– Меня зовут Болтон Грей Вульф, – представился он светловолосой наезднице.

– Я знаю, кто вы. Во-первых, я просила прислать именно вас, а во-вторых, вас бы никогда не впустили без проверки удостоверения личности, – ответила она.

Держа за поводья двух горячих арабских скакунов, словно они покладистые маленькие шотландские пони, Вирджиния вошла в конюшню.

– Можете подождать меня в доме, – предложила она Болтону, проходя мимо него. – Кэндас вас развлечет.

Кровь пробежала у него по жилам, как ручейки в весеннюю оттепель. Он не мог позволить этой женщине одержать над собой верх.

– Предпочитаю конюшню, – возразил он.

Болтон шагнул к Вирджинии и взял у нее поводья.

– Мои лошади не выносят, когда ими занимается кто-нибудь другой, кроме меня, – заметила она.

Не обратив никакого внимания на ее слова, Болтон принялся чистить лошадей, разговаривая с ними на древнем таинственном наречии своего народа. Кони тоже проигнорировали слова своей хозяйки, поскольку напоминали детей, завороженных игрой дудочника.

Никто никогда еще не осмеливался вести себя так дерзко с Вирджинией Хэйвен. Обычно ей хватало пяти минут, чтобы поставить на место любого мужчину, но Болтон Грей Вульф не был любым мужчиной. Он интриговал ее, ей хотелось смотреть на него, «смаковать» по кусочку, словно некий деликатес. К тому же его окружала аура таинственности и могущества.

Вирджиния не желала показывать свое любопытство и проявлять особый интерес к фоторепортеру.

– Если вы надеетесь приручить меня, воспользовавшись своим обаянием, то лучше не пытайтесь, – резко заявила она.

– Я пытаюсь приручить не вас, а лошадей, – ответил Болтон на ее агрессивный выпад.

Он продолжал успокаивать лошадей прикосновением и голосом. Он никогда не брал интервью у враждебно настроенных людей, и в данный момент не собирался изменять своей привычке.

Как он и рассчитывал, любопытство Вирджинии все же одержало верх.

– Где вы этому научились? – спросила она, оценивающе смотря на Болтона.

– Я родился в седле, – ответил он, не переставая поглаживать коней.

– На каком языке вы говорите? – Вирджиния не удержалась от очередного вопроса.

– На языке атапасков, – вежливо сообщил Болтон.

Вирджиния расслабилась, агрессивность понемногу отступила. Вслушиваясь в гортанные звуки незнакомого языка, она слегка наклонила голову.

– Невероятно. Мне бы хотелось этому научиться, – сказала она.

– Я научу вас. – Он повернулся и одарил ее сияющей улыбкой. Вирджиния почувствовала, как у нее внутри все тает. – Я научу вас многим вещам, – произнес он глубоким волнующим голосом.

Вирджиния вдруг расцвела, подобно заброшенной розе, которая наконец познала благотворное влияние дождя и солнца и любящее прикосновение искусного садовника. Она обрадовалась этим чувствам, как обрадовалась бы старым друзьям, которых слишком давно не видела.

О, он был опасен, в этом не было сомнений. Опасен, но великолепен и восхитителен… и слишком… слишком молод.

Опомнившись, Вирджиния тут же одернула себя. Болтон Грей Вульф для нее – запретный плод.

– Вряд ли вам удастся обучить меня чему-то новому, – заявила она и зашагала к дому, бросив через плечо: – Если хотите взять у меня интервью, вам лучше пойти со мной. Если нет – скатертью дорога.

Она уже прилично отошла от конюшни, когда Болтон позвал ее:

– Вирджиния!

Она неторопливо обернулась.

– Вы забыли о лошадях, – напомнил он.

Это случилось впервые, еще никогда она не забывала о своих лошадях. И тут, отбросив последние сомнения, она вынуждена была признаться себе в том, что Болтон Грей Вульф похитил ее сердце.

Сохрани Вирджиния хоть каплю здравого смысла, она отослала бы Болтона Грея Вульфа обратно в Аризону и забыла бы про интервью. Так размышляла Вирджиния, возвращаясь к конюшне, где он ждал ее вместе с лошадьми.

Он не сводил с нее взгляда удивительно живых, пронзительных глаз. В этом взгляде читался не только профессиональный интерес: это был взгляд возбужденного мужчины. Ее фантазия была здесь ни при чем.

