Подавленный, Норман Гэйль повиновался. Когда через четверть часа он появился, раскрашенный яркой краской кирпичного цвета, Пуаро одобрительно кивнул:

— Tres bien. Фарс окончен. Начинаются серьезные дела. Разрешаю вам обзавестись небольшими усиками. Но, с вашего позволения, я прикреплю их сам. Вот так. Теперь расчешем волосы на пробор — вот так. Вполне достаточно. А сейчас я проверю, как вы знаете свою роль.

Он внимательно прослушал, затем кивнул:

— Хорошо. En avant, удачи вам!

— Буду надеяться. Но очень похоже на то, что я встречу там разъяренного супруга и парочку полисменов...

...На Гросвенор-сквер Гэйля проводили в небольшую комнату на первом этаже. Через одну-две минуты в комнату вошла леди Хорбари.

Норман взял себя в руки. Он не должен, положительно не должен показать, что он новичок в подобного рода делах.

— Мистер Робинсон? — спросила Сисели.

— К вашим услугам, — ответил Норман и поклонился. «Вот черт, совсем как дежурный администратор в магазине тканей», — подумал он с отвращением.

— Я получила ваше письмо, — сказала Сисели. Норман встряхнулся. «Старый глупец, — сказал он себе, — докажи, что ты умеешь играть!» Вслух он сказал довольно нагло:

— Вот именно. Ну, так как же, леди Хорбари? Нужно ли мне вдаваться в детали? Все знают, леди, каким приятным может быть, скажем, проведенный у моря конец недели. Но мужья редко с этим соглашаются. Полагаю, вы, леди Хорбари, догадываетесь, в чем именно заключаются улики? Чудесная женщина старуха Жизель! Постоянно была при деньгах! А улики против вас, леди, первоклассные; в гостинице, например. Теперь вопрос о том, кому все это больше нужно: вам или лорду Хорбари! Вот в чем вопрос. Я продавец.

Голос Нормана становился все грубее по мере того, как он входил в роль мистера Робинсона.

— Будете ли вы покупателем? Вот в чем вопрос.

— Как вы заполучили эти... улики?

— Неважно, леди Хорбари, это не относится к делу. Главное, что я добыл их.

— Я не верю вам. Покажите их мне.

— Ну уж нет! — Норман с хитрой миной покачал головой. — Я с собой ничего не принес. Я не такой уж неопытный. Вот если мы договоримся тогда другое дело. Я вам покажу их, прежде чем получу деньги! Честь по чести. Десять тысяч. Лучше фунтов, а не долларов.

— Невозможно. Я никогда не смогу раздобыть подобной суммы!

— Вы сможете сотворить что угодно, даже чудо, если пожелаете. За драгоценности вы уже не выручите того, что они стоили, но жемчуга остаются жемчугами. Послушайте, я сделаю леди уступку: восемь тысяч. Это мое последнее слово. И два дня на обдумывание.

— Говорю вам, я не смогу достать таких денег.

— Что ж, наверное, только лорд Хорбари знает, что из этого может получиться! Я уверен, что буду прав, если скажу, что разведенной жене не полагается содержание, а мистер Барраклоу, хотя он и многообещающий актер, пока что денег лопатой не загребает. Итак, обдумайте все. Помните, что я сказал. Я говорю всерьез. — Гэйль помолчал, затем добавил: — Я точно так же говорю всерьез, как говорила мадам Жизель... — Затем быстро, прежде чем окончательно растерявшаяся женщина успела ответить, покинул комнату.

— Уф! — вздохнул, переведя дух, Норман. Он вышел на улицу и вытер взмокший лоб. — Слава богу, с этим покончено.

Ровно через час дворецкий подал леди Хорбари визитную карточку:

«Мсье Эркюль Пуаро».

Она в гневе швырнула карточку на пол:

— Кто это еще? Я не могу принять его!

— Он сказал, миледи, что он здесь по просьбе мистера Раймонда Барраклоу.

— А-а! — Она помолчала. — Хорошо, пусть войдет!..

Щегольски разодетый Пуаро вошел и поклонился. Дворецкий закрыл дверь.

Сисели шагнула вперед:

— Мистер Барраклоу прислал вас?..

— Сядьте, мадам. — Тон Пуаро был мягкий, но достаточно настойчивый.

Сисели повиновалась. Пуаро занял место на стуле, рядом с ней.

Манеры его были отечески нежны, успокаивающие.

