На фоне Гималайских гор были нарисованы прозрачные нити, по которым на землю спускались души людей. Вдали были видны пики храмов, и разлившаяся по долине река уносила эти души куда-то вдаль…

Рохини притихла, присела рядом и внимательно следила за выражением его глаз.

— Вам действительно нравится?

— Да, — словно очнувшись, промолвил Стивен, он взял ее руку и сжал в своей. — Рохини, тебе надо продолжать. Ты талант, это нельзя так оставить. У меня есть друг в Америке, который может помочь с выставкой твоих картин!

Стивен в волнении все крепче сжимал ее маленькую руку с множеством позолоченных браслетов на запястье, пока вдруг не увидел в ее глазах смущение, и только тогда он понял, что совершил что-то недозволенное. Он ослабил свои пальцы, и Рохини, вся красная от стыда, молниеносно выхватила ее. Горя от невероятного смущения, она даже не могла на него смотреть, она заметалась на месте и, подхватив с полу упавшую накидку с яркими восточными узорами, выбежала из комнаты.

Стивен давно не смущался, но ее реакция почему-то ввергла его в это забытое чувство. Он тряхнул головой, словно от наваждения, и сел на кровать.

Сегодня он мог остаться без завтрака.

Завтрак Рохини все-таки принесла. Переступая через порог, она чуть не запнулась, и с ее подноса едва не скатились чашки и кувшин с молоком. Но она, преодолевая смущение, упрямо смотря в пол, поставила поднос перед Стивеном и удалилась, оставив его наедине со смутным состоянием его ума.

— Ты слишком себя приукрашиваешь, — говорил Гонпо, тщательно прожевывая бублик и запивая его чаем.

Стеша еще не забыла обиды, но все-таки решила досадное происшествие на лестнице, когда ее прогнала Джецун, а Гонпо нагрубил ей, постараться забыть. Но забывалось пока сложно.

Они сидели на террасе дворца с узорчатыми мраморными колоннами, увитыми ярко-зеленым плющом, и, попивая чай, любовались горами, которые так красиво обрамляли окружающее пространство.

— Знаешь, я над этим очень много думала, — отвечала ему с серьезным видом Стеша, откинувшись в плетеном кресле. — Но если взять, к примеру, что я не есть я, а другая, отличная от меня комбинация элементов, то мне Стеша нравится. Что я с этим могу поделать, если всю свою жизнь я делаю из нее мой идеал? Она именно такая, какой я хочу видеть девушку моей мечты. Я ее воспитала так, я ее слепила такой, я ее создаю каждый день. Это мой шедевр. Что я могу показать миру, как ни себя саму, именно ту, которую я выстраиваю согласно своим принципам, наклонностям и мировоззрению?

— А как же со скромностью?

— А зачем она нужна?

— Ну как же… Скромные люди не вызывают зависти, они не уничижают других, менее благополучных, своей изысканностью, они не подрывают правила общества…

— Неужели ты не понимаешь, что это все искусственно создаваемые принципы, которые вводят людей лишь в дальнейшее заблуждение?

— Каким образом?

— Если есть другие люди, с меньшими возможностями, они должны это видеть и желать преобразить свою жизнь, найти знания, с помощью которых они смогут это сделать, накопить соответствующую благую карму, которая позволит им стать значимее. Их зависть — это ущербность их ума, при чем здесь я? Наоборот, это может дать им хороший стимул преобразить свою жизнь, ведь об этом много говорится в Буддийской философии.

— Но ты ведь практикующая, ты должна быть скромной.

— Почему должна? Посмотри на практикующих девушек в серых одеждах. Неужели ты думаешь, что все они не хотят быть красивыми и привлекательными? Часто такая скромность происходит оттого, что человек просто не умеет себя показать, а не носит яркие наряды только из страха быть посмешищем…

Посмотри на индианок, какие они цветущие, разноцветные, красивые. А все потому, что в Ведах написано, что очень важно явить миру и своему мужу красоту и привлекательность, на какую женщина только способна. Разве красота не соответствует более высокому уровню, нежели серость и непривлекательность? И если в моем окружении становится больше красивого и больше красивых людей встречается, то это говорит лишь о том, что моя карма становится лучше и мои заслуги увеличиваются.

