— Это понятно!

— Ты это пиши, чтобы ему тоже понятно было. Прости, что так долго не отвечала, хотя давно вошла дома в Сеть и прочла твои письма. Милый! Я чуть не плакала, но мне надо было покончить с этим договором — несколько раз гоняли его туда-сюда, пока смогла договориться с этим занудой. Милый!

— Уже было. Может, дорогой?

— Нет, милый лучше, чем дорогой. Пусть отложится у него в голове, что он милый. Милый! Какое счастье, что в апреле мы увидимся. Хельсинки! Благословляю этот город! И его пригороды, и отели с маленькими домиками. Камин, снег, медвежья шкура — как романтично…

— Опять скобку-улыбочку поставить?

— Нет. Поставь розу: «собака» от электронной почты, несколько дефисов, закрывающая фигурная скобка и еще дефисов побольше, чтобы стебель розы получился подлиннее.

— Здорово!

— Обожаю тебя! Я буквально чувствую, как твои руки ласкают меня, как твои губы — целуют… Многоточие. Целую тебя тысячу тысяч раз! Твои ласковые губы, твои дивные брови… Ой, ну не надо хмыкать! Не нравятся дивные, пусть будут выразительные. Мочки твоих ушей. Я касаюсь их языком и чуть-чуть покусываю. И кончиками пальцев играю на твоей широкой груди ноктюрн.

— Хм! Путаясь в волосах…

— Неужели он волосатый настолько?

— Нет, так редкие волоски, чуть-чуть. Просто очень смешно, если представить, как пальцы запутались в шерсти на мужской груди и не могут оттуда выбраться.

— Ничего смешного. Посерьезнее. Что он еще любит?

— Догадайся с трех раз. То же, что и все.

— Ф-ф-у-у… Нет! Это пока рано. Сейчас стадия прелюдии.

— Тогда так: я нежно покусываю твои сосочки и катаю в ладонях твои я… Ой! Нет! Очень пошло получается.

— Тогда после сосочков: и глажу твои волосы.

— Он не любит, когда гладят волосы!

— Значит, гладь спину, плечи.

— Сильную спину, крепкие плечи…

— Замечательно! Клади еще одну розу, желай спокойной ночи и отправляй! Тебе через пятнадцать минут надо выкатиться из дому! Забыла?

— Спасибо, Марта. Великолепно! Я вот что думаю. Да погоди ты, не перебивай. Сегодня он наверняка принесет домой свой компьютер и опять будет «работать» ночью. Ты ведь тоже долго не спишь? Я тебя очень хочу попросить. Попереписывайся с ним за меня. А? У тебя ведь все равно лучше получается.

— Ха! Поиграем в Сирано де Бержерака?

— Почему бы и нет? Ты же понимаешь, если я сегодня одновременно с ним буду сидеть за компьютером и ответы ему начнут приходить, а вчера не приходили, он ведь может запросто вычислить что к чему.

— Логично. Ты опять будешь гладить?

— Например. Лишь бы он видел, что мой компьютер выключен. Пожалуйста.

Из сумки очень не вовремя подал голос мобильный. Я его вытащила. Экранчик информировал: «Даниель».

— Ты где? — спросил он.

— Жду лифт. Похоже, немного опоздаю.

— Очень хорошо, что ты еще не вышла! Подожди меня у подъезда. Я уже близко от нашего дома.

Лифт приехал. Я вошла в кабину.

— Ты? Зачем?

— Что за глупые вопросы? Я решил после зубного не возвращаться на работу. Все равно никакого толку. Или, знаешь, чтобы мне не крутиться, дойди до перекрестка, я тебя возле обувного подхвачу.

— Может, ты съездишь без меня? Работы полно.

— Привет! Хочешь, чтобы на обратном пути я в аварию влетел после пыток этой садистки?

— А по-моему, она тебе вчера понравилась. Ты ей глазки строил, кокетничал.

— Не придумывай! Настоящая горгона Медуза. Жду тебя у обувного!

Дождя не было, но воздух переполняла влага. Тяжелая, городская, усиливающая уличные запахи. Лица и волосы прохожих блестели, будто по ним прошлись мокрой губкой. Блестели машины, стекла витрин, блестело все, что только могло блестеть, но та же самая сырость, висящая в воздухе, белесой дымкой смазывала все очертания и делала матовым блеск.

На перекрестке я перешла на противоположную сторону и, чтобы убить время, стала рассматривать букеты на пороге цветочного магазина по соседству от обувного.

