С одной стороны, Макс чувствовал себя до смешного наивным, жертвой той самой пропаганды, которую он же распространял, с другой стороны, его устраивало такое незнание. Тот факт, что он понятия не имел о подобных вещах, позволял предполагать, что такие люди, как Басуттил, привыкли держать язык за зубами в том, что касалось их работы. Именно это Максу и было нужно от него.
— Возможно ли, что уже идет расследование?
Басуттил покачал головой:
— Я бы знал.
— Разве что за него взялась военная разведка.
— Я бы знал.
Лилиан все подробно рассказала Басуттилу, но ему были нужны детали, подробности, которые он аккуратно записывал в потрепанный блокнот.
Его заинтриговала идея, что убийство могло быть делом рук вражеского агента, но куда больше его заинтересовали подробности встречи в офисе вице-губернатора. Он попросил дать подробное описание внешности всех присутствовавших.
И все-таки самый главный вопрос касался оторванной наплечной нашивки, найденной в руке Кармелы Кассар. Он хотел знать, где можно было бы приобрести такую вещь в случае необходимости ремонта формы. Макс мог дать ему название военного розничного магазина в Валлетте, облюбованного подводниками, потому что Лайонел вечно стонал по поводу «Гристи». Обращало на себя внимание, что орденская колодка Лайонела была в полном порядке с начала года, словно доставка его наград на осажденный остров была куда важнее, чем горючее, оружие и продовольствие.
Басуттил дал понять Максу, что время работает против них и что шансы на успех невелики.
— Вы должны были раньше встретиться с Басуттилом.
— Есть куча вещей, которыми мне приходится заниматься, — оправдался Макс. — Послушайте, я не знаю, сказала ли вам Лилиан, но платить я не могу.
Тень разочарования омрачила торжественное выражение лица Басуттила.
— И вы? — спросил он. — Вы делаете это за деньги?
Макс не услышит о нем двадцать четыре часа, объяснил Басуттил. Все это время он может спокойно заниматься своими делами. Посоветовал не вступать в контакт с Лилиан, но и не запретил.
Уходя, он повернулся от дверей.
— Есть одна вещь, которую вы можете для меня сделать. «Спитфайры» — они скоро прибудут?
— «Спитфайры»?
— Вы же офицер информационного отдела, не так ли?
— Поверьте мне, это ничего не значит.
Басуттил встретил отказ вежливым поклоном и пошел вниз по лестнице.
— Два дня! — крикнул Макс в темноту.
— Два дня?
— Девятого. И их будет много. Больше шестидесяти.
— Ох-х-х! — донесся снизу возглас Басуттила. — Ох-х-х, это здорово!
— Посмотрим.
— Нет, это онипосмотрят. Через два дня ониувидят.
И когда он заторопился вниз по каменным ступеням, у него появилась легкость в походке.
После ухода Басуттила Макс занялся своими делами, погрузившись в многочисленные встречи. Вообще-то он считал их едва ли не потерей времени. Мертвое дерево давно было вырезано из корпуса подгнивающего корабля, который он унаследовал. Мужчины (и женщины) его штата работали безупречно, их профессионализм и преданность делу были вне критики. Кроме того, они посылали запросы, участвовали в совершенно бессмысленных совещаниях, и у них оставалось мало времени для ланча. Отвлекаться они не могли. А вот он мог. Все что угодно — лишь бы отвлечься от мыслей о Митци и той новости, которой она ошеломила его.
Незадолго до полудня он вернулся в офис и с удивлением увидел Фредди, сидящего на мягком стуле у окна; тот крутил в руках чашку с чаем.
— Очень хороший, — сказал Фредди, поднимая ее.
— Мария держит лучшие сорта для гостей. Нам мало что достается.
— Я думаю, нам лучше поговорить наедине.
— Прошлой ночью я не сомкнул глаз.
— Он левша.
Макс не был уверен, правильно ли расслышал.
— Он… что?
— Левша. — Фредди подался вперед. — Я должен был понять это раньше. Но идея пришла мне в голову только вчера, когда я оперировал. Рана на шее Кармелы была с правой стороны, ее правой, что означает — он действовал левой рукой.
Макс восстановил в памяти длинный разрез, который поразил ей сонную артерию. Этот образ мог прийти ему в голову значительно раньше.
— Или он стоял позади нее.
— Возможно, — согласился Фредди. — Но сомнительно.