— Тебе не кажется, что ты постоянно играешь сама с собой? — Гонпо уже доел бублик и теперь в упор смотрел на нее.

— А почему бы нет, это то же самое, когда мы делаем Цог. Мы ведь подносим именно то, что нам нравится. Когда мы готовы это поднести Богам, то цепляние за это ослабевает.

— Стеша, тебя не переспорить. Я уже запутался, и у меня разболелась голова.

— Хорошо, исчезаю, — сказала она, опять обидевшись, и, взяв свой грязный стакан, удалилась.

Сидя на унитазе, она думала, что даже во дворце Джецун, где все изящно и изысканно, из ее тела выходит что-то мерзкое и нечистое, и, освободившись от этого, она какое-то время чувствует себя легче. Но на следующий день, приняв пищу, ее тело неотступно производит опять это мерзкое и нечистое.

И Стеша впадала в отчаяние. Как остановить эту мануфактуру? Как сделать так, чтобы ее тело постоянно оставалось чистым и легким? Так, чтобы этот дурно пахнущий поток испражнений исчез, преобразился в нечто другое!

Ведь Тантра работает по принципу трансформации и преображения нечистого в совершенное и абсолютное.

Или она что-то не так понимает?

Да, она слышала, что святые древности могли даже экскременты превращать в нектар. Но она не могла это сделать…

Из открытого окна доносился душистый запах фанчпори и раткирани. Рохини с упоением вдыхала его и думала о Стивене.

Она понимала, что уже жаждала его, она очень хотела, чтобы его американские ладони ласково плыли по ее смуглой спине, чтобы он прикасался губами к ее шее и ласково кусал мочку уха. Девушка глубоко дышала, представляя, как, прижимаясь своими небольшими смуглыми грудями к его литой белой груди, гладит его, скользя и еле касаясь его такого красивого, словно выточенного искусным мастером, тела.

Рохини не могла спать всю ночь. Словно в бреду, она постоянно ощущала присутствие Стивена и снова и снова прижималась к его крепкому телу.

Наутро, измученная и дрожащая, она опять готовила ему завтрак и опять, смущаясь еще более, зашла к нему в комнату.

Он смотрел на нее внимательно и понимал, что еще немного, и он может потянуться к ее маленькой руке, схватить ее, притянуть к себе и скомкать в страстных объятиях. Но почему-то перед его глазами проплывало лицо Стеши, и его страсть, которую он начинал чувствовать к Рохини, становилась сразу какой-то ненастоящей. И он, сжимая что-то внутри, тоже старался не смотреть на Рохини. Но все же однажды, когда она, разливая чай, словно случайно прикоснулась к его руке, он не выдержал и, отставив поднос в сторону, притянул ее к себе. Жаркое индийское тело на миг обожгло, волна блаженства затопила до основания, но Рохини, прильнув к нему, тут же оттолкнулась и стремглав помчалась к порогу.

Он тоже уже не мог спать, и казалось, что все его силы сопротивления иссякли. Еще не много — и произойдет что-то страшное, недозволенное… И, встречая время от времени во дворе подозрительный взгляд Горова, он понимал, что переходит какие-то грани приличия, что надо прекратить думать о жарком теле Рохини, но ничего поделать не мог. Он слишком давно не имел женщины.

Однажды вечером он решил пойти в город и попытаться найти какую-нибудь местную проститутку или даже съездить в Дхарамсалу, которая считалась туристическим местом и где, по его сведениям, они точно были.

Он побрился, надел свежую одежду и, когда стало смеркаться, вышел на улицу. Боджнатх он толком не знал, но, дойдя до первой закусочной, решил попытать счастья.

Стивен долго объяснял закопченному индусу с невероятно большим животом, что ему нужно, пока тот наконец-то не понял и, расплывшись в сладенькой улыбочке, знаками показал, что все может устроить за некоторое вознаграждение. Стивен понимающе кивнул и остался ждать.