Оливье поморщился. Джун поняла, что он уж точно никогда не стал бы сниматься в эпизоде.

— А я играл в эпизоде. И не в одном, — честно признался Томми Дангл. — Мне казалось, что это — какой-никакой, а все-таки опыт. Да и деньги — в то время я очень в них нуждался. В общем-то, благодаря этим эпизодам меня и заметил мистер Милано…

— Вот-вот, — кивнул Милано. — Об этом я и говорю…

— А вам часто устраивали сцены из-за отказов? — не унималась миссис Поллет.

— Сцены? — Милано нахмурился, и Джун немедленно вспомнилась история с Клемансом Гудвином. — Да, и такое бывает… Помню, одна девушка устроила настоящую истерику. Вначале она разбила туфлей камеру, а потом заявила мне, что я сломал ей жизнь и карьеру. Если честно, мне было ее жаль. Она так плакала… Я предложил ей неплохую, хоть и не очень заметную роль, которая, на мой взгляд, ей подходила. Но, увы, эта девушка считала себя достойной лучшей участи…

— И что с ней стало? — поинтересовалась участливая миссис Поллет.

Шон пожал плечами.

— Не знаю. Но, надеюсь, она взяла себя в руки и продолжила свой тернистый путь к славе. В конце концов, я — не единственный режиссер… Может быть, кто-то другой открыл в ней искру Божью…

Приготовления наконец-то закончились, и все приступили к долгожданной трапезе. Луиза Бергман заметила, что повидала много пикников, но никогда не была на пикнике под звездами.

— Пикник под звездами… — улыбнулся Милано. — Хорошее название для фильма. Пожалуй, я как-нибудь его использую, если Луиза, конечно, не обвинит меня в плагиате.

— Конечно, конечно, — смеясь, ответила Луиза. — Если только вы дадите мне главную роль в этом фильме…

— А обо мне вы совсем забыли? — вмешался Оливье и посмотрел на Луизу таким по-детски жалобным взглядом, что все рассмеялись.

Джун, которую бабушка, не так часто баловала жареным мясом, почему-то не чувствовала ни малейшего желания есть. Шон Милано тоже ни к чему не притронулся. Он только попросил плеснуть ему немного вина.

Джун в который уже раз заметила, что Милано протер стаканчик салфеткой, прежде чем отпить из него. Теперь она была полностью согласна с офицером Райаном: человек, донимавший режиссера письмами, определенно знал его привычки, и, если не входил в круг друзей Милано, то уж точно имел с ним общих знакомых…

Взяв стаканчик с вином, Милано сказал, что хочет полюбоваться местными красотами, и направился к озеру. Джун, воспользовавшись тем, что все обсуждают рецепт восхитительного маринада миссис Поллет, последовала за ним. С одной стороны, ей не хотелось навлекать на себя еще большие подозрения со стороны бабушки, с другой — она беспокоилась за Милано.

В конце концов, это я пригласила его сюда, оправдывалась перед собой Джун. Значит, я за него отвечаю. Едва ли ему успели привезти лекарства. А ведь он так беспокоился из-за того, что у него может начаться приступ…

За деревьями блеснуло серебристо-серое полотно воды. На Джун повеяло чистой и свежей прохладой. В темноте песок на берегу казался снегом — разница была только в том, что он не хрустел под ногами.

Милано стоял у самой кромки воды и задумчиво рассматривал стальное полотно, на котором легкий ветерок образовал маленькие складочки.

С ним все в порядке… Можно и обратно идти, намекнула себе Джун, но почему-то осталась стоять на месте.

Милано будто спиной почувствовал ее появление.

— Мой ангел-хранитель? — не оборачиваясь, поинтересовался он.

Джун никогда не думала, что можно улыбаться голосом.

— Извините, что помешала… — смущенно пробормотала она.

— Ничего. Подойдите сюда.

Джун послушно подошла и остановилась у самой воды, рядом с Милано.

— Правда, красиво? — Шон раздвинул руки так, словно хотел охватить ими и озеро, и деревья, и небосклон.

— Очень, — кивнула Джун. — А вы сопротивлялись, спорили, не хотели идти…

— Я же говорил — со мной тяжело.

— А я не боюсь трудностей, — вырвалось у Джун.

