Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Когда правитель становится меценатом, народ чаще всего не обращает на это внимания! Кто же потерял последних сторонников, услаждая вкус шедеврами искусства и авангарда? В своё время мало кто высоко оценил художественные инициативы Жоржа Помпиду. Но это не помешало ему продолжать трясти кокосовую пальму официального искусства. Несколько веков назад Франциск I занимался тем же самым, ускоряя Возрождение, начавшееся при правлении Карла VIII и Людовика XII. Иногда монарх имеет право поступать так, как считает нужным, и никого не слушать.

От искусства править к лёгкости поведения… Жискар д'Эстен чем-то неуловимо напоминает Людовика XV. Привлекательный, дружелюбный, всегда элегантный. Но вместе с тем — совершенно далёкий от народа, и в результате мы получаем растущую пропасть между элитой и «провинцией». Потому что недостаточно сидеть на крылечке и играть на аккордеоне, чтобы тебя все любили.

Первый президент Пятой республики мог бы присвоить себе фразу, которую никогда не произносил Король-солнце: «Государство — это я», ведь в конце концов де Голль действительно поверил в это… Но ветер истории привёл его в чувство. Людовику XIV посчастливилось избежать революции, человеку из Лондона повезло меньше: ему пришлось отречься и уйти на пенсию. Но Коломбэ-ле-дез-Эглиз, где он провёл последние годы своей жизни за написанием мемуаров, — всё-таки не Версаль, а его супруга Ивонна лишь отдалённо напоминает Франсуазу Монтеспан, фаворитку Людовика XIV!

Что думает об этом наследник королевских лилий?

Если бы во Франции была монархия, то его отец, Генрих Орлеанский, носил бы корону, а сам он оказался бы наследником трона. Сегодня принц Анри не горит особым желанием возвращать к власти династию Луи Филиппа, хотя и убеждён в своей исключительной роли в современном обществе. Итак, зачем нужен принц Франции в третьем тысячелетии? Монсеньор сам ответит на этот вопрос…

Монсеньор, какова роль принца в двадцать первом веке?

Принц Франции нужен для того, чтобы свидетельствовать об исторической роли его семьи, напоминать, что наше государство возникло не случайно, что это не какая-то абстрактная конструкция.

Мне кажется, что сейчас это особенно важно: в эпоху технологических прорывов человек подвержен иллюзии, будто он может получить что угодно — достаточно кликнуть мышкой или хорошенько поискать в Интернете. И люди начинают жить одним днём, утрачивая историческую память. А ведь только история расскажет нам о происхождении общества и тем самым даст возможность критически оценить его. Без этого мы лишимся духовной свободы, как, впрочем, и свободы вообще.

Сталкиваясь с трудностями жизни, каждый из нас начинает придумывать идеальный мир — но идеал у каждого свой. Не зная истории, мы рискуем повторить ошибки недавнего прошлого, ведь именно так появились на свет самые разрушительные идеологии.

Сегодня мир кажется сбитым с толку. Он не знает, к чему стремиться, и есть ли вообще что-то, к чему надо стремиться. Мы смотрим в будущее безо всякой надежды. Принц Франции способен — без каких-либо усилий, просто самим фактом своего существования — помочь народу определиться с целями. Если мы французы, то потому, что есть Франция, настоящая, живая Франция. И французами нас делает принадлежность к этой общности, к истории, наше укоренение в грубой реальности, чьим неоспоримым символическим выражением служит древняя династия Капетингов. В наши дни принц Франции должен, прежде всего, быть простым и ярким выражением того, что традиция живёт.

Учитывая неуверенность людей в будущем, он также должен быть готовым пойти дальше и в любой момент ответить на вызов истории.

Может ли принц быть полезен своей стране, даже если это республика?

Принц всегда может быть полезен своей стране тем, что он служит обществу наравне с остальными французами. Пример подобной службы — те члены моей семьи, которые охотно отдали жизнь за свою страну, как мой дядя Франсуа, воевавший в Алжире и погибший там. Не менее важную роль играют и те, кто участвует в экономической и социальной жизни Франции и стремится сделать персональный вклад в её развитие.

Помимо индивидуального вклада, принц должен приносить пользу всем французам, и здесь важен не его личный опыт, а тот, что проистекает из его принадлежности к семье, чьим главным делом было создание Франции. У каждого французского короля были свои достоинства и недостатки, среди них было мало гениев и не было ни одного сверхчеловека. В этом плане сегодняшние принцы от них ничем не отличаются. Их полезность зависит не столько от личных качеств, сколько от способности вложить в умы и сердца французов глубокое чувство того, что они, французы, из себя представляют.

К их голосу прислушаются только в том случае, если они будут говорить о проблемах своей эпохи на языке своего времени. Но услышат только тогда, когда почувствуют звучащую в нём надежду, подкреплённую тем, что на протяжении всей истории способствовало объединению французов между собой.

С этой точки зрения вклад принцев в жизнь Франции не имеет аналогов в Республике.

Наследники престола по-прежнему имеют моральный авторитет?

Идеологические споры — Франция успела стать специалистом в этой области — привели к тому, что сама идея морального авторитета изменилась до неузнаваемости. Кто сегодня может сказать, что он действительно обладает духовной властью? Даже Папу Римского, уважаемого во всём мире и пользующегося огромной популярностью, слушают далеко не так внимательно, когда он выполняет свои «папские обязанности» и напоминает людям о требованиях естественной морали.

Другими словами, случается, конечно, что голос одного человека вызывает резонанс в умах и сердцах французов. Но чаще всего это вопрос таланта, смелости и дара убеждения. Также очень часто это вопрос обстоятельств, умения воспользоваться случаем. А в нашем мире современных коммуникаций это в равной степени вопрос образования и сноровки.

Если принцы хотят быть услышанными, то одного статуса недостаточно, они должны подчиняться тем же требованиям, что и остальные, и научиться находить общий язык с аудиторией. И конечно, им необходимы обаяние и харизма.

Такова цена их морального авторитета, и пусть их не успокаивает тот факт, что они являются носителями и воплощением чего-то, что их переживёт.

Принцы и принцессы двадцать первого века всё ещё живут в сказочных замках?

Только если им этого очень хочется! Но мне кажется, что сейчас такое случается довольно редко. В мире слишком много соблазнов, чтобы обрекать себя на уютное заточение в золотой клетке.

В чём я точно уверен, так это в том, что сказочный замок — совсем не подходящее место для принца. Не стоит игнорировать символическую важность его статуса, у принца есть обязанности, и он должен их выполнять. Но эти обязанности — лишь средство, а не цель.

Принц Франции не принадлежит себе, он принадлежит своей стране и своему народу и рано или поздно может им понадобиться.

Что вы думаете о распространившейся среди особ королевской крови моде на браки с простолюдинами?

Было бы странно, если бы изменения, произошедшие в обществе за последние полвека, никак не отразились на королевских семьях, ведь, как мы уже поняли, последние отнюдь не заперты в высокой башне сказочного замка.

Другое дело, что результаты этой открытости и восприимчивости могут быть как забавными, так и глупыми. А иногда — печальными, потому что нарушают внутрисемейную гармонию.

Что касается меня, то я повторюсь: принц Франции не принадлежит самому себе. Тем не менее брак всё-таки должен соответствовать его внутренним убеждениям.

29
{"b":"155210","o":1}