Даниель подъехал почти сразу. Распахнул мне дверцу.

— Привет, любимая. Я так и думал, что тебе захочется цветов.

На переднем кресле лежала коробка с орхидеей.

Я уселась и взяла ее в руки. Он тронул машину с места, искоса поглядывая на меня.

— Спасибо, Даниель, очень красиво. Но ты же знаешь, что я люблю тюльпаны, и для них сейчас самое время. А к орхидеям я равнодушна. Они как будто искусственные. Но все равно очень приятно. Спасибо.

— Спасибо, спасибо, — с деланой обидой проворчал он. — А поцеловать? Или это заслуживают только тюльпаны?

Я наклонилась к нему и чмокнула в щеку.

— Так лучше?

— Ну ничего, сойдет. Хотя вон, смотри! Еще цветочный. Остановимся, тюльпаны купим?

— Чтобы они завяли, пока мы будем у врача?

— Ой. — Он вздохнул. — Не поймешь вас, женщин. То ей тюльпаны подавай, то не хочет, видите ли, завянут!

Воздух устал держать влагу: по капоту и ветровому стеклу забарабанили капли. Даниель включил «дворники». Они замотались метрономами туда-сюда.

— Черт, — сказала я. — А у меня нет зонта.

— Опять потеряла? — сочувственно спорил Даниель.

— Когда это я теряла зонты? Просто зонт всегда лежит в моей машине, я же не знала, что ты вдруг надумаешь…

— Ах-ах! — перебил он. — Как всегда, виноват я!

— Я этого не говорила!

— Ладно. Не переживай. Тоже мне проблема! Не хочешь тюльпаны, купим тебе зонт. Зонты не вянут! Где их продают?

— Ну обычно там же, где обувь, сумки. А у тебя ведь вроде был зонт? Я тебе и Тьерри совсем недавно дарила одинаковые, большие, черные. Я хорошо помню.

Он пожал плечами.

— Наверное, где-то оставил. Или Тьерри потерял! Он вечно хватает мои вещи и теряет. Ты давай на витрины смотри. Остановимся, я выскочу куплю зонт. А то у клиники негде парковаться, и я не хочу, чтобы ты вымокла, пока добежим от машины.

— Готова поспорить, он купил тебе зонт на длинной ручке, белый в черную клетку!

— Знаешь, почему-то я тоже была в этом уверена. Только клетка — красная. Он говорит, что спросил у продавщицы, какие зонты сейчас самые модные. Она сказала, что вот такие, и поинтересовалась, для кого он покупает: для жены или для любимой женщины. Он сказал, что для возлюбленной, и тогда она якобы с многозначительным видом протянула ему в красную клетку.

— Забавно. Хотя похоже на правду и вполне в стиле твоего Даниеля. А что насчет Хельсинки? Или ты пока не заводила разговор на эту тему?

— Он сам завел! Когда мы были у стоматолога.

— В этот момент ты держала его за руку?

— Ой, ну, Марта… Ну конечно.

— Ладно, не обижайся. Итак?

— Он ее спрашивает, сколько еще продлится его лечение. А то он — начальник отдела, и ему довольно проблематично каждый день бросать свой отдел на полдня, сотрудники же без него разбалуются. К тому же в начале апреля у него запланирована важная командировка в Хельсинки, и ему бы не хотелось менять свои планы из-за отсутствия передних зубов.

— А царевна Будур что?

— Говорит, что ежедневных визитов еще примерно на неделю, но она постарается перенести время на пять-шесть вечера, чтобы он не бросал своих сотрудников без присмотра. Потом лучше сделать недели на две перерыв, чтобы подготовить десны к протезированию, ну там слепок, изготовление бюгеля, раз уж он так не хочет имплантов, подгонка, установка — еще неделя-две, не больше. В общем, если процесс пойдет без осложнений, то уже к середине марта все закончится.

— Бедолага, — хмыкнула Марта. — Как же он переживет еще две лишние недели?! Ты сама-то ехать в Хельсинки собираешься?

— По-моему, ты абсолютно уверила его в этом в ночной переписке с Вивьен.

— Ну извини. — В голосе Марты послышалась обида. — Кажется, кто-то просил меня не спать ночью, а…

— Марта! Что ты! Все супер! Твои письма великолепны! Я тебе бесконечно благодарна! Он разбудил меня среди ночи поцелуями, и мы занялись любовью. Так, ничего особенного, по-семейному. Но я испытала такое облегчение!