По дороге в ГДР и обратно на машине во время отпуска, я с женой дважды пересек Польшу и дважды побывал в Варшаве. Первым наблюдением было изрядное количество лошадей на дорогах. И, вроде бы, никаких привилегий для автомобилей. Едет перед тобой телега и не собирается уступать. Равноправный член дорожного движения. Еще обратил внимание на разноцветные штакетники, радующие глаз, огораживающие дома близ дороги. Варшава мне показалась, если можно так сказать, в каком-то смысле изящнее Берлина. По принятому обыкновению я отнес это к особенностям польского национального характера. Ведь так удобно мыслить крупными категориями. Осматривая восстановленный после страшных военных разрушений центр Варшавы, погода была солнечной, я думал о несгибаемости польского народа, закаленного веками исторических драм, и о контрпродуктивном споре между славянами. Католики, православные. Сколько слез, пролитой крови, загубленных жизней.

Мы остановились в Варшаве у нашей знакомой. Москвичка Вера вышла замуж за Анджея Дравича, профессора филолога. Андрей блестяще владел русским языком и был знатоком русской литературы. Красивый, талантливый, общительный, веселый и остроумный человек. К тому же, как говорится, политически активный. У них были две болонки – Фунтик и Трошка. Собачки слышали и узнавали машину хозяина, когда та только подъезжала к дому, хотя квартира была на восьмом этаже. Анджей, конечно, их обожал и считал чрезвычайно умными. Когда мы приехали, я принял душ, разомлел, и прилег в халате на диван отдохнуть. Собачонкам я почему-то понравился, и они улеглись рядом. Одна спереди, другая сзади. Эта картина вызвала у Андрея доверие ко мне. Он позвонил одному диссиденту и тот специально для меня принес «Архипелаг ГУЛАГ». Так что жена осматривала Варшаву значительно дольше, чем я.

Не преувеличивая, скажу, что Андрей с любовью относился к России, хотя его отец был расстрелян советскими «друзьями».

Два моих автомобильных воспоминания. Я поставил в Варшаве машину наискосок к тротуару, среди других. Собрался выезжать задним ходом, обозначился и стал пропускать едущих прямо. Мне просигналили и уступили дорогу. Оказывается, у поляков такое правило. Недоступная моим землякам вежливость. Но когда я пытался спросить по-русски и по-немецки, как проехать на нужную мне улицу, то успеха не имел. Не знаю, то ли не хотели отвечать, то ли не понимали.

Тогда шутили, что в соцлагере самый веселый барак был польский. Глядя вечерами телевизор, я был того же мнения.

Как-то я познакомился, с человеком, родившимся в Польше, бежавшим в 1939 году в СССР, получившем здесь образование и возвратившимся в Польшу. Он успешно работал в Университете, но когда поехал в Италию, на стажировку, у него на границе отобрали польский паспорт. Он был, как говорили в старину, пОляк Моисеева закона. Жили в Польше раньше, до войны, миллионы евреев, остались после Холокоста тысячи. Минус эмиграция. А антисемитизм уцелел. Но это совсем другая история.

Вскоре, после того как я научился читать, мне попалась книжка «Серебряные коньки». В ней интересно было рассказано про Голландию, где замерзают каналы, и все катаются на коньках. Позже, в школе появился самостоятельный предмет география, и я услышал, будто голландцы говорят, что все страны создал Бог, а Голландию сами голландцы. Это потому, что они испокон веку строят дамбы и плотины, откачивают воду при помощи ветряков и, наступая на море, расширяют свою территорию. Узнал, что Петр I работал инкогнито в Голландии плотником, осваивал другие ремесла, чтобы дома строить корабли. Узнал, что Голландия это еще и Нидерланды. По-немецки – Nederland, по-французски Pays-Bas. В переводе это нижние земли. А юношей я следил за тем, как голландский гроссмейстер Макс Эйве сражался за титул чемпиона мира по шахматам с Александром Алехиным и в первом матче имел успех. Узнал, что голландцы регулярно устраивают международные шахматные турниры.

