Вдали послышался шум поезда, на котором якобы прибыл Ален. Этвуд выехал на дорогу, и машина, подпрыгивая на ухабах, двинулась вперёд.

— Я вам очень обязан, — не удержался Ален.

— А-а, бросьте, — Этвуд махнул рукой. — Война и так жестокая штука, и если можно что-то сделать…

Он не закончил, машина резко вильнула влево (Алена тряхнуло, словно они съехали в яму), а затем остановилась. Этвуд что-то пробормотал сквозь зубы, и Ален, несмотря на слабое знание английского, понял, что это ругательство. Этвуд открыл дверцу и вылез из машины.

— Опять эта проклятая тварь! — сердито сказал он, глядя на что-то сбоку от машины. — Специально она под колёса лезет, что ли? Рано или поздно её задавят.

Выглянув, Ален заметил маленькую и удивительно белую козу, которая стояла точно посередине дороги и потряхивала головой.

— Чего это она?

— Сумасшедшая, — серьёзно ответил Этвуд. — По-моему, она специально караулит возле дороги.

— А почему её не привязывают?

— Откуда я знаю… Она из деревни приходит, должно быть. Пошла вон! — Коза ответила «ме-е-е» и затрусила по обочине. Этвуд сел обратно, и машина тронулась. — Однажды я из-за неё съехал в канаву и потом целый час выбирался.

Ален рассмеялся.

— Что смешного? — спросил Этвуд, но сам тоже улыбнулся. — Первый раз, когда было темновато, я принял её за собаку.

— Интересно, встретить козу — счастливая примета или нет?

— Гм… По-моему, невелико счастье. А вы верите в приметы?

— Я нет, а вот моя мать обожала всякие приметы. Не то чтобы она верила им на самом деле, но знала множество, самых разных, таких, что кажется, и специально не придумаешь.

— И как там насчёт козы?

— Не помню. Может, что и было, только я уже забыл.

— Если вы хоть что-то помните, у вас найдётся вполне безобидная тема для беседы с миссис Рэтленд. Она большой знаток всяких примет и относится к ним вполне серьёзно, вам следует иметь это в виду.

Дорога пошла под уклон, и видимость резко ухудшилась. Из низины наползал туман, заволакивая всё вокруг рыхлой сероватой пеленой, вбирающей в себя контуры и звуки и растворяющей их в себе, превращая в смутные, размытые пятна и невнятные шорохи. Изредка раздавалось приглушённое шуршание задеваемых машиной веток растущего кое-где вдоль дороги кустарника. Эти высовывающиеся из тумана ветки походили на щупальца неведомого хищника, затаившегося в тумане в ожидании добычи.

— Далеко ещё? — спросил Ален.

— Уже почти приехали.

Дорога свернула вправо, открыв взору большой пологий холм. Клубы тумана медленно ползли от подножия вверх, но ветер, которого не чувствовалось в низине, относил его вбок, вытягивая длинным шлейфом. Вершина холма, казалось, надменно возвышалась над захваченными туманом окрестностями. На самой вершине стоял замок.

«Шли они, шли, и вдруг вырос перед ними из тумана замок, увитый плющом и со множеством башен, полный удивительных загадок и страшных тайн», — вспомнились Алену строки из много раз слышанной в детстве сказки, которую нараспев читала ему мать.

Он посмотрел на Этвуда.

— Через пять минут будем дома, — сказал тот.

Вскоре машина вынырнула из тумана и подъехала к воротам.

Ален отодвинул штору и посмотрел в окно. Перед домом расстилалась залитая солнцем большая лужайка, на которую выходили дорожки старого, ухоженного парка, справа и слева виднелись массивные стены, способные выдержать любую осаду прошлых веков.

«Надо же, настоящий замок, — подумал он. — Вот уж не рассчитывал после лагеря попасть в такое место».

В дверь постучали, и вошёл Этвуд.

— Доброе утро. Вы уже встали? Тогда идёмте завтракать, заодно познакомитесь с остальными. — Вчера они приехали довольно поздно, Ален ужинал в предоставленной ему комнате один и никого из обитателей дома не видел. — Не забудьте сделать вид, будто Джудит тоже видите первый раз, — предупредил Этвуд. — Впрочем, вы ведь её раньше действительно не видели, — добавил он неожиданно таким тоном, что Ален насторожился.

