Я не ответила.

— Да, вот как это было. Он вынул бумажку из кармана погибшего, и, торопясь уйти, уронил ее. Затем он проследил женщину до Марлоу. Что он делал после того, как покинул дом, убив ее или, по вашей версии, найдя ее мертвой? Куда он пошел?

Я снова промолчала.

— Теперь я хотела бы знать, — задумчиво произнесла Сьюзен, — возможно ли, что он уговорил сэра Юстаса Педлера взять его с собой в качестве секретаря? Это было бы несравненным шансом безопасно выбраться из Англии, избежав погони. Но как он добился своего от сэра Юстаса? Похоже, будто он имеет над ним власть.

— Или над Пейджетом, — предположила я помимо воли.

— Кажется, вам не нравится Пейджет, Энн. Сэр Юстас утверждает, что он самый способный и трудолюбивый молодой человек. И очевидно, такое представление о нем соответствует действительности. Итак, вернемся к моим догадкам. Рейберн — «человек в коричневом костюме». Он прочел бумажку, которую уронил. Поэтому, введенный, как и вы, в заблуждение пятнышком, он пытается проникнуть в каюту номер 17 в один час 22-го, предварительно постаравшись заполучить эту каюту с помощью Пейджета. По пути туда кто-то ударил его ножом…

— Кто? — вставила я.

— Чичестер. Да, все сходится. Телеграфируйте лорду Нэсби, что вы нашли «человека в коричневом костюме», и вы разбогатели, Энн!

— Вы не учли несколько моментов.

— Каких? У Рейберна есть шрам, я знаю, но он вполне может быть фальшивым. Рост и телосложение подходят. Как вы назвали форму его головы, повергнув во прах людей из Скотленд-Ярда?

Я задрожала. Сьюзен — женщина образованная и начитанная, и я молилась, чтобы она не оказалась знакома со специальными антропологическими терминами.

— Долихоцефальная, — беспечно сказала я. Сьюзен засомневалась.

— Это точно?

— Конечно. Длинноголовый. Голова, ширина которой составляет менее 75% ее длины, — без запинки объяснила я.

Наступило молчание. Я как раз собиралась перевести дух, когда Сьюзен вдруг спросила:

— А как называется противоположность?

— Что вы имеете в виду?

— Должна же быть противоположность. Как вы называете головы, ширина которых более 75% их длины?

— Брахицефальные, — нехотя прошептала я.

— Вот. Мне кажется, что вы тогда сказали именно так.

— Разве? Я оговорилась. Я хотела сказать «долихоцефальная», — произнесла я со всей убедительностью, на какую только была способна.

Сьюзен испытующе посмотрела на меня. Затем она рассмеялась.

— Вы лжете очень искусно, цыганка. Однако мы сэкономим время и силы, если вы сейчас расскажете мне все.

— Мне нечего рассказывать, — нехотя промолвила я.

— Будто бы? — мягко заметила Сьюзен.

— Наверное, придется рассказать вам, — проговорила я медленно. — Я ничего не стыжусь. Нельзя стыдиться чего-то, что просто.., случается с вами. Вот как все было. Он вел себя отвратительно — грубо и неблагодарно, но мне кажется, я понимаю почему. Это как собака, которую посадили на цепь или с которой плохо обращались, — она укусит любого. Вот такой он был — ожесточенный и огрызающийся. Не знаю почему, но я полюбила его. Страшно полюбила. Я только увидела его — и вся моя жизнь совершенно перевернулась. Я люблю его. Мне его недостает. Я пройду босая через всю Африку, пока не найду его, и я заставлю его полюбить меня. Ради него я бы умерла. Ради него я готова работать, быть рабой, красть, даже просить подаяния! Ну вот, теперь вы знаете!

Сьюзен посмотрела на меня долгим взглядом.

— Вы совсем не похожи на англичанку, — сказала она наконец. — В вас нет ни капли сентиментальности Я никогда не встречала никого, кто был бы одновременно столь практичным и столь страстным. Я никогда никого так не полюблю, и слава Богу, и все же.., и все же я завидую вам, цыганка. Это великолепно — быть способной любить. Большинство людей не способны на любовь. Однако какое счастье для вашего маленького доктора, что вы не вышли за него. По вашим словам, он совсем не походит на человека, который бы с удовольствием держал у себя дома взрывчатку! Итак, телеграммы лорду Нэсби не будет?

