— Это «ли-энфилд»? — спросил Фредди.

— С таким же успехом это может быть черенок от метлы, потому что ему все годится.

Последние бомбардировщики заходили на цель, снижаясь до четырех или пяти тысяч футов прежде, чем отбомбиться по аэродрому. Сопротивления почти не чувствовалось, и они спокойно уходили наверх в сопровождении истребителей, которые должны были обеспечить их безопасное возвращение домой. Высоко в небе «сто девятые» висели как рой пчел, охраняя своих подопечных. Их работа была сделана, артиллерия отстрелялась, и теперь они пикировали на обломки, на бреющем полете ловя цели, которые им попадались. Если и стоило их бояться, то только сейчас. Даже отдаленные районы вроде Слимы сейчас участвовали в этих играх.

Зная это, несколько человек стали спускаться вниз. Но большинство остались стоять на месте, полные желания увидеть, как развернутся события. Фредди спустился и налил выпить. Когда он вернулся со стаканами, доки в Гранд-Харборе были под огнем, и истребители вылетали из-за Валлетты, как фазаны, спугнутые с ветвей. Вряд ли у них была надежда причинить серьезные разрушения своими пушками и пулеметами, но они привлекали к себе внимание. Он слышал от Ральфа, что «сто девятые» шли над Та-Куали на бреющем, едва не утыкаясь носом в землю.

Приятно было видеть, что сегодня их нахальство получило воздаяние. «Сто девятый», который шел на форт Сент-Элмо, как бы споткнулся, его правое крыло резко пошло вниз и отлетело. Не было сомнений, что пилот мог бы выпрыгнуть на такой высоте; и самолет, подняв фонтан белых брызг, врезался в воду у входа в гавань.

— Добро пожаловать на Мальту, сукин сын, — мрачно процедил Эллиот, а вокруг раздались радостные крики.

Через несколько мгновений пара истребителей спикировала на гавань Марсамксетт со стороны Флорианы. Они летели прямо над водой, готовясь атаковать базу подводных лодок на острове Маноэль. Субмарин видно не было; недавно они использовали дневные часы, чтобы успеть лечь на дно гавани.

— «Макки», — сказал молодой пилот.

Он был прав — это были итальянские самолеты, синие «Макки-202». Если и оставались какие-то сомнения, то подобные цирковые пируэты, с которыми они и скрылись, сделав несколько пушечных залпов, решили вопрос об их национальной принадлежности. Итальянцы были известны склонностью к воздушной акробатике. Самолеты сделали второй заход, снижаясь к базе, и их пушки вспенили воду. Затем, сделав левый вираж, они удалились, проносясь над ступенчатыми крышами Слимы.

Курс итальянцев лежал прямо на «Виллу Мария», и рев их двигателей быстро превратился в пронзительный визг; он едва не оглушил, но все же позволил расслышать первый выстрел из ружья. И второй.

Повернувшись, Макс успел увидеть, как Виторин Заммит выстрелил в третий раз и от двигателя «макки» отлетел кусок обшивки.

— Господи, похоже, он попал в него! — крикнул кто-то.

Он не только попал, но и нанес какое-то повреждение. Двигатель «макки» закашлялся, словно прочищая горло, затем закашлялся снова и снова, стал давать осечки, и, пока машина уходила к Святому Джулиану, за ней потянулась полоса черного дыма.

— Ну, святые угодники… — выдохнул Эллиот.

Полоска дыма скоро превратилась в ревущее пламя, и «макки» стал терять высоту, заметно отставая от спутников.

— Неужели это возможно? — недоверчиво спросил Фредди.

— О да, — ответил Макс.

Количество вражеских истребителей над аэродромами уменьшилось после того, как многострадальная наземная команда была снабжена ружьями «ли-энфилд», — они должны были поднять боевой дух, ибо никто не предполагал, что из них в самом деле удастся попасть в самолет.

И тут Максу совершенно неожиданно пришло в голову, чтонадо делать. Он посмотрел на Виторина Заммита, который, оцепенев от изумления, смотрел на дело рук своих, затем схватил Пембертона за локоть и потащил сквозь толпу.

