— Какое там мутноват! Все уже предельно ясно!

— Даже это?

Так же невозмутимо, как в комнате миссис Хаббард, инспектор продемонстрировал ему два рыжих волоса.

— А, это! — сказал Пуаро и почти в точности повторил слова Шарпа:

— Как это у вас принято говорить: убийца допускает хотя бы одну ошибку.

Их взгляды встретились.

— Людям свойственно переоценивать свои умственные способности, — сказал Эркюль Пуаро.

Инспектора Шарпа так и подмывало спросить: «Даже Эркюлю Пуаро?» — но он сдержался.

— Ну а в остальном, друг мой, все идет по плану?

— Да, бомба взорвется завтра, — произнес Шарп.

— Вы сами поедете?

— Нет. Я должен появиться на Хикори-роуд. А там за старшего будет Кобб.

— Пожелаем ему удачи!

Эркюль Пуаро поднял рюмку с мятным ликером. Инспектор Шарп — стакан виски.

— Будем надеяться, — сказал инспектор.

— Умеют же жить люди! — вздохнул сержант Кобб. Он с завистью и восхищением смотрел на витрину «Сабрины Фер». Там были расставлены самые разнообразные косметические товары, а посередине стояла застекленная фотография — Сабрина в одних трусиках. Стекло было с каким-то секретом, и казалось, что девушка купается в волнах. Кроме маленьких дорогих трусиков на ней было еще несколько образцов диковинной бижутерии.

Констебль Маккрей неодобрительно хмыкнул:

— Богохульство, вот что это такое! Мильтон бы в гробу перевернулся.

— Тоже мне нашел Священное Писание!

— Но ведь «Потерянный рай» как раз об Адаме и Еве, и райских кущах, и всяких дьяволах из преисподней. Что же это, по-твоему, не религия?

Сержант Кобб не стал спорить на такие скользкие темы. Он храбро двинулся в салон, за ним по пятам проследовал строгий констебль. В изысканном розовом интерьере сержант и его подчиненный напоминали пресловутого слона в посудной лавке.

К ним подплыло, словно по воздуху, неземное существо в оранжево-розовом туалете. Сержант Кобб сказал: «Доброе утро, мэм», и достал свое удостоверение. Сказочное создание испуганно упорхнуло. Вместо него появилось другое, чуть постарше. Оно, в свою очередь, уступило место роскошной, блистательной герцогине с голубыми волосами и гладкими щеками, неподвластными времени и морщинам. Стальные серые глаза стойко выдержали пристальный взгляд сержанта Кобба.

— Я очень удивлена, — сурово произнесла герцогиня. — Пожалуйста, следуйте за мной.

Она провела их через квадратный салон, посреди которого стоял круглый столик, заваленный журналами и газетами. Вдоль стен располагались занавешенные кабинки, в которых жрицы в розовых одеяниях колдовали над возлежащими в креслах дамами.

Герцогиня провела полицейских в маленький кабинет.

— Я — миссис Лукас, хозяйка салона, — представилась она. — Моего компаньона, мисс Хобхауз, сегодня нет.

— Конечно, мэм, — подтвердил сержант Кобб, ничуть в этом не сомневавшийся.

— Меня крайне удивляет ваше намерение произвести обыск, — сказала миссис Лукас. — Это личный кабинет мисс Хобхауз. Я очень надеюсь, что вы.., м-м.., не огорчите наших клиенток.

— Не беспокойтесь, мэм, — сказал Кобб. — Нас вряд ли заинтересует что-нибудь, кроме этого кабинета.

Он вежливо подождал, пока она явно с неохотой удалилась. Потом оглядел кабинет Вэлери Хобхауз. Стены оклеены бледно-серыми обоями, два персидских ковра на полу. Затем перевел взгляд с маленького настенного сейфа на большой письменный стол.

— В сейфе вряд ли, — предположил Кобб. — Слишком уж на виду.

Через пятнадцать минут содержимое сейфа и ящиков стола было извлечено на свет Божий.

— Похоже, мы попали пальцем в небо, — проговорил Маккрей, по натуре пессимист и брюзга.

— Это лишь начало, — утешил его Кобб. Сложив содержимое ящиков в аккуратные кучки, он начал вытаскивать сами ящики и переворачивать их.

— Вот, полюбуйтесь, дружок! — радостно воскликнул он. Ко дну нижнего ящика скотчем было прикреплено с полдюжины синеньких книжечек с ярким золотистым тиснением.

— Паспорта, — пояснил сержант Кобб, — выданы секретарем государственного департамента иностранных дел. Боже, спаси его доверчивую душу!

Маккрей с любопытством заглянул через плечо Кобба, который раскрыл все паспорта и теперь сличал фотографии.