Встав, он взял нож из слоновой кости со стола Макса, чтобы подкрепить свою точку зрения. Сонная артерия находится глубоко в мышцах шеи. Чтобы проникнуть на такую глубину, нужно определенное усилие, не говоря уж о точности, что требует необходимости оказаться позади жертвы. Это была убедительная демонстрация, хотя и страшноватая.
— Да, он левша, — согласился Макс, забирая нож для вскрытия писем.
— Сколько левшей ты знаешь?
— Немного. Мы в явном меньшинстве.
— Вот именно. Это значительно сужает поле поиска.
Макс закурил.
— А я думал, ты не хочешь больше заниматься этой историей.
— Я тоже. Выяснилось, что я ошибался.
Фредди подошел к окну, быстро выглянул из него и повернулся:
— Я много передумал в последнее время. Меня не волнует, что со мной сделают. Это будет потеря для них, если меня пошлют на перевязки. — Он помедлил, и во взгляде его мелькнула нерешительность. — Или, может быть, с меня хватит всего этого, и я надеюсь, что именно так они и поступят.
— Ты знаешь, что это неправда.
— Неужели? Я устал, Макс. Я слишком много времени провел здесь, слишком много видел — хватит на целую жизнь. Ты и не догадываешься, как я провожу дни.
— Могу представить.
— Нет, не можешь. Вчера у нас кончился морфин. И только спустя несколько часов какое-то количество доставили из Сент-Патрика, но какие стояли крики и стоны — словно они горели живьем. — Он помолчал. — Хотя я узнал кое-что новое. Силу внушения. Ты можешь ввести человеку физиологический раствор, но если скажешь, что это морфин, его тело поверит тебе.
— Эффект плацебо.
— Я был поражен.
Макс пожал плечами:
— Я этим тоже занимаюсь — рассказываю им, что все отлично, и надеюсь, что они мне верят.
Фредди слабо улыбнулся:
— Да, предполагаю, что так и есть.
Максу и раньше доводилось видеть Фредди в упадке чувств, но прежде не приходилось слышать, чтобы тот признавался в этом. Его тихое, без жалоб, умение восстанавливать силы всегда выделяло его из всех остальных. Пока Ральф поносил некомпетентность своего начальства, а Хьюго стонал по поводу постоянных ошибок артиллеристов, Фредди непрерывно продолжал заниматься мрачным делом, штопая людей и возвращая их обратно к жизни.
— Может, Эллиот был прав. Вероятно, в глубине души я моралист.
При других обстоятельствах Макс попытался бы поддержать друга, призвать к здравому смыслу. Но верх взяло эгоистическое желание обрести партнера. Это хорошо — иметь Фредди на борту. Взяв трубку одного из телефонов на столе, он попросил Марию ни с кем его не соединять.
Фредди был неподдельно поражен скоростью развития событий и отнюдь не так скептичен, как Макс, относительно гипотезы Эллиота, что убийство могло быть делом рук кого-то, кто хотел бы возложить на англичан вину в этом преступлении, какого-то шпиона в их рядах или мальтийской «пятой колонны».
— Полагаю, это возможно. И догадываюсь, как это могло быть. Он мог вложить наплечную нашивку ей в руку.
— Или они. Это другое предположение Эллиота.
— Ты рассказал Эллиоту о том детективе?
— Басуттиле? Нет, и не собираюсь этого делать, пока мы не поймем, на какой стороне забора он сидит.
Не в первый раз за этот день Джозеф Басуттил бегал в поисках убежища. Мало того что сам бег давал о себе знать — откровенное напоминание, как быстро тело с возрастом подводит его — все, что ему наконец удалось найти, — был какой-то мрачный душный туннель, вырубленный в скале. Он терпеть не мог замкнутые пространства.
К счастью, это убежище было просторнее многих. По крайней мере, ему не придется провести следующий час стоя, стиснутым незнакомыми людьми, как анчоусы в банке. Туннель был широким и, судя по ряду парафиновых ламп, свисавших с потолка, тянулся далеко под Валлеттой. Стены с обеих сторон центрального прохода топорщились металлическими упорами и деревянными лежаками на них. Тут и там в стенах были выдолблены ниши, некоторые маленькие, а другие такие просторные, что могли дать приют целой компании родственников. Где это было возможно, висели задернутые занавеси, чтобы создать некое подобие уединения.