— Мадам, умоляю, смотрите на меня как на друга. Я хочу дать вам совет. Я знаю, вы в серьезной беде.

Она слабо пробормотала:

— Я не...

— Ecoutez, мадам, я не собираюсь выведывать у вас ваши секреты. Это не нужно. Я их все знаю. В том, чтобы знать, — сущность хорошего детектива.

— Детектива? — ее глаза расширились. — О! Помню... Вы были в самолете... Это вы?..

— Совершенно верно, это был я. А теперь, мадам, перейдем к делу. Как я только что сказал, я не настаиваю, чтоб вы мне доверялись. Вы ничего не будете мне рассказывать. Я буду рассказывать вам. Сегодня утром, около часа назад, у вас был посетитель. Он... кажется, его имя Браун?..

— Робинсон, — шепотом поправила Сисели.

— Все равно: Браун, Смит, Робинсон-этими именами он пользуется поочередно. Робинсон приходил шантажировать вас, мадам. Этот человек обладает определенными доказательствами... э-э... одного вашего неблагоразумного поступка. Улики эти принадлежали в свое время мадам Жизели. Теперь они попали в руки к этому человеку. Он предлагает вам откупиться от него, очевидно, за шесть-семь тысяч фунтов?

— Восемь.

— Значит, за восемь. А вы, мадам, не находите, что достать такую сумму в короткий срок затруднительно?

— Я не могу этого сделать!.. Просто не могу!.. Я уже вся в долгах. Не знаю, как мне поступить...

— Успокойтесь, мадам. Я пришел, чтобы помочь вам. Ведь я Эркюль Пуаро. Не бойтесь, положитесь на меня, я рассчитаюсь с этим мистером Робинсоном.

— Да, — резко сказала Сисели. — А сколько вы захотите?

Эркюль Пуаро поклонился:

— Я хотел бы иметь фотографию прекрасной леди, фотографию с автографом... Поверьте Эркюлю Пуаро. Мадам, мне нужна правда, только правда, ни о чем не надо умалчивать, иначе моя инициатива будет связана. Торжественно клянусь вам, что вы никогда в жизни больше не услышите о мистере Робинсоне!

— Хорошо, — утирая слезы, сказала Сисели. — Я расскажу вам все.

— Отлично. Итак, вы занимали деньги у Жизели? — Леди Хорбари кивнула. — Когда это было? Я хочу сказать, когда это началось?

— Восемнадцать месяцев назад. Я была в затруднительном положении. Я играла. Мне ужасно не везло.

— А она ссужала вам столько, сколько вам было необходимо?

— Сперва нет. Только небольшие суммы.

— Кто вас направил к ней?

— Раймонд-мистер Барраклоу. Он сказал мне, что она одалживает деньги светским женщинам.

— Впоследствии она стала больше доверять вам?

— Да. Давала мне столько, сколько я хотела. По временам казалось, что это какое-то чудо.

— Особое чудо мадам Жизели, — сухо уточнил Пуаро. — Это еще до того, как вы и мистер Барраклоу стали... э-э... друзьями?

— Да.

— Но вы опасались, как бы обо всем этом не узнал ваш супруг?

Сисели зло закричала:

— Стивен педант, формалист! Он устал от меня! Он мечтает жениться на другой... Он тотчас ухватится за мысль о разводе!

— А вы не хотите развода?

— Нет. Я... я...

— Вам понравилось ваше нынешнее независимое положение, а кроме того, вы наслаждаетесь обильным доходом. Совершенно справедливо. Les femmes, разумеется, должны следить за собой. Но продолжим. Вставал перед вами вопрос выплаты долга?

— Да, а я... я не могла выплачивать. Тогда мерзкая старуха разозлилась. Она знала обо мне и Раймонде. Она раздобыла адреса, даты... не знаю даже, что еще.

— У нее были свои методы, — сухо сказал Пуаро. — И она, вероятнее всего, угрожала в случае неуплаты долгов передать все это лорду Хорбари? Так что для вас ее смерть оказалась... благом?

Сисели искренне ответила:

— Это все показалось мне чудом.

— Да, в самом деле. Но ведь все это заставило вас немного понервничать? Ведь в конце концов, мадам, у вас единственной в самолете были причины желать ее смерти.

Сисели резко перевела дыхание:

— Я знаю. Это было невыносимо. Я находилась в ужасном состоянии.

— Особенно после того, как вечером, в Париже, накануне ее отъезда, вы посетили ее и устроили сцену.