Он смотрел и слушал, как содрогается и стонет земля, как дрожат и ревут горы, как плачут небеса, как реки выходят из берегов, как в омуты безысходности погружаются зыбкие принципы мира смертных, не выдерживающие

Принципов Бессмертных. Надо бежать. Надо прятаться.

Надо…

Он смотрел. Ему было интересно.

…Неправильно. Он до сих пор не знал, почему не убежал тогда…

Бог и убог не уступали друг другу. Оба были Могущественными. Оба обладали Властью. Оба владели Тайными Знаниями и Истинными Именами. Оба призывали на помощь Начала и Изначалье. Оба взывали к Книгам Бездны. Оба наносили друг другу смертельные удары. Смертельные, потому что только в мире смертных Бессмертный может убить другого Бессмертного. Убить и отправить его душу в Тартарарам, откуда ей не будет возврата. И потому запрещено было биться богам и убогам в Равалоне. Но эти — бились. И оба победили. И оба проиграли.

Не описать языком смертных всех метаморфоз бытия, что произошли с местом, где бог и убог ударили друг друга, вложив в удар все силы, и убили друг друга. Не описать грандиозного величия павших, не описать пляску освободившихся Мировых Престолов, неосторожное движение которых могло бы скинуть мир Равалона в Хаос. Не описать этого.

Но два тела упали на землю, одно — белоснежное, другое — чернейшее. И все прекратилось. Мир стал возвращаться в норму, не обращая внимания на выбравшегося из пещеры Дикого упыря, спешащего к павшим. Ему хотелось коснуться их. Ему хотелось потрогать их. Он жаждал узнать.

…Неправильно. Голод и Жажда отняли у него разум и погнали к телам, похожим по форме на человеческие…

Когда он осторожно приблизился к ним, то увидел, как из ран белоснежного бога течет золотая кровь, смешиваясь с кровью серебряной, текущей из ран убога. Кровь. Жажда. Он потянулся к лужице, что скопилась под Бессмертными, несмело лизнул… И все изменилось.

Он пил кровь безостановочно. Когда она закончилась, начал облизывать тела. Когда облизал, впился в плоть Бессмертных, раздирая ее клыками и самозабвенно давясь золотом и серебром. Он чувствовал, как глубоко внутри в нем что-то меняется.

…Неправильно. Не чувствовал. Не знал. Тогда было только золото и серебро. Только Бессмертная кровь…

Он пил кровь и не замечал, как очищается небо, как возвращается на исконный путь Солнце и как начинается Воздействие. Он пил, захлебываясь, глотая кровь с кусками плоти Бессмертных. Если бы это были люди, то они бы уже давно были опустошены. Но кровь бога и убога не заканчивалась, будто пополняясь снова и снова.

А затем звякнул звоночек. Он оторвался от убога, к руке которого припал в этот момент, и огляделся. Мир менялся, снова менялся, и он чувствовал приближение Могущественных.

…Правильно. С тех пор он всегда чувствовал тех, в ком текла золотая и серебристая кровь. Бессмертных…

Золотые облака и серебряные тучи явились забрать тела _;белоснежное и чернейшее. Бога поднимали в небеса, открыв Радужную Дорогу, убога опускали под землю, распахнув Адские Ворота. Он следил за этим из пещеры, как до этого следил за боем. Следил, рыча от гнева. Ему хотелось еще. Хотелось еще золота и серебра. Не потому, что он испытывал Жажду, Жажда ушла в тот миг, когда первые серебристо-золотые капли попали ему в горло.

Потому что это было сладчайшим питием в мире, равного которому не сыскать.

…Правильно. Никогда больше он не пробовал крови, подобной золоту и серебру Бессмертных. Он выпивал представителей почти всех Народов, что заселяли Равалон. но той сладости больше не было…

— Великий Повелитель!

Голос отвлек от воспоминаний. Он открыл глаза, посмотрел на склонившегося в поклоне Живущего в Ночи. Тиар. Да, эти Дети назвали себя Тиар, что на языке, который создал он, значило Плетущие Нити. Безусловное повиновение было их Даром Крови. Его Крови.

