Он принялся листать конторскую книгу в обратном порядке — апрель, март, февраль, январь…

— У вас есть линейка?

— Линейка?

Не дожидаясь указаний, продавщица вынула ее из ящика и протянула Джозефу.

— Спасибо, — улыбнулся Джозеф, беря ее. С помощью линейки он быстро и аккуратно вырвал нужные ему страницы из конторской книги.

Управляющий был ошеломлен этим кощунственным действием.

— Не волнуйтесь, вы получите их обратно.

Тацит связался с ним в обычное время.

За последние несколько дней он не получал и не запрашивал сообщений, поэтому его аппаратура оставалась в деревянном ящике. Он мог представить себе раздражение Тацита, но ему никак не удавалось представить себе облик человека с этим кодовым именем. Он колебался между скромным характером, который легко недооценить, и более яркой личностью, похожей на Лутца Кеттельмана: высокий, раскованный, вежливый и симпатичный. Ему нравились темные лошадки, потому что он и сам был одной из них.

Послание вызвало улыбку на его губах. В первый раз Тацит обратился к нему по-английски.

«Молчание не всегда золото. Тацит».

Он ввел в машину ответ, пробежав глазами текст, прежде чем отправить его.

«А слова не всегда дешевы. Вергилий».

Выпад устроил его: обыграв ту же самую пословицу, он намекнул, что впредь за информацию неплохо бы платить и подороже. Он был выше мелких обид, особенно теперь, когда его планы шли своим чередом, но это не значило, что он откажется наказать их за то, что они попытались смешать его планы.

Прошло какое-то время, прежде чем он получил ответ от них. Он успел прочитать пару глав из своей книги. Поступившее требование было достаточно предсказуемо. Они хотели знать все, что он выяснил о дополнительных силах «спитфайров», направляющихся на остров. Есть ли у него точная дата прилета? Какое-то представление о количестве? Какие приготовления заметны на аэродромах? Как предполагается распределить самолеты? Короче, учли ли они свои ошибки за последнее время, и если да, то какие новые меры принимаются?

Он подумал, а не дезинформировать ли их? Эта идея развеселила его. Например, сообщить, что завтра с первыми лучами рассвета прилетают сто двадцать «Спитфайров-Марк-V». Это заставит Тацита рвать волосы на голове, если вообще у него они остались. Он представлял себе Тацита лысоватым на макушке.

Но как-никак он был хорошим парнем и отвечал на вопросы так точно, насколько возможно. Он даже подкинул дополнительный бонус, сообщив, что сегодня вечером стоит понаблюдать за базой гидропланов в бухте Калафрана. Хорошо рассчитанный по времени рейд может одним камнем убить двух птичек — уходящего губернатора и того, кто его заменит.

Когда все было сделано, он спрятал аппарат и прошел в гостиную. Там он налил большой стакан виски и включил граммофон. Сидя со стаканом в одной руке и сигаретой в другой, он обратился мыслями к Максу — симпатичному неисправимому Максу, который разрывается между двумя столь разными женщинами.

Беспокоила ли его эта ситуация, имел ли он о ней полное представление? Это была банальная головоломка, сошедшая прямо со страниц «Айвенго» или «Даниеля Деронды»: молодой человек, чье сердце разрывается между белокурым созданием близкого к нему вида и созданием смуглым и экзотическим. Сэр Вальтер Скотт и Джордж Эллиот оба предпочли бросить еврейку на пути их героев. Макс, похоже, не на шутку влюбился в мальтийку смешанной крови. Он знал, что Макс влюблен, потому что наблюдал за ним и издали, и вблизи, а язык тела был безошибочен.

Макс проявил себя весьма способным лицемером в отношениях с Митци. Даже когда наблюдал за немой игрой их губ с другого конца переполненной комнаты, а они думали, что не привлекают ничьего внимания, он мало что мог уловить из их личной истории. Почти ничего в их поведении не выдавало их. Ты должен был точно знать, что происходит, дабы увидеть это.

Он налил себе еще виски и вытащил блокнот из потайного места. Будь он другим человеком, мог бы проявить свою естественную симпатию к Максу. Даже хотел бы это сделать, будь такая возможность. Но об этом не могло быть и речи. Это стало очевидно, едва он начал писать.