Секундой позже до нее дошло, как мог понять ее Милано. Но брать свои слова назад было слишком поздно. Да и как еще он должен был понять ее, когда Джун сказала именно то, что думала?

Джун почувствовала, как высоко подпрыгнуло сердце. Оно не опустилось — застряло где-то в горле, словно выжидая: что скажет Милано, что он ответит?

— А я боюсь. Боюсь до чертиков. Боюсь всего, чего только можно бояться… Конечно, я понимаю, вы обошлись бы и без моих дурацких признаний. Но на вашем месте, Джун, я бы за тридевять земель убежал от такого человека…

Джун почувствовала, как сердце опустилось на место, где ему и надлежало быть. Она глубоко вдохнула и внимательно посмотрела на профиль Милано, озаренный лунным Светом. Губы мужчины не улыбались. Он не шутил, он говорил серьезно. Но о чем? Эти воспитанные люди так любят играть словами, что не всегда поймешь, что именно они имеют в виду… Да, он боится. Боится выпить из грязной кружки, боится слишком большого интереса к своей персоне, боится называть вещи своими именами… Но чего он боится сейчас? Ее излишней откровенности? Или самого себя?

Джун почувствовала себя беспомощной. Она не могла играть словами так, как это умел делать Шон. Она ничего не могла. Даже вдохнуть, потому что сердце снова, подпрыгнув, застряло где-то в горле и мешало дышать.

— Что я такое несу… — не глядя на нее, пробормотал Шон. — Ведь вы меня совсем запрезираете…

— Но почему? — Джун с облегчением поняла, что снова обрела дар речи.

— Почему? Да потому что я в твоих… в ваших глазах выгляжу слюнтяем, размазней, который только и умеет, что находить неприятности и выпутываться из них с помощью других людей…

— Неправда, я так вовсе не думаю, — горячо возразила Джун. — Мне только кажется, что вы… прячетесь. Постоянно прячетесь от всего… И не хотите выбираться…

— Не хочу? — по губам Шона скользнула усталая усмешка. — Напротив, я бы и рад… Но не могу…

— Если вам нужна помощь, то я…

Шон приложил палец к губам.

— Тшш… Молчите, Джун. Вспомните, как там в детективах: «все, что вы скажете, будет использовано против вас»… И против меня, увы…

Увы… Где-то вдалеке — нет, не вдалеке, в другом пространстве, в другом измерении — находятся двое: Селина и Ким. Шон прав: мысль об этих двоих сковывает уста невидимым замком…

Молчите, Джун… Но как тут молчать, когда внутри закипает огромный котел, а от него исходит такой пар, что голова идет кругом? Как молчать, когда слова обжигают рот, просясь наружу? Ему хорошо, он умеет молчать, когда надо молчать, и говорить, когда надо говорить… Неужели этому можно научиться? Или этому учит страх, тревога, та, что вечно дремлет в его глазах?

— Иногда молчание значит куда больше, чем слова, — ответил ее мыслям Милано. — Слова это всего лишь оболочка чувства. И если постоянно разворачивать эту оболочку, то чувство вылетит, как дым, вот в это звездное небо… И его уже не поймать…

Джун поспорила бы с ним, обязательно поспорила, но не сейчас. Сейчас, в эту минуту устами Шона Милано говорила сама Истина…

— Как вы себя чувствуете, мистер Милано? — немного помолчав, спросила Джун.

— Могу я вас кое о чем попросить? — повернулся к ней Милано.

— Конечно… — О чем угодно, хотела добавить Джун, но сдержалась.

— Давай перейдем на «ты». Ты для меня будешь — просто Джун, а я для тебя — просто Шон. Без всяких «мистеров Милано». Во всяком случае, когда мы наедине… Договорились, Джун?

— Договорились, Шон, — улыбнулась девушка. — Только не убегай от вопроса.

— А я и не убегаю. Как ни странно, я чувствую себя очень даже неплохо. Страшно даже загадывать…

— А ты не бойся…

— Легко тебе говорить. Ты — молодая здоровая девушка, у которой вся жизнь еще впереди.

— Так ведь и ты — не старик.

— Неужели? По-моему, совсем недавно ты думала по-другому.

— Я просто не видела тебя… То есть настоящего тебя…

— Хочешь сказать, теперь ты знаешь, кто я такой? — Милано пристально посмотрел на Джун, но Джун отважно встретила его взгляд и не отвела глаза.