Шахматная лошадка четырежды привозила меня в Голландию, и я смог познакомиться с шахматной жизнью и некоторыми достопримечательностями этой страны. А точнее сказать, с главным городом Амстердамом, а также с Тилбургом, что на юге, и Гронингеном на севере страны.

Собравшись написать это строки, я прочитал в Интернете интересные вещи о Голландии. Я знал, что там развита промышленность, высокие технологии и сельское хозяйство. Но чтобы до такой степени! Оказывается, производительность труда одного работающего голландца в полтора раза выше, чем американца. В сельском хозяйстве работают всего несколько процентов трудоспособных людей, но они не только кормят все население, но 60 процентов своей сельскохозяйственной продукции Голландия экспортирует. Земли мало, на одного человека приходится 14 соток, зато теплицы занимают 10 тысяч гектаров, а скота и птицы очень много. ВВП такой, что большие страны могут позавидовать, а инфляция совсем маленькая. Особое впечатление произвело сведение, что фирма «Юнилевер» в 1997 году в 90 странах реализовала мороженого на 6 миллиардов долларов. Важно, конечно, что Роттердам и Амстердам имеют гигантские порты, а Схипхол, аэропорт Амстердама, тоже гигант. Однако мороженое на миллиарды это нечто.

По всему выходит, что Петр Великий знал, у кого нужно поучиться.

Мое первое знакомство с Амстердамом было коротким. В 1970 году сборная команда СССР возвращалась из Германии через Амстердам. Как обычно делали крюк, чтобы лететь домой самолетом Аэрофлота. Два дня ждали рейса в Амстердаме. Посетил Государственный музей, где господам старше 65 лет вход бесплатный, Галерею Рембрандта, погулял по городу. Вечерком, вместе с одним гроссмейстером и его приятелем, работавшим в Амстердаме, прошелся по знаменитой улице красных фонарей. В освещенных комнатах-витринах девицы профессионалки демонстрировали свою красоту. Достаточно неприкрытую. Тогда наше телевидение еще не доросло до такого показа. Приятель гроссмейстера пошутил: «Давай оставим руководителя минут на двадцать, сами пройдем дальше, а потом вернемся». Я был в роли руководителя сборной СССР и возразил с достоинством, что двадцати минут будет мало. Хватит, возразил оппонент, здесь у девиц очень высокий класс.

По каким только направлениям голландцы не входят в число лидеров! Капитализм строили первыми, свобода нравов у них рекордная, марихуану разрешают, эвтаназии не боятся. Очень они любят свободу. Наш простой человек сомневается – неужели можно любить свободу до такой степени? При этом 40 процентов голландцев не принадлежат к каким-либо конфессиям. И все это не снижает производительность труда и не повышает инфляцию.

В тот приезд случилось маленькое приключение. К условленному часу команда должна была собраться в гостинице, чтобы ехать в аэропорт. Все в сборе, ждем такси. Не хватает одного Виктора Корчного. Цейтнот. Я отправил в аэропорт две машины, нервничаю и надеюсь. Появился, наконец, Виктор с незнакомым голландцем. Мы заходим в номер Виктора, все его вещи не собраны. Если уложить вещи по-человечески, то можно опоздать на посадку. Я высказываюсь разными словами. Голландец не понимает, но, глядя на мою мрачную физиономию, догадывается, и выражение его лица тревожное. Виктор вытаскивает большой чемодан с застежкой – молния, вещи в охапку, бросает их в чемодан, вжик – застегнута молния, и Виктор говорит: «Готово!». Я рассмеялся, голландец тоже. Мы не опоздали.

Через три года Виктор Корчной после турнира остался в Голландии, попросив политическое убежище.

В 1978 году предстоял матч на первенство мира Карпов – Корчной. Шахматные федерации Германии, Филиппин и Голландии конкурировали за право проведения этого поединка. По установленному порядку меня послали в качестве инспектора в Голландию. Я старался от души, чтобы дать объективную оценку организационным возможностям голландцев. В Амстердаме побывал в офисе ФИДЕ, пил кофе с президентом ФИДЕ экс-чемпионом мира Эйве, обедал с генеральным секретарем Инеке Баккер.