— Брехня, — мужчина выплюнул слово как горькую желчь, и пробормотал что-то по-испански, Джаред не разобрал. Он двигался быстро, и даже если бы Джаред захотел убежать, даже если бы он обманывал Рубена Гонзалеса, бежать было некуда. Так что он отступил на один шаг и приготовился.

Заточка вошла прямо в середину живота, с тихим хлюпаньем пронзила кожу, мышцы и внутренние органы. Кубинец выдернул лезвие и ударил снова. Колени Джареда подогнулись. Он чувствовал: теплая кровь заливает футболку и джинсы, стекает по ногам как моча. Видел, как руки мужчины стали красными и липкими, как темные брызги запятнали белый известняк гравия.

— Я не убивал, — прошептал Джаред, оседая на землю. — Никого не убивал.

— Не, мужик, — усмехнулся кубинец. — Сюда не сажают за просто так.

Он повернулся и ушел, оставив Джареда на коленях в грязи и крови. Жизнь вытекала через дыру в животе. Он поднял голову. Кубинец исчез, зато охранник по-прежнему стоял в тени, наблюдал с улыбкой. Джаред упал набок, сквозь шок начала пробиваться боль, и кто-то звал врача.

Наверное, некоторые на его месте — если кто-то вообще бывал до него в таком невозможном положении — вернулись бы в Анголу и убили кубинца. Джаред не видел смысла.

Кубинец был таким же проявлением стихии, как эта буря. Случайностью, сумевшей убить его раньше, чем штат Луизиана. Впрочем, он не может представить, как убьет его, по другой причине: потому что не винит парня за свою гибель. Кубинец искренне верил, что убивает человека, насмерть запытавшего его брата. На его месте Джаред поступил бы — поступит — так же.

Джаред стоит на крыше маленького коттеджа за утыканной стеклом стеной. Наклон небольшой и есть недавно устроенное слуховое окно. Каждую секунду дождь рушится тысячами крошечных молоточков и стекает вокруг ног в переполненные водосточные желоба. Молния и гром пляшут над городом, сплошь вспышки и раскаты.

Джаред опускается на колени рядом с окошком и заглядывает внутрь.

В комнате со стенами цвета мертвых фиалок Джон Хэррод трахает чернокожую девушку в зад. Она обеими руками вцепилась в переливчатый шелк простыней и подмахивает в ритм толчкам Хэррода. Рот открыт, но Джаред не слышит ее из-за бури. Хэррод оскалился, показывая идеальные белые зубы, кончик языка высунут между ними, словно какое-то беспозвоночное пытается выбраться из своей раковины.

Джаред кладет ладонь на стекло. Ах ты подонок, думает он. Проклятый лицемерный подонок. Внезапно в его голове слишком много всего сразу: Бенни, суд, то, что осталось от Бенни после убийства, кубинец и Лукреция, и улыбающийся портрет Джона Генри Хэррода с женой и двумя детьми. Джаред слегка надавливает на окно. Он чувствует, что разбить его очень просто.

Ворон приземляется на стекло и громко кричит на Джареда, даже заглушает шторм. Ветер набрасывается на них обоих, угрожая сорвать с крыши, унести к домам повыше и влепить в старые кирпичные стены как опавшие листья или газету.

— Какого хрена тебе надо? — Джаред ухмыляется из-под маски, под стать оскалу Хэррода внизу. Птица прижимает крылья к телу, припадает к стеклу, чтоб ветру было меньше за что уцепиться. — Мне нужно это сделать. Уебку не отвертеться.

И тогда он слышит Лукрецию, ее голос, так же ясно, как если бы они оба были в квартире, и она стояла прямо перед ним, и никакой ветер не уносил звуки.

— Это не вернет тебе Бенни, — говорит она, и большая черная птица склоняет голову набок.

— Бля, ты теперь еще и чревовещатель?

Ворон теряет равновесие и соскальзывает на несколько сантиметров по стеклу.

— Неважно, — Джаред не уверен, обращается он к птице, к Лукреции или к обоим, и ему, в общем-то, все равно. — Из-за Хэррода монстр, убивший Бенни, все еще на свободе.

