Но, похоже, способов удостоверить его подлинность не существует. Отчего оно остается простым курьезом. Согласно Бурну, сообщение о существовании продолжения рукописи Вильсон последний раз появлялось в конце 1840-х годов, когда вдова издателя Стокдейла написала Брауму о том, что это продолжение у нее есть. Зачеркнутый текст все еще можно прочитать, любезно сообщала она, и, хотя ей очень не хотелось бы публиковать воспоминания миссис Вильсон, но очень были нужны деньги. У нее также имелись письма Гарриет ее ныне покойному мужу, сообщала она, уточняя, кто откупился и должен быть вычеркнут из списка, а кто еще нет. Бурн полагает, что Браум купил у нее все письма и сжег их. Страницы, посвященные Кидденхэму, возможно, являются единственными уцелевшими фрагментами.

И еще: Гарриет Вильсон не была Байроном, не была она ни Томасом Мором, ни Ли Хантом, ни даже Джоном Хантом. Рукопись коротка и представляет для науки незначительный интерес. Я предложил миссис Кэффри пять тысяч, вполне нормальную цену, принимая во внимание тот факт, что подлинность двустишия Байрона никогда не будет доказана. Пожалуй, это было чрезмерно щедрое предложение. Когда она спросила меня, я признал, что надеюсь продать рукопись дороже, может быть, раза в два, что опять же является совершенно нормальным соотношением, о чем можно справиться у моего дилера.

Ну, миссис Кэффри чрезвычайно рассердилась. Почему это я должен заработать в два раза больше, чем она? И почему вообще материал оценен всего в десять тысяч, а почему не в сто тысяч? Байрон больше стихов не пишет, это ей было известно!

Я пояснил, что моя прибыль является вознаграждением за мою квалификацию, за знание того, что это за материал, как его исследовать, что с ним делать, как продать, и за саму продажу. Я предложил взять документ по системе консигнации, сказал, что, если она могла бы немного подождать и позволила бы мне повысить доходность, то я смог бы согласиться на пятнадцать процентов прибыли, которую этот материал принесет. Но к тому времени пожилая дама уже была в бешенстве. Я ее надувал, я ее облапошивал, я ее обводил вокруг пальца. Сцена была не из приятных. Вот такой визит.

Он говорил все это, глядя на Джульет, которая тут же начала извиняться за то, что втравила его в это дело. Деннис уже рассказывал ей часть этой истории сразу же после исчезновения миссис Кэффри. Она и тогда просила прощения.

— Ну ладно, не извиняйся! — сказал он, положив ей на руку свою ручищу. — Ты же не могла предвидеть. К несчастью, в тот момент ко мне зашел Фитцджон, — пояснил Деннис Сузи, — который коллекционирует эротику девятнадцатого века. Я позвонил ему в тот же самый день, когда Джульет принесла мне рукопись, — думал, что миссис Кэффри в свои восемьдесят четыре года захочет продать находку выгодно и быстро. Фитцджон сказал, что забежит ко мне через пару дней, чтобы посмотреть. Это было чистое невезение, что он заявился именно в тот момент, когда миссис Кэффри закатывала в гостиной свою истерику.

Вспомнив это, Деннис покачал головой.

— Бог мой, до чего бы мне хотелось, чтобы ты была дома, когда я позвонил сообщить, что сам приду, — сказал он Сузи.

Ее это привело в замешательство.

— Ты оставил… ты оставил сообщение? Возможно, мой автоответчик…

— Нет, я не оставлял сообщения. — Деннис бросил на художницу серьезный взгляд, полностью осознавая, что она сомневается в его словах. В полиции тоже поднимали этот вопрос. — Какой был бы в этом смысл?

Он отпил глоток кофе, пытаясь успокоиться.

— Между прочим, пару часов назад мне позвонил Фитцджон, — продолжил букинист некоторое время спустя, — чрезвычайно возмущенный. Полиция сегодня допрашивала и его. Они в течение целого часа подробного допроса утаивали от него тот факт, что миссис Кэффри умерла. Он думал, ее все еще разыскивают, и изо всех сил старался детально рассказать все, что знал, не думая о том, что пора вызвать собственного адвоката… Ну так вот, сейчас он его вызвал.

