— От чего несвободна ты?

— От воли своего Учителя и от устоявшихся традиционных взглядов Дхарамсальского общества… — Она немного споткнулась, как бы раздумывая, но все-таки добавила: — И еще много от чего другого…

Но тут она вдруг услышала над ухом чей-то голос: «А может быть, ты в первую очередь несвободна от собственного «Я». Но Стеша решила об этом подумать позже и, опять повернувшись к Стивену, закончила:

— Поэтому ты хорошо подумай, о какой свободе ты говоришь.

Стив потер виски, налил еще чая из термоса и закурил американские, но купленные в местной лавке сигареты.

— А что ты предлагаешь?

— Ничего, — сказала Стеша, наполнив свой стакан тоже, но потом продолжила: — Я только лишь знаю, что за все в этой жизни надо платить. Если в твоей жизни возник этот абсурдный долг, то рано или поздно ты его все равно заплатишь, если не тюрьмой, то страданием изгнания, мучениями совести, постоянным страхом быть пойманным и так далее.

— И ты думаешь, что у меня нет никаких шансов наладить свою жизнь?

Стеша немного помолчала, подняла упавшие на пол крошки от поджаренного на калорифере хлеба и сказала:

— Есть, но ты не хочешь в это верить. А я не смею это тебе навязывать.

— А, ну значит, это опять твоя буддистская философия, — слегка разочарованно протянул Стив и закинул ноги на табурет.

— Я бы сказала — знание и мудрость. Мир устроен так, что, кроме того, что ты видишь, есть еще и другие планы, которые так или иначе являются огромным закулисным механизмом, который не виден обычным людям, но играет глобальную роль в этом огромном спектакле под названием «Жизнь». Но они могут быть очевидны для людей, которые достигли некоторых высот в духовной практике. И они могут проникнуть за кулисы этого явленного театра и поменять сценарий. Но это очень трудно.

— А ты можешь сказать попроще?

— Попробую. В буддистской философии говорится, что то, что ты имеешь сейчас проблемы, — это результат твоих поступков в прошлом, может быть даже не в этой жизни, а в других, о которых ты не знаешь. Но, так или иначе, всему происходящему с тобой есть причина. Когда-то ты посадил это семя, иначе бы не пожинал эти плоды сейчас. Но согласно буддистскому Учению, ты можешь очистить эту негативную информацию. Просто надо начать заниматься соответствующей духовной практикой по устранению омрачений твоего ума.

— И сколько понадобится для этого времени?

Стеша усмехнулась:

— Много, особенно для тебя.

— Как это много, у меня каждый день на перечет? — Стив переложил ногу на другую ногу и смачно захрустел хлебом.

— Ну вот смотри, я занимаюсь духовной практикой уже лет десять, а до сих пор имею кучу недостатков, жадничаю, злюсь и тому подобное, и, если сказать начистоту, только сейчас стала вникать в устройство этой сложной системы мироздания.

— Да ты же женщина, вам трудно, у вас же мозг для таких сложных вещей не предназначен, — подколол ее Стив, разваливаясь на кушетке еще больше.

Стеша развернулась и хлопнула его по плечу.

— Больно ведь, — сморщившись, потер свое плечо Стив.

— Глупые женщины есть, не спорю, но ты даже не представляешь, сколько на свете еще более глупых мужчин! Так что не буди во мне зверя.

— Ой, какие мы гневные. — Стив сделал придурковато-испуганное лицо, повалился на кушетку, потом резко метнулся в сторону сидящей на краешке Стеши и сгреб ее в охапку.

Она даже от неожиданности взвизгнула. Казалось, что ее зажали в стальные тиски и вот-вот выжмут из нее сок.

— Ты в моей власти, женщина. Будь ты хоть в сто раз умнее меня, но я смогу сделать с тобой все, что захочу!

Стеша закричала и стала вырываться из его рук, но он все сильнее и сильнее сжимал ее в своих объятиях… пока губы их не встретились и, соприкоснувшись, не перешли в следующую приятную стадию взаимозависимости.

Но когда уже полетела на пол его выгоревшая на солнце рубашка и ее лифчик, когда уже руки стали сплетаться и плыть по очертаниям тел, когда жадные губы мужчины стали спускаться ниже к нежной плоти ее груди, Стеша напряглась и, тяжело дыша, выдохнула:

— Хорошо, но только один раз и больше никогда.