— Никогда не подумаешь, что это одна и та же женщина, да? — заметил Маккрей.

Паспорта были выданы на имя миссис да Сильвы, мисс Ирен Френч, миссис Ольги Кон, мисс Нины де Мезюрье, миссис Глэдис Томас и мисс Мойры О'Нил. На всех фотографиях была изображена моложавая темноволосая женщина, на одной ей можно было дать лет двадцать пять, на другой все сорок.

— Весь трюк в том, что каждый раз она делала новую прическу, — объяснил Кобб, — то локоны, то перманент; здесь, посмотри, прямая стрижка, а здесь полукругом — под пажа. Когда она выдавала себя за Ольгу Кон, то каким-то образом чуть-чуть изменила форму носа, а фотографируясь на паспорт миссис Томас, положила что-то за щеки. А вот еще иностранные паспорта: мадам Махмуди, из Алжира, и Шейлы Донован, из Ирландии. Полагаю, у нее на эти фамилии открыты и счета в банках.

— Вот морока, а?

— Но, голубчик, у нее не было другого выхода. Ей нужно было сбить со следа налоговую инспекцию. Нажиться на контрабанде наркотиков нетрудно, а вот поди ж попробуй объясни налоговому инспектору, откуда у тебя денежки… Ручаюсь, что именно поэтому она основала игорный дом в Мэйфере. Только так она и могла обойти налоговую инспекцию. Думаю, львиная доля ее капиталов помещена в алжирские и французские банки. Все было хорошо продумано, поставлено на деловую основу. И надо же такому случиться, что однажды она забыла один из паспортов на Хикори-роуд, а глупышка Силия его увидела!

— Да, ловко, ничего не скажешь! — сказал инспектор Шарп снисходительным, почти отеческим тоном.

Он сидел, перекладывая паспорта из одной руки в другую, словно тасовал карты.

— Ох и хлопотное же это дело, финансы! — продолжал он. — Мы прямо запарились, бегая по банкам. Она здорово сумела замести следы. Пришлось попотеть. Пожалуй, через пару лет она смогла бы выйти из игры, уехать за границу и жить в свое удовольствие на средства, добытые, как говорится, преступным путем. Особо крупными махинациями она не занималась: ввозила контрабандные бриллианты, сапфиры и так далее, а вывозила краденые вещи. Ну и, разумеется, не обошлось без наркотиков. Все было организовано очень четко. Она ездила за границу и под своим, и под вымышленными именами, но это было не часто, а товар всегда провозил, сам того не подозревая, кто-то другой. За границей у нее были свои агенты, которые в нужный момент подменяли рюкзаки. Да, ловко придумано. И только благодаря мосье Пуаро мы смогли напасть на след. Это был, конечно, гениальный ход — подбить бедняжку Силию на кражи. Вы ведь сразу догадались, что идея принадлежит ей, ведь так, мосье Пуаро?

Пуаро смущенно улыбнулся, а миссис Хаббард посмотрела на него с восхищением. Разговор был приватный, они сидели в комнате миссис Хаббард.

— Ее сгубила жадность, — сказал Пуаро. — Она польстилась на бриллиант Патрисии Лейн. Тут она допустила промах, ведь стало ясно, что она хорошо разбирается в драгоценностях. Не каждый может правильно оценить бриллиант, а уж тем более заменить его цирконом, чтобы это не вызвало ни у кого подозрений… Да, я сразу понял, что тут что-то не так. Но когда я сказал ей, что уверен в том, что это она руководила действиями Силии, мисс Хобхауз проявила выдержку и не стала отпираться, а очень трогательно попыталась все объяснить.

— Неужели она способна на убийство! — воскликнула миссис Хаббард. — На хладнокровное убийство? Нет, у меня до сих пор это не укладывается в голове!

Инспектор Шарп помрачнел.

— Пока мы не можем предъявить ей обвинение в убийстве, — сказал он. — Что касается контрабанды, то здесь все предельно ясно. Тут трудностей не будет. Но обвинение в убийстве… Это сложнее, и прокурор пока не видит оснований для возбуждения дела. У нее, конечно, были причины попытаться избавиться от Силии, была и возможность. Она, вероятно, знала о пари и о том, что Найджел где-то спрятал морфий. Но нет никаких улик, указывающих на то, что это она дала морфий. Что же касается двух других убийств…. Она, разумеется, могла отравить миссис Николетис, но к смерти Патрисии Лейн она наверняка не имеет отношения. Она — одна из немногих, у кого есть твердое алиби. Джеронимо вполне определенно утверждает, что она ушла из дому в шесть часов. И упорно стоит на своем. Не знаю, может, она ему даже заплатила…