Не следует полагать, что Каракорум выше указанных высот повсюду имеет пустынный ландшафт. У горной системы значительные запасы воды: ее долины и ущелья прорезают быстрые реки и ревущие водопады, в межгорных котловинах можно встретить бессточные озера и соленые болота. Талые воды сезонных и вечных снегов и ледников служат основным источником пополнения рек. Грунтовые воды накапливаются в осыпях и способствуют более равномерному стоку в течение года.

Часто люди, оказавшись среди каракорумских великанов, скептически оценивают тамошние красоты. Горы выглядят безрадостными и неприступными, как бы полностью оправдывая свое мрачное название. Но не будем чересчур строги: меняются погода, время и наше настроение. Вот как, например, передал собственные впечатления индийский дипломат и путешественник К. П. Шиваншакара Менон: «В три часа утра я проснулся и увидел горы Каракорума. Они приняли новое обличье. Сияла луна — была четвертая ночь после полнолуния. Лунный свет, подобно сари, скрадывает угловатость и придает грациозность. И обычно столь суровый… Каракорум, казалось, улыбался при свете луны, подобно чопорной учительнице, оттаивающей в ночные часы в объятиях возлюбленного».

Количество пассажиров в нашем автобусе заметно сократилось. Елену Мария-Луизу окружили пакистанцы, оживившиеся, вероятно, в связи с приближением родных просторов, а я предался воспоминаниям студенческой поры и попытался напеть бессмертный хит начала 70-х годов прошлого века «Stairway to Heaven» («Лестница в небо») английской группы «Led Zeppelin».

В те годы, когда поездка в Китай казалась недосягаемой мечтой, я и подумать не мог, что когда-нибудь доберусь до Каракорумского шоссе. Зато много и довольно напряженно учился, с трудом вникая в тарабарскую грамоту в виде древнекитайского языка, зачитываясь книгами по истории, литературе и культуре Срединного государства и других стран Востока, сдавая бесконечные зачеты и экзамены.

Конспекты по истории КПСС, политэкономии капитализма и социализма, диалектическому и историческому материализму, научному коммунизму я, в отличие от большинства своих однокурсников, обычно писал в весьма комфортных условиях, поскольку труды классиков марксизма-ленинизма были в домашней библиотеке. Перед тем как штудировать основоположников, ставил магнитофонную запись и включал максимальную громкость, которую могла выдать старенькая, но надежная «Комета».

Проучившись в детстве и отрочестве пять мучительных лет в музыкальной школе по классу скрипки и отыграв за это время с полдюжины концертов А. Вивальди, я всей душой полюбил хард-рок, или, как тогда говорили, «забой»; даже великие «битлы» и «роллинги», сводившие с ума сверстников, казались мне чересчур академичными. Моими кумирами долгие годы были «Deep Purple» с Ричардом Блэкмором и Яном Гилланом, упомянутые «цеппелины» с Джимом Пэйджем и Робертом Плантом, а также «Black Sabbath» с Оззи Осборном.

Их композиции звучали обычно в пределах десяти минут, поэтому, прослушивая каждую из них в сотый раз, я успевал законспектировать сразу несколько страниц из «Происхождения семьи, частной собственности и государства» либо «Детской болезни «левизны» в коммунизме», но не более странички из «Капитала». Обычно диска «Deep Purple in Rock» или второго альбома «цеппелинов» вполне хватало, чтобы достойно подготовиться к очередному семинару.

Летом 1974 года наиболее спаянная группа молодых людей нашего курса решила в третий раз поехать в составе строительного отряда, на этот раз на Сахалин. С учетом музыкальных пристрастий мы договорились взять с собой любимые кассеты и слушать их по очереди. Прихватив несколько пленок, отправился в аэропорт. Позднее выяснилось, что этот почин никто в стройотряде почему-то не поддержал.