Я покачала головой.

— И вы все же верите, что он невиновен?

— Я также думаю, что невиновного могут повесить.

— Гм, пожалуй. Но, Энн, дорогая, вы умеете смотреть фактам в лицо, сделайте это сейчас. Несмотря на все, что вы говорите, он, вероятно, убил ту женщину.

— Нет, — сказала я. — Он не убивал.

— Это эмоции.

— Нет. Он мог бы убить ее Может быть, даже выследил с таким намерением. Но он не стал бы брать с собой кусок черного шнура и душить ее им Он задушил бы ее голыми руками.

Сьюзен слегка поежилась, а потом оценивающе прищурилась.

— Гм! Энн, я начинаю понимать, почему вы находите своего молодого человека столь привлекательным.

На следующее утро я воспользовалась случаем, чтобы поговорить с полковником Рейсом. Палубу только что закончили убирать, и мы вдвоем отправились на прогулку.

— Как цыганка чувствует себя сегодня утром? Тоскует по суше и своему фургону?

Я покачала головой.

— Теперь, когда море ведет себя так тихо, я чувствую, что хотела бы плыть и плыть.

— Какой энтузиазм!

— Разве сегодня не чудесное утро?

Мы перегнулись через поручень. Море было зеркально гладкое. Казалось, будто оно пропитано маслом. На поверхности плавали большие цветные пятна, синие, бледно-зеленые, изумрудные, фиолетовые, густо-оранжевые, как на картине кубиста. Временами на солнце вспыхивали серебром летающие рыбы. Воздух был сырой и теплый, почти липкий. Он ласково наполнял наши легкие.

— Вчера вечером вы рассказали нам очень интересную историю, — сказала я, прерывая молчание.

— Которую?

— Об алмазах.

— Полагаю, женщины всегда интересуются алмазами.

— Конечно. Между прочим, что сталось с другим молодым человеком? Вы сказали, что их было два.

— Юным Лукасом? Что ж, они, разумеется, не могли судить одного без другого, поэтому он тоже избежал наказания.

— А что с ним случилось? Потом, я имею в виду. Кому-нибудь это известно?

Полковник Рейс смотрел на море прямо перед собой. Его лицо, подобно маске, было лишено какого-либо выражения, но мне показалось, что ему не понравились мои вопросы. Тем не менее он ответил достаточно охотно.

— Он пошел на войну и храбро сражался. Сообщалось, что он, раненный, пропал без вести, его сочли убитым.

Таким образом я узнала то, что хотела. Больше я ни о чем не спрашивала. Но сильнее, чем когда-либо, я задавалась вопросом: как много известно полковнику Рейсу? Для меня было загадкой, какую роль он играл во всем этом деле.

Я сделала еще кое-что. Порасспросила ночного стюарда. С помощью небольшого финансового поощрения мне вскоре удалось его разговорить.

«Надеюсь, леди не испугалась, а, мисс? Похоже, это безвредная шутка. Пари или что-то вроде, насколько я понял».

Мало-помалу я все вытянула из него. По пути из Кейптауна в Англию один из пассажиров вручил ему катушку с пленкой с указанием, что ее надо бросить на койку в каюту номер 71 в 1 час ночи 22-го января на обратном пути. Каюту должна была занимать дама, и все дело было представлено как пари. Я поняла, что стюарду щедро заплатили за его участие. Имя дамы не упоминалось. Поскольку миссис Блейр прошла прямо в каюту номер 71, поговорив с экономом сразу по прибытии на борт, стюарду, разумеется, не пришло в голову, что это была не та дама. Фамилия пассажира, затеявшего сделку, была Картон, и его описание полностью соответствовало внешности мужчины, погибшего в подземке.

Итак, одна тайна, во всяком случае, прояснилась, и алмазы, очевидно, были ключом ко всему.

Последние дни на «Килмордене», кажется, прошли очень быстро. По мере приближения к Кейптауну передо мной встала необходимость тщательно обдумать планы на будущее. Я хотела следить за многими людьми. Мистер Чичестер, сэр Юстас и его секретарь и, конечно, полковник Рейс! Что мне было делать? Естественно, первым, кто требовал моего внимания, был Чичестер. В сущности, я уже с неохотой собиралась исключить сэра Юстаса и мистера Пейджета из списка подозреваемых, когда случайный разговор пробудил у меня новые сомнения.