— Куда мы направляемся? — недоумевал Пембертон.

— Работать.

Он голым лежал на матрасе, глядя в потолок, на котором плясали тени от маленькой жестяной лампы.

Подняв руку, внимательно рассмотрел ее в мигающем свете, согнул локоть, запястье, пошевелил пальцами, радуясь, что все суставы слушаются его, а мускулы и сухожилия играют под кожей.

Он гордился своими руками. Мужчины не обращали на них внимания. Не в пример женщинам. Его мать также всегда хвалила его руки. Хвалебные слова легко приходили к ней, может, слишком легко, чтобы комплименты имели настоящую ценность. Она разбрасывала их, как фермер зерно из мешка.

Теперь он видел ее молодой женщиной: синева широко расставленных глаз, дуги темных густых бровей, которые она отказывалась выщипывать, как делают другие женщины, потому что отец любил их именно такими. Во всяком случае, он так говорил.

«Господи, какой ты красивый сегодня».

«Я думаю, самое лучшее, что я когда-либо слышала, это твоя игра на пианино».

«Самый лучший день в моей жизни? Когда я родила тебя».

«Ты самый лучший мальчик на свете».

Родители ее были не слишком образованны, и она часто употребляла такие выражения, как «самый лучший».

Может, это и лежало в сердцевине всего. Она никогда не считала себя достойной мира, в котором оказалась, и человека, который взял ее за руку и привел в Эдем.

«Видишь все это? Таков мой мир, а теперь и твой тоже».

Но она быстро поняла, что Эдем обходится не так уж дешево, и ей пришлось расплачиваться добротой за жестокость. Этим она и стала известна. Такой она была в глазах окружающих — никому не отказывала в помощи.

Теперь он подозревал, что в основе ее поведения лежала какая-то базовая потребность: инстинкт выживания. Как мог ее муж обижать такого доброго и достойного человека, такую хорошую жену?

А она продолжала оставаться верной себе. Ее было трудно уважать за это, но, по крайней мере, в ней жила определенная решительность.

«Ты самый лучший мальчик на свете».

Теперь он видел, как она ерошит его волосы, тепло улыбаясь ему; видел и маленький белый шрам на нижней губе, оставшийся после того, как отец ударил ее ногой. И понимал: один человек пытался дать любовь за двоих. Намерение было хорошее, если не считать, что в конечном счете оно не приносило результата. Чем больше материнской заботы старалась она дать ему, тем сильнее отец чувствовал потребность помешать ей возиться с этим «чертовым сосунком».

Странно, что она не прекращала восхвалять все и вся, даже когда в этом не было никакой необходимости. Для него это было также странно, как и то, что она никогда не пользовалась щипчиками, чтобы справиться со своими непослушными бровями, хотя, конечно, должна была этого хотеть, во всяком случае, могла хотеть.

Он понимал, что это раздражало его больше всего, — но и когда отца не стало, он остался жить с ней.

Он опустил руку на матрас и улыбнулся своим мыслям. Когда в последний раз он беспокоился о чем-то?

Он сейчас чувствовал себя почти человеком.

На их встречу в морге Фредди опоздал почти на час. А когда наконец пришел, сопровождаемый запахом йода из больничного здания, он, похоже, удивился, убедившись, что Макс все еще его ждет.

— Я думал, ты уже ушел.

— Я слышал о случившемся.

— Да, тяжелая история.

Так в самом деле и было. Проходивший мимо санитар объяснил Максу ситуацию. Во время утреннего налета случайная бомба упала рядом с доками и взорвалась прямо у входа в убежище в Марсе. Все к тому времени находились там, но было бы куда лучше, останься они дома. Стальную дверь вышибло взрывом, и тех, кого не разорвал вихрь металла, уничтожил ворвавшийся следом огненный шар.

Фредди, конечно, попытался привести себя в порядок после работы, но на щеке еще оставалась пара пятен крови. Макс приложил все силы, чтобы не замечать их.

— Не знаю, как ты справился.

— Для этого меня и учили, — пожал плечами Фредди.

— Правда? Именно для этого?