

Как же скоро это произойдет.

А пока что держи свои чувства при себе

и веди себя так, будто всё нормально.

С любовью,

Г.

Вода была спокойной, но Диана — отнюдь нет, и поэтому без оглядки бросилась в волны. Женщины в шляпах и чулках держались за канат, протянутый в море, и не обращали на неё внимания, продолжая взвизгивать, словно океан для них являлся вечным источником удивления. Для Дианы он не был диковиной — волны вздымались вверх и вниз и несли либо от берега, либо к нему. Это монотонное покачивание немного ее успокоило, хотя утешить ее неистощимую жажду не могла ни одна природная сила. Прошло три дня с того момента, как она увидела Генри с женой на балконе, и с тех пор Диана затаилась и выбросила в море все его записки. Потерять его в первый раз, отпустив в брачные узы, было мучительно, но во сто крат мучительнее оказалось обнаружить, на какую чудовищную ложь он способен. От этого Диана чуть не лишилась дара речи. В её душе пылала ярость, ведь Диана уже на собственном опыте знала, насколько ненадёжна любовь Генри, и всё равно вернулась к нему, чтобы вновь пострадать.

Она бесцельно плыла на спине, как поплавок, и крики с берега вскоре стали едва различимы. Пляжные кабинки для переодевания и зонтики остались вдалеке, а отель со своими столовыми приборами, коврами, играми на газоне и велосипедами — ещё дальше. Грейсон сидел в ожидании на песке рядом с шезлонгом Дианы, пребывая совершенно не в настроении веселиться. Он покорно ходил за ней хвостом, но прежняя бесшабашность покинула его, и казалось, что у него иссяк запас возможных тем для разговора.

Когда бы Диана ни повернулась к нему, её встречали только грустные тоскующие глаза. И в это же время Генри верил, что все идёт так, как он задумал, а Диана лишь подыгрывает ему. В воображении Диана разыгрывала целые пьесы, как бы она провела очную ставку с Генри, вылив ему на голову множество остроумных и разгромных обвинений. Но её внутренний голос задавался вопросом, а представится ли ей такая возможность. Возможно, Генри так и будет посылать ей записочки, даже не догадываясь, насколько она зла на него, и единственным отличием этих писем от предыдущих будет то, что им придется вернуться в Нью-Йорк, где Диана сожжёт их.

Теперь она уже всецело доверила себя океану, и в середине размышлений волна сперва приподняла её на гребне, а затем накрыла с головой. Диане пришлось упорно плыть, чтобы вынырнуть на поверхность, и когда у неё получилось, она потрясла головой, чтобы стряхнуть воду с глаз. Диана била ногами, стараясь держаться на плаву, и одновременно пыталась убрать волосы с лица. Затем она заморгала, чтобы вновь обрести зрение, и поняла, что Генри качается на волнах в метре от неё. Он внимательно смотрел на Диану, слегка приподняв острые плечи над поверхностью воды.

— Ты в порядке? — спросил он, подплывая ближе. Но в его беспокойстве было скрыто ликование, и Диана знала, что он рад тому, что застал её в таком положении. — М-м-м, милое местечко.