— Почему вы молчите? — спросила она.
— Я хочу послушать вас. Как провалилась операция?
— Шнайдер предал, — устало сказала Демидова и закурила.
Тагава быстро выхватил папиросу из ее рта, швырнул в окно.
— Я ни в чем не виновата, — резко сказала Демидова, — не смейте со мной так обращаться!..
— Почему Сайто жив? — перебил ее Тагава.
— Шнайдер убил Исиду, сорвал операцию! — быстро говорила Александра Тимофеевна, стараясь успеть сказать все, прежде чем разрыдается. — Потом зачем-то убил машиниста. Больше я ничего не знаю. Знаю еще, что ваш Фан — полное ничтожество и трус. Всю дорогу валялся на диване и ныл, и вообще... — Из глаз ее брызнули слезы. — Оставьте меня в покое! Мне надо домой, отдохнуть...
— Пока вы поедете с нами, — твердо сказал Тагава.
В «Лотосе» за время отсутствия хозяина случились разные события.
Лукин после очередного разговора о России запил и чуть не умер. Спасла его Катя, забрала к себе, несмотря на скандал, устроенный Верой Михайловной. А на другой день Катя объявила, что они с Лукиным решили пожениться и вернуться в Россию, а там будь что будет... Вера Михайловна, услышав это, закрыла дочь в чулане и два дня не выпускала, но потом сменила гнев на милость, да и все как-то попривыкли к этому, стали относиться как к вопросу давно решенному, хотя поначалу приняли Катино сообщение в полном изумлении. Все, кроме князя.
Сергей Александрович почему-то обрадовался, да так, что средь бела дня позволил себе выпить три стопки настойки, после чего пел на кухне псалмы и в сердцах запустил в нерадивого поваренка половником.
Чечеточник ушел, уступив свое место Паше Фокину, который после недолгих, но изнурительных и бесполезных поисков работы сдался и принял предложение князя попробовать свои силы на сцене кабаре. Он дал чечеточнику триста долларов, которых тому не хватало для открытия собственного танцкласса, и получил от Шпазмы место.
Шпазма в отсутствие Фана ни за что бы не решился взять на себя такую ответственность, если бы не два обстоятельства: во-первых, он получил за это от князя сто пятьдесят долларов под большим секретом, а во-вторых, он обещал Разумовскому со временем сделать из мягкотелого Паши Фокина человека, полезного для «Новой Российской партии».
Когда Веселый Фан остановил извозчика возле своего заведения, из дверей его слышалась музыка и резкий голос Веры Михайловны — шла утренняя репетиция. Все было по-старому, если не считать, что вместо чечеточника на сцене теперь старался бедный Паша Фокин. Лицо его было залито потом, рубашка прилипла к спине. Вера Михайловна кричала на него и шлепала свернутой газетой по лысеющему затылку.
Девочки-танцовщицы увидели Фана через окно, с визгом бросились со сцены навстречу хозяину.
— С приездом! Ура! — кричали они, толкаясь в дверях.
Наконец все вместе они вошли в зал кабаре. Шпазма пожал протянутую ему хозяином руку и почтительно отошел в сторону. Был он бледен и заметно волновался.
У входа на кухню толпились поварята во главе с князем. Фан поздоровался с Сергеем Александровичем, потом с остальными. Однако внимание его было приковано к человеку, одиноко сидящему на стуле в глубине сцены. Он сидел вполуоборот к залу, медленно и устало вытирал полотенцем взмокшее лицо.
— Это кто? — спросил негромко Фан, кивнув в сторону Фокина.
Бледный Шпазма выступил вперед.
— Танцор уволился... — тихо сказал он. — Я взял этого человека попробовать... ждал вас. Не подойдет — выкинем.
— Пусть покажет. — Фан сел на стул, закинул нога на ногу и стал смотреть; лицо его, казалось, окаменело.
Шпазма побежал на сцену, стал что-то говорить бледному, трясущемуся Паше. Тот застегнулся на все пуговицы.
Вера Михайловна задала ритм хлопками, и Алексей ударил по клавишам. Паша что было сил застучал подошвами, потом медленно и довольно чисто сделал несколько па. И замер, испуганно уставившись на Фана.
— Ладно, берем, — нехотя сказал Фан и встал. — Пусть зайдет...
В кабинете, оставшись один, Чадьяров вдруг несколько раз с силой провел по лицу ладонями. Потом сел в кресло и стал ждать. Наконец в дверь постучали.
— Войдите, — сказал Фан.
В кабинет вошел бледный Паша Фокин. Смущенно улыбаясь, он остановился посреди комнаты. Фан встал, медленно дошел до двери, выглянул, потом повернул ключ в замке. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, не двигаясь, словно не верили своим глазам.
— Ну что смотришь? — почти прошептал Паша.
Чадьяров молчал. Он попытался что-то сказать, но не смог — от волнения перехватило дыхание, а в горле стоял ком.
— Испанец — медленно произнес Чадьяров. — Ты! Сколько лет...