— О Боже, скольких же людей они допросили сегодня? — спросила Сузи.

Деннис пожал плечами.

— Все потому, что он ушел от меня вместе с миссис Кэффри, чего мне очень не хотелось, должен вам доложить. Но дама настояла на том, чтобы войти в лифт вместе с ним. Фитцджон был последним, кто ее видел. Теперь он звонит другим дилерам, чтобы пожаловаться на разношерстную публику, которая меня посещает. О, это чудесный человек.

— Возможно, он это и сделал, — предположила Джульет.

— Фитцджон? Убил ее?

Она кивнула.

Деннис закрыл глаза и откинул назад голову. Джульет не могла не заметить, что он начал играть роль задумавшегося человека. Изобразил некую карикатуру на думающего человека. Было непонятно, что повергло его в столь серьезные размышления. Фитцджон представлялся ей идеальным подозреваемым. Подходящее место, подходящий час, хороший мотив — рукопись, да и человек он крайне неприятный. Так она и высказалась в нескольких словах.

— Думаю, это возможно, — согласился наконец Деннис.

— Но зачем? — вмешалась Сузи. — Разве он не мог просто купить рукопись, если нуждался в ней? Ты сказал, что он богат.

— Да, богат. И, собственно говоря, он сказал мне, что когда они спускались вместе на лифте, миссис Кэффри предложила рукопись непосредственно ему.

— Ну вот видите? И сколько же она хотела? — спросила любопытная Сузи.

— Двадцать тысяч. — Деннис снова покачал головой и мрачно усмехнулся. — Мне кажется, она на самом деле думала, что я пытаюсь обмануть ее. Однако Фитцджон просмотрел бумаги, когда она все еще ругалась на меня, и особого интереса не проявил. И это не вызывает большого удивления; собирателям эротики, как правило, нужно что-нибудь с картинками, что-нибудь более изощренное, пикантное, чем то, что могла предложить миссис Кэффри. Я о нем подумал только потому, что Фитцджон — большой знаток девятнадцатого века. И довольно свободно расходует деньги, когда видит что-нибудь такое, что хотел бы иметь. Более вероятно, что рукопись купит университет для своей коллекции материалов по этой женщине, однако не так быстро и не за такую цену, какую мог бы заплатить Фитцджон.

— Теперь ее вообще будет нельзя никому продать, — добавил Деннис угрюмо, — принимая во внимание факт исчезновения.

— Думаешь, что полиции так и не удастся обнаружить ее?

— Если кто-нибудь попытается продать документ дилеру с хорошей репутацией, то, возможно, его сцапают. Я дал полиции копию с моей фотокопии. Они направили ее через свое подразделение по краже предметов искусства в Национальный центр расследования уголовных преступлений, а Американская ассоциация букинистов предупредит своих членов. Но это может сработать лишь в том случае, если тот, у кого рукопись сейчас, попытается ее продать. В полиции, похоже, думают, что похититель оставит рукопись себе. Они вообще собирались прийти ко мне и поискать ее. Посмотреть, не оставила ли владелица ее здесь случайно, так они объяснили свое намерение. Но мой адвокат считает, что я ни в коем случае не должен пускать полицию.

— Ты созванивался с адвокатом?

— А вы разве нет?

Сузи отрицательно покачала головой.

— Я тоже не созванивалась, — сказала, в свою очередь, Джульет.

— Почему? Разве вас не допрашивали?

— О Боже, да, — ответила Джульет. — Как я познакомилась с Адой, когда она приехала, чем мы занимались вместе, какое время рукопись была в моих руках, почему я предложила ей показать рукопись тебе, почему до сих пор храню расписку, где я была в пятницу. Я уже говорила в отделе пропавших лиц, что в тот день вообще не выходила из дома; можно подумать, они могут это проверить! Спрашивали, кого она упоминала в наших с ней разговорах, кто, по моему мнению, мог желать ее смерти, где я была в пятницу, где я была в пятницу, где была в… ну, картина ясна.

— И тебе ни разу не пришло в голову обратиться к адвокату?

— Видишь ли, я, конечно же, об этом думала, но они были чрезвычайно вежливы. И сказали, если мне нечего скрывать, то зачем нужен адвокат? А скрывать мне действительно нечего, так что…