В Тьмовском районе Сахалинской области, где предстояло построить очередной коровник, нас разместили в огромной бревенчатой избе. Спустя несколько часов удалось наладить аппаратуру и установить мощный динамик, который позволял при попутном ветре слушать «мелодии и ритмы зарубежной эстрады» в радиусе примерно 2–3 км. До строительного объекта было 10–15 минут пешком, так что состояние внутреннего комфорта, обусловленное в немалой степени привычной гармонией звуков (кое-кто по недомыслию называл это какофонией), не покидало на протяжении всего 12-часового рабочего дня.

Администрация района с самого начала не скрывала своего удовлетворения в связи с нашим приездом. Когда ее глава и заместители, директор близлежащего совхоза, представители парткома и комсомольской организации через несколько дней появились в обеденной время возле скромного студенческого жилища, мы решили, что нас опять будут благодарить. Ожидания оправдались лишь отчасти.

Руководство выразило искреннюю признательность за эмоциональный порыв и желание помочь сельским жителям, за намерение организовать встречи со школьниками старших классов и устроить несколько концертов художественной самодеятельности; особо был отмечен энтузиазм местных женщин, давно уставших от пьянства и матерщины доморощенных ухажеров.

Неожиданно слово предоставили директору совхоза. Он был в сильном замешательстве и с большим трудом изложил суть своей просьбы. Выяснилось, что в подчиненном ему хозяйстве резко упали надои молока. Зоотехник напрямую связал это с децибелами ревущих электрогитар, грохочущих ударных инструментов и истошных воплей вокалистов, которые в последнее время оглашали всю округу. Директор деликатно попросил убавить по возможности громкость и скромно поинтересовался, нет ли у нас другой музыки, в частности классики, на что однокашники без раздумий предложили скинуться, купить скрипку и отправить меня в гастрольный тур по фермам Сахалина.

Бедные коровы из далекой глубинки, явно неподготовленные к приезду столичной молодежи, вызвали всеобщий приступ жалости. После визита районного начальства никто, естественно, уже не возражал против того, чтобы «замолкли звуки чудных песен». Отныне любое включение магнитофона в нашем стройотрядовском общежитии сопровождалось более или менее удачными остротами. По возвращении в Москву мы еще долго вспоминали милых животных и клеймили позором наиболее ретивых меломанов.

Между тем интерес к «тяжелому року» остался. Конечно современные «звезды» в основной своей массе кажутся примитивными шарлатанами на фоне талантливых музыкантов недавнего прошлого, однако подобные сравнения скорее свидетельствуют о возрастных подвижках ворчуна, чем отражают реальную ситуацию в мире шоу-бизнеса. Каждое поколение предпочитает создавать и поклоняться собственным идолам, а не пользоваться проверенными рецептами своих родителей.

Спустившись с гор и приехав в Москву осенью 2002 года, с радостью узнал о предстоящем концерте в спортивном комплексе «Олимпийский» солиста «Led Zeppelin» Роберта Планта. Никаких иллюзий относительно его нынешнего вокала я не питал. Его голос в пору моей юности звучал феноменально и сохранить это великолепие спустя тридцать с лишним лет представлялось невозможным. Хотелось услышать хорошо знакомые аккорды, еще раз ощутить мощную энергетику «цеппелиновских» композиций и заодно приобщить дочь к старым увлечениям ее отца.

Концерт, безусловно, удался. Мои сверстники заводились с пол-оборота, танцевальная «торсида» у сцены бесновалась два часа без перерыва. Правда, «Лестница в небо» так и не прозвучала, что легко объяснимо: слишком сложна для исполнения ее вторая часть, а выступать под фонограмму у корифеев рок-музыки не принято. С годами, увы, становится все труднее устремляться в небо и достигать заоблачных высот.

К юго-востоку от перевала Хунджераб (4700 м), на границе Китая с Кашмиром— бывшим горным княжеством, ставшим с 1947 года основным источником напряженности в индо-пакистанских отношениях, расположена высшая точка Каракорума и вторая вершина мира — Чогори (Голдуин-Остен, Дапсанг), высота которой составляет 8611 метров. Ее также называют «К2». Дело в том, что сотрудники индийской топографической службы в свое время для регистрации большого числа безымянных вершин этой горной системы использовали ее начальную букву и порядковый номер, откуда и появились комбинации К1, К2, К3 и т. д.