Внутри у нее все затрепетало, словно у девочки-подростка.

– Во что я ввязываюсь? – прошептала она.

– Вы что-то сказали, Вирджиния? – спросил Болтон.

– Ничего. Просто разговаривала сама с собой. Всем известно, что это привилегия писателей.

– Похоже, таковы издержки вашей профессии. Ведь вам приходится подолгу сидеть в одиночестве за компьютером.

– Да, таковы издержки профессии. – Она потянулась за уздечкой Метеора, слегка задев при этом ладонь Болтона. Внутри будто огнем обожгло. Казалось, что под ней разверзлась земля – самые прочные здания рухнули бы при подобном землетрясении.

«У профессии существуют и другие издержки», – подумала она. Постоянное уединение привело к тому, что она чуть не обезумела от прикосновения к смазливому чужаку.

Дрожащими руками она пыталась снять с лошади уздечку.

– Постойте. – Болтон накрыл ее ладони своими. – Позвольте вам помочь.

Она должна была бы ответить, что не нуждается в его помощи, как не нуждалась ни в чьей помощи вот уже пятнадцать лет – с тех пор как Роджер бросил ее, оставив с кучей долгов, с машиной, не заводившейся на холоде, и с пятилетней дочкой, которую нужно было поднять на ноги.

Но она не вымолвила ни слова. Как приятно было почувствовать чью-то заботу. Как чертовски приятно. Однако нужно быть осторожной. Нельзя допустить, чтобы это ей слишком понравилось.

– Почему бы вам не сесть вон там и не позволить мне заняться вашими лошадьми? – кивнул Болтон в сторону тюка со спрессованным сеном.

– Это часть вашей техники? – спросила она.

– Техники? – удивился Болтон.

Горячая краска хлынула ей в лицо. Отвернувшись от него, Вирджиния обмахнулась, прежде чем опуститься на сено.

– Техники интервью, – пояснила она.

Болтон от души рассмеялся.

– Нет. Я получаю от этого настоящее удовольствие. А вот при первом взгляде на ваших скакунов мне до смерти захотелось с ними пообщаться.

– Понятно. – Вирджиния выдернула из тюка соломинку и разломила ее на четыре равные части. Ей нужно было чем-то занять руки, иначе дрожь выдаст ее волнение.

– Я не хочу, чтобы у вас создалось превратное впечатление из-за того, что я попросила прислать именно вас, – начала она.

От удивления он приподнял одну бровь, однако руки его не прекратили ловко двигаться. Только шорох скребка по лошадиной спине и воркование голубей на чердаке нарушали тишину в конюшне.

– Это вовсе не из-за вашей внешности. Хотя уверена, что вам часто доводилось слышать от женщин комплименты в свой адрес.

– В последнее время – нет, – простодушно улыбнулся он. – В действительности далеко не всегда женщины говорят мне комплименты.

– А должны были бы. Толпами, – сказала она.

– А разве вашу красоту не воспевали толпы мужчин? – вопросом на вопрос ответил Болтон.

– Нет. Кроме Элдона Прескотта, который сидит на почте, не нашлось ни одного, – заявила Вирджиния.

– Похоже, у него отличный вкус, – похвалил Болтон Элдона Прескотта.

Вирджиния обхватила руками колени и подтянула их к груди. Лучи солнца, проникавшие в конюшню сквозь широко распахнутые ворота, подчеркивали бронзовый оттенок кожи Болтона и придавали блеск его черным волосам. Если бы не голубые глаза, он выглядел бы настоящим дикарем, способным в любой момент вскочить на лошадь и умчаться, взяв ее в плен. А она не издала бы ни единого звука протеста.

Ее подруга Джейн посмеялась бы от души, если бы Вирджиния описала ей эту сцену.

– Что мне нравится в тебе, Вирджиния, – сказала бы она, – так это твоя способность сочинять захватывающие истории на фоне нашей унылой действительности.

Однако Вирджинии следовало покинуть страну грез и вернуться на землю.

– Элдон Прескотт не слишком оригинален, – возразила она. – Всем женщинам в Понтотоке он говорит одно и то же. «Доброе утро, мисс Руфь. Да вы сегодня просто обворожительны!» «Здравствуй, Лола Белл, что привело сюда столь прекрасную женщину в столь восхитительный день?»