— Тебе нельзя этого делать, — говорит Лукреция, птичьи коготки скребут по стеклу в попытке удержаться. — Джаред, если ты убьешь Хэррода, то всего лишь станешь монстром сам.

Он смеется над ней, над гребаной наивностью, которую она сохранила после всего, что видела, после всей своей жизни и смерти брата. Посмеяться славно, как будто выкашливаешь отраву, тлеющую в животе.

— Очнись, детка. Ты давно в зеркало смотрела? Мы все монстры.

— Тебе нельзя этого делать, Джаред, — повторяет она.

— Поглядим, — он сметает ворона рукой, помогая ветру. Птица исчезает в мутном небе.

Джаред высаживает стекло — один удар и оно разлетелось в точности как он ожидал. Осколки и дождь падают на Хэррода и его шлюху. Джаред рушится следом.

Он приземляется на ноги рядом с кроватью. Женщина уже вопит. Зазубренные осколки торчат из ее спины и ягодиц, она судорожно отползает подальше от Хэррода, к плетеному изголовью кровати. Хэррод поворачивается к Джареду: штаны сбились вокруг лодыжек, влажный необрезанный пенис болтается внутри презерватива, успев обмякнуть и съежиться как посоленный слизняк.

— Хорошо хоть резинку не забыл надеть, гнусная ты скотина, — говорит Джаред. Он все еще смеется, практически хихикает. Что-то высвободилось в нем и выплескивается наружу. Ярость, унесенная в могилу и обратно. В смехе не меньше смысла, чем во всем остальном. — А то не дай бог СПИД подцепить. Смерть для педика.

— К-к-к-кто-о-о-о? — выкашливает Хэррод сквозь идеальное О разинутого в изумлении рта.

— Залетная пташка, — усмехается Джаред и отпихивает Хэррода. Толкает мужчину ладонью в голую грудь и тот падает спиной на туалетный столик. Духи и помады сыплются на пол. Один из флаконов разбивается, и комната наполняется приторно-похоронным запахом цветов.

— Кто…, - снова спрашивает Хэррод. Поднимает руку, защищая лицо.

— Медленно соображаете, а, мистер Хэррод?

— Убирайся! — орет девушка на кровати. — Проваливай, ебаный урод! Я полицию вызову!

Джаред не обращает на нее внимания, подходя поближе к съежившемуся у столика Хэрроду. Тот дышит тяжело, прерывисто — ему некуда бежать.

— Посмотри на меня, Джон Хэррод, — говорит Джаред. Он изо всех сил старается перестать смеяться. Прикусывает язык, но и это смешит. Хэррод украдкой смотрит на него, вскинув волосатые руки, и это просто охуенно смешно.

— Я знаю стишок, Джон Хэррод. Мама научила. Ты ведь не боишься детских стишков?

— Вон из моего дома! — вопит женщина за спиной. Хэррод не произносит ни слова.

— Я сказала, вон из моего дома, псих ебнутый! Немедленно!

Джаред слышит, скрип кровати за спиной. Наклоняется вперед и бьет Хэррода в лицо, чувствует, как ломается под кулаком его переносица. Кровь заливает подбородок, яркими брызгами пятнает полированный паркет. Хэррод всхлипывает и складывает ладони лодочкой, защищая разбитое лицо.

— Прошу прощения. Но ты ведь не слишком слушал на самом деле? А у меня не так много времени. Приближается ураган…

— Да кто ты такой? — шепчет Хэррод. В его голосе больше страха, чем Джаред когда-либо слышал. Удушливого, непростого страха, которому он внимает с благодарностью.

— Вот в чем вопрос теперь… однако на чем я остановился? — Джаред чешет в затылке как Дровосек из «Волшебника Изумрудного города».

— Что тебе надо? — пресмыкается Хэррод. — Пожалуйста, просто скажи, что тебе надо!

Джаред заканчивает стишок:

Хэррод рыдает. Джаред опускается на колени рядом с ним, изображая напускную заботливость.

— Ну и кто учит маленьких детей таким стихам, а?