Он сидел на своем огромном троне, подперев голову кулаком, и смотрел на упыря. Упырь был стар, очень стар. Полторы, если не две тысячи лет. Значит, должен помнить. Двенадцать Верных старше этого упыря всего на тысячу лет.

— Мы все приготовили к твоему Пробуждению, Великий Повелитель! Мы подготовили войска и собрали волшебство! Мы ждали, когда ты вернешься и поведешь нас за собой! Сотрешь с лица земли Лангарэй, где предали твои Заветы, и сделаешь нас истинными хозяевами мира! Великий Повелитель!

Начинала болеть голова.

Лангарэй.

Царствие Ночи.

Значит, Двенадцать Верных дали такое имя…

— Как тебя зовут?

Это он спросил. И упырь задрожал, задрожал в восторге от того, что он обращается к нему, что он спрашивает его.

— Кайлар шиа Тир Тиар, Великий!

Кайлар шиа Тир Тиар. Так зовут того, кто разбудил его. Голова болела.

Хорошо. Тогда пора приступать к делу. Выполнить обещание, данное Двенадцати Верным.

…Он ушел в портал, оставив после себя оцепенение и смерть.

Магистр и Фетис недолго оставались в выжженной зоне. Шок прошел, и Вадлар сказал, что неплохо было бы выбраться из Диренуриана, пока не появились карлу. Уолт кивнул, соглашаясь и думая о своем. А точнее, о том, что нужно возвращаться в Школу Магии, обращаться в Конклав и начинать поиски того, кто выбрался из ящика. Потому что

Уолт ни секунды не сомневался, что Он пришел в мир уничтожать. Интуиция? Да хотя бы и интуиция!

Слабо задрожало Поле Сил, и, расколов пространство, на выжженное поле выехал фургон, запряженный двумя большими мохнатыми существами. Рога, когти, зубы, клыки, хвосты — так еще можно было бы их описать. Фургон остановился рядом с человеком и упырем. Сидевший на козлах хоббит уставился на боевого мага и не-живого, те — на него. В затянувшемся молчании, пока Уолт размышлял, бить по фургону Четверицей или нет, Вадлар решал, куда именно бить, а о чем размышлял половинник, осталось тайной, откинулся полог. Из фургона выбрался смертный. Его льняные волосы беспорядочно рассыпались по плечам, контрастируя с угольно-черными бровями. На взгляд, молодой, но седина в волосах и морщины вокруг печальных глаз напоминали о старости. Он опирался на клюку и казался очень уставшим, будто весь день таскал на плечах тяжелый груз.

— О, надо же, — индифферентно произнес Вадлар. — Чистый. — И пояснил, для Уолта: — Вампир.

— Мы не враги вам, — сказал вампир. — Я понимаю, что после произошедшего вы поверите в это с трудом, но повторю: мы не враги вам. Бранди, — взглянул он на хоббита, — принеси сюда Ахеса.

Хоббит спрыгнул на землю и пошел к блестящему кокону. Вампир снова обратился к Уолту и Вадлару:

— Если я правильно понял по ярящимся в Астрале отражениям преобразований Эфира, Сосуд был открыт и Он пробужден?

— Для начала, — сказал Уолт, — было бы неплохо представиться.

— Прошу извинить. Можете называть меня Мастером. Сразу расставлю точки над «ё». Это по моему велению был похищен Сосуд из Лангарэя.

Уолт не успел остановить рванувшего с места Вадлара. Вот он стоял рядом — и вот он уже возле Мастера, концом посоха упирается ему в горло. А между упырем и вампиром застыл хоббит, и два кинжала нацелены в грудь Живущего в Ночи.

— Значит, — Вадлар, прищурившись, смотрит в лицо Мастера, и ему все равно, что невесть откуда взявшийся половинчик готов пронзить его сердце в любой момент, — это из-за тебя погибли Огул и Иукена?