— Как это один? — замер Стивен.

— А так, это мое правило.

— Ах, так! Нет, как ты это себе представляешь, чтобы женщина диктовала мне свои правила, да еще находясь в моих объятиях? Нет, так не пойдет, — выпустив ее из своих объятий, сказал Стив и поднял с пола сброшенную рубашку.

— А что тебе не нравится? Это же очень удобно, никаких проблем. Встретились и снова разошлись.

— А так, мне не хочется, чтобы меня просто использовали для удовлетворения желания и потом выкинули, как уже использованную вещь. Это как-то унизительно для мужчины.

— Но вы ведь, мужчины, чаще всего именно так поступаете с женщинами.

— На то мы и мужчины. — Стив надел рубашку, посмотрел на частично оголенную и удивленную Стешу и сказал: — Да, в мире много чего творится, но всем хочется все-таки, чтобы их хотя бы чуть-чуть любили.

Он отвернулся и вышел.

Стеша еще долго лежала на кровати и думала: как же все интересно устроено. Когда ее хотят мужчины, она от них старается избавиться, когда она хочет мужчину, мужчина убегает от нее. «Мир хорош хотя бы тем, что он отличная тема для размышления», сказал Хэзлип Уильям и был, наверное, прав.

«Если у тебя возникают сомнения, если твоя душа приходит в смятение, затаи дыхание. Посмотри, как беспечно по небу плывут облака, как ветер пытается спрятаться в листве больших деревьев, как солнце скользит по поверхности воды. И наконец, как тепла земля, когда ты стелешь на нее свое, явно осязаемое и ошибочно воспринимаемое то, что называется твоим телом, но не является твоим «Я», — писала она сама себе в своем дневнике, но и это ей не помогало.

Стеша смотрела на мобильник, брала его в руки, вертела, но потом опять в нерешительности откладывала. Она хотела до последнего растянуть время и не принимать никаких решений…

Как-то Пема сказала ей:

— За твоим сомнением кроется нечто реальное, о чем ты не хочешь рассказывать или даже сама хочешь забыть.

— Наверное, ты права, — согласилась Стеша.

— Это не пройдет само собой, это как нарыв. Пока ты его не вскроешь, даже если это очень больно, он постоянно будет переполнен гноем.

Стеша удивилась тому, что, хотя она довольно уже долго знала Пему, однако даже не догадывалась о такой ее прозорливости.

Да, гнойник действительно был, он нарывал уже много лет, и этот нарыв томил ее душу и не давал ей свободно вздохнуть.

Это случилось давно. В том далеком неуютном, холодном детдоме… Однажды под вечер в детдом прибыла новая партия отловленных на вокзале чумазых изголодавшихся детей. Их направили сразу из приюта, даже не помыв и не переодев в чистую одежду, так как была зима, приюты были переполнены, и времени у персонала на всех не хватало.

Он смотрел на нее удивленными голубыми глазами, и она смотрела на него тоже. И все потому, что они были оба рыжие, словно брат и сестра. Стеша смотрела на рассыпанные по его носу веснушки, на сам нос, маленький и вздернутый, на торчащие уши и совершенно такие же, как у нее, волосы, только скомканные и давно не мытые. Она молча протянула ему спрятанную в нагрудном кармашке шоколадку, которую утром ей незаметно дала тетя Вера, и стала ждать, что он скажет волшебное слово «спасибо». Но он выхватил из ее рук протянутую сладость и, даже толком не развернув, быстро засунул ее в рот. Наверное, очень голодный, подумала Стеша и протянула ему шоколадный батончик, который хранила на тот случай, если ей станет очень грустно, и который ей тоже неделю назад принесла тетя Вера. И он, тоже схватив его, уже поднес ко рту, но тут неожиданно подлетевшие подростки выбили у него батончик из рук. Завязалась драка. На Стешиных глазах чумазые ребята избивали этого рыжего, голубоглазого мальчика, а она бегала вокруг них и ничего не могла сделать. Но потом все же метнулась в конец коридора, где хранила свои принадлежности уборщица Анастасия, и, схватив ее швабру, смело стала колотить ее древком перепачканные грязью спины.