Перед входом в столовую висело большое прямоугольное зеркало в старинной раме. Ален бросил взгляд на своё отражение и подумал, что после всех своих передряг выглядит вполне прилично, правда, тёмные очки в сочетании с бледноватым лицом, обрамлённым тёмно-каштановыми волосами, которые уже пора было постричь, придавали ему несколько болезненный вид.

Когда они вошли, остальные были уже в сборе. Внимание Алена сразу привлекла молодая женщина лет двадцати трёх — двадцати четырёх, такой красавицы он в своей жизни ещё не встречал. Брюнетка с удлинённого разреза карими, очень тёмными, издали кажущимися почти чёрными глазами под неправдоподобно длинными ресницами, с прямым носом и полными, хорошо очерченными губами, словно вышедшими из-под резца одного из тех ваятелей античности, чьи творения веками восхищают весь мир, с горделивой посадкой чуть откинутой назад головы, обрамлённой короной роскошных чёрных, но без синевы, волос, уложенных в простую и вместе с тем изысканную причёску; смуглая, с тёплым, нежным румянцем на щеках, высокой грудью и осиной талией, она мало походила на англичанку и казалась порождением знойного юга. Когда Этвуд представил их друг другу и Ален понял, что это и есть Джудит Рэтленд, он окончательно смешался и пробормотал что-то невнятное.

«Какой же я осёл! — пронеслось у него в голове. — Воображал чёрт знает что, то смешливую толстушку, то плоскую бесцветную жердь, а она так красива! Господи, если б я с самого начала знал, какая она! Что за чушь я тогда нёс, плоские шуточки, затасканные анекдоты! Что она теперь обо мне думает?.. Молчал бы уж лучше. А с Этвудом теперь всё понятно. Более красивую пару трудно представить.»

Однако вскоре он нашёл, что яркая внешность Джудит дисгармонирует с её сдержанной и холодноватой натурой; её глазам не хватало блеска, а голосу — живости и глубины чувств, недаром он, основываясь лишь на слуховом восприятии, составил представление о ней как о невзрачной и бесцветной особе. Впрочем, тот же внутренний холодок чувствовался и у Этвуда, на лице которого часто появлялось меланхолическое выражение. «В этом они тоже идеально подходят друг другу», — подумал Ален и, сделав внутреннее усилие, переключился на других. Единственной, кто оправдал его ожидания, оказалась миссис Рэтленд — высокая и словно высохшая старуха с резкими и властными чертами изборождённого морщинами лица; волосы её были совершенно седыми, а кожа имела нездоровый желтоватый оттенок. Третья женщина, Дорис Этвуд, выглядела лет на тридцать пять, Однако Ален решил, что на самом деле её больше. В её холёном лице было что-то неприятное, хотя он не смог бы сказать, что именно. Рядом с ней сидел её родственник, мистер Хилтон; представительный мужчина средних лет с рыжеватыми усами. Разговор с Аленом за столом ограничился несколькими вопросами, какие обычно задают новому гостю, затем перешёл на погоду и последние военные известия; говорил в основном мистер Хилтон.

После завтрака Этвуд заглянул в комнату Алена:

— Сегодня я получил письмо от своего двоюродного брата, на днях он сюда приедет. Генри — легкомысленное, но безобидное создание. Единственное, что плохо, это то, что он обожает знать всё про всех. Остаётся надеяться, что к вам он не будет чересчур приставать. В крайнем случае дайте ему понять, что он вам надоел, он не обидится. — Этвуд подошёл к камину. — А сейчас я покажу вам один секрет этой комнаты, я специально вас сюда поселил. Смотрите, — он повернул деталь украшавшей камин резьбы, затем нажал на стену слева от камина — часть стены отошла назад, образовав узкое прямоугольное отверстие высотой футов пять. — Это потайной ход. Там можно спрятаться, а можно и совсем уйти отсюда, он ведёт в старую, разрушенную часовню возле леса. Думаю, вам он не понадобится, но всё-таки… Теперь попробуйте открыть сами. Не туда, — сказал он, следя за напрасными усилиями Алена, — вправо надо, а вы влево крутите. Сила здесь не нужна, он легко поворачивается. Я освоил этот механизм в семь лет.