Изображения потеряли свой глянец, как мокрая глина, затвердевшая на солнце. Потрескавшиеся и ущербные, эти маленькие изображения не вызывали желания заниматься ими. Он сдвинул их в сторону; хореография последнего акта должна быть предельно хороша. Наступающие дни будут бурными и непредсказуемыми. Он не мог точно назвать час, когда в небе появятся новые «спитфайры», или когда «Стойкий» уйдет в Александрию, или когда многочисленным игрокам, включая и его самого, придется погрузиться в неизбежный хаос.

Его размышления прервал нарастающий вой сирен. Очередной налет, третий за ночь. Он закурил сигарету, испытывая раздражение оттого, что это вмешательство вынудило его прервать нить мысли. Потушив свечу, он подошел к окну и раздвинул портьеры. Сине-белые пальцы прожекторов шарили по небу, упираясь в низкий полог облаков, наличие которых помогало немцам. Издалека он услышал рокочущий грохот приближающихся «юнкерсов», которых пока не было видно. Судя по звукам, их немного, всего несколько. Причина этого стала ясна несколько секунд спустя.

Они сотнями выпадали из облаков, оживая, — белые факелы на парашютах, фосфоресцируя, медленно опускались к земле, освещая облака снизу. Летели как рой светляков, превращая ночь в день, и под ними, обнаженной, лежала волнистая мозаика мальтийского пейзажа.

Он и раньше видел подобное зрелище, но никогда еще оно не разворачивалось с таким впечатляющим размахом. Он смотрел на него, пока не вспомнил, что это только безобидная прелюдия к разрушительному концерту взрывчатки. Уже появились другие бомбардировщики, которые несли в себе смерть, и воздух дрожал от угрожающего рева их моторов.

Открытие пришло к нему, когда прожекторы сошлись в одной точке первой волны самолетов, пробивших облака: это конец, неожиданный финал, при котором могут присутствовать Макс и Лилиан.

К сожалению, Басуттил был человеком слова.

Он явился в квартиру Макса в пять утра, спустя ровно двадцать четыре часа после первого визита. Он был на удивление бодр, учитывая, что провел ночь не у себя дома в постели, а в подземном убежище Валлетты.

— Вы же могли бы остаться здесь.

— Спасибо, но и в убежище неплохо.

Макс добрался до секретных запасов хорошего чая, которые хранила Мария, и налил небольшую чашку.

— Она убьет меня за это.

— Я бы сделал то же самое, — сказал Басуттил, который от вкуса чая впал в транс. Насладившись напитком, он сразу приступил к делу, заставив Макса подробно вспоминать все, что имело отношение к его находке.

— Кен?

— Так она сказала. Может, это его настоящее имя. Может, нет. Не исключено, что она соврала. В «Гристи» я ничего не нашел. Сегодня попробую заглянуть к другому розничному торговцу.

— Может, я смогу помочь?

— Конечно, сможете. Но держитесь осторожнее с теми, с кем станете говорить.

Басуттил нанес еще два визита в «Синий попугай», но ни один не дал ничего нового относительно Кармелы Кассар. Другие девушки, с которыми она работала, нарисовали облик исключительно высокоморальной молодой особы, которая никогда не уединялась с клиентами за пределами клуба. Это не означало, что тут больше нечего выяснять; Басуттил убедился, что этот клуб был популярен у подводников. Он решил нанести визит родителям Кармелы, однако потерпел такую же неудачу, как и Макс: визит оказался безнадежным провалом, потому что они ничего не рассказали.

По возвращении Макс ничего не мог предложить Басуттилу, кроме теории Фредди, что убийца был левшой.

— Интересно, — задумался Басуттил, после чего добавил: — Расскажи мне о Фредди.

— О Фредди?

— Расскажи о нем.

— Зачем?

— А затем, что все началось с него. Он рассказал тебе. Ты рассказал Лилиан. Она рассказала мне. История стала разрастаться. Может, именно этого он и хотел? Ничего нельзя знать наверняка. Что заставляет человека убивать? Я не знаю. А ты?