— Если только ты не пытаешься подставить другого, хотя на самом деле наркотик твой.

— Извини, — перебила его Джульет, — когда ты говоришь «ты», то имеешь в виду «кто-нибудь» или конкретно меня?

— Я сказал то, что сказал, — повторил Мюррей. — Если только ты не пытаешься…

— А я надеялась, ты хотел сказать: если только некто не пытается подставить другого. Неужели ты думаешь, что я имею какое-то отношение к преступлению? До сих пор думаешь?

— Нет. — Лэндис пожал плечами. — Я вообще не считаю, что имело место преступление. Именно так я и думаю.

Джульет помолчала, припоминая факты, и представила четыре стены — один из идиотских способов сосредоточиться на…

— Что сказал Грег по поводу талька? — наконец поинтересовалась она. — У Антона были соображения, кто бы мог это сделать?

— Флитвуд не обсуждал с ним этот вопрос, — ответил Лэндис и, заметив недоумевающий взгляд собеседницы, спросил: — А разве у него были основания? Руководитель труппы не хотел расстраивать ведущего танцовщика. А если следовать твоей теории — предупреждать жертву. Не сомневайся, в этом мы разбираемся. — Мюррей пожал плечами. — Но на мой взгляд, он был расстроен тем, что произошло.

Джульет нахмурилась:

— А что, этот Фрэнк Эндикот продавал наркотики и другим танцовщикам?

— Да. Он не горел желанием сдавать всех, но кое-кого назвал. Мы пообещали, что не станем его преследовать. Райдер, которого ты недолюбливаешь, был тоже его клиентом. Но предпочитал «спид». [12]Фрэнк не смог припомнить, чтобы тот покупал экстази. Еще Олимпия Андреада.

— Андреадес.

— Правильно. Часто брала у него марихуану. И еще шесть или семь человек, но они не танцуют в «Больших надеждах», так что, по-видимому, нам без надобности. Разве что в этом деле замешано больше одного человека. Хотя экстази можно достать где угодно — не велика проблема. Так что доза, которая убила Антона, была не обязательно куплена у Фрэнка. Проблема заключается в следующем: если мы не найдем свидетеля, который видел, как злоумышленник всыпал наркотик в бутылку Мора, ни о каком обвинении не может быть и речи. Даже об аресте. А если честно… Да я уже все сказал. — Мюррей умолк и стал смотреть на реку, освещенный мост и берег Джерси, весь в огоньках.

— Если честно, ты полагаешь, что арестовывать некого, — закончила за него Джульет.

Детектив кивнул.

— Тери ничего не видела? — без особой надежды спросила она. — Ты говорил, что девушка не сводила с Антона глаз. Если так, она должна была по крайней мере заметить, как кто-то бросил порошок в бутылку.

— Я спрашивал, — пожал плечами Лэндис. — Ничего подобного она не видела. Хотя ее слова не исключают, что кто-то все-таки растворил наркотик в напитке Антона. Возможно, она сама.

— Забудь, — нетерпеливо бросила Джульет.

— Забыл. Почти. Разве что Тери Малоун не величайшая актриса со времен Сары Бернар. Видимо, произошло то, что происходило множество раз: люди считают, что они к чему-то присматриваются, а на самом деле отводят глаза. Она упоминала тех же людей, что и ты, будто те подходили к Мору.

Джульет внезапно поняла, какое противоречие ее тревожило.

— Некоторое время в перерыве Викторин учила Тери, как правильно выполнять па. Так что она не постоянно таращилась на Антона. — Джульет поджала губы, почувствовав волну раздражения на Малоун. Но в действительности — на себя. Она-то считала, что наблюдала за Мором. И что заметила?

— Мы не собираемся прекращать допросы, — продолжал Мюррей. — Уже пропустили сорок человек. Если ограничимся теми, кто был в зале номер три во время прогона, остается еще тридцать. Но до сих пор ни один не заявил, что кто-то вел себя странно с бутылкой Мора. Хотя кое-что интересное все же выяснилось. В труппе был бывший автомобильный вор и осужденный сутенер. Несколько нелегальных иммигрантов и люди, о которых отдел транспортных средств сожалеет, что выдал права. Кстати, об Антоне много говорили…

— Мне это приятно.

— Но не все были от него без ума. Некоторые считали холодным, заносчивым, черствым человеком, нелегким в общении. Гретчен Мэннинг сообщила, что он был ее главной головной болью: тому журналу не буду давать интервью, с этим журналистом говорить не хочу… Некоторые солисты возражали, чтобы через их головы его брали на ведущую партию. Ведь ему было всего девятнадцать. Харт Хейден откровенно признался, что не считал Мора личностью. Но ты же знаешь, они совершенно разные типы. Хейден не скрывал, что не стал бы возражать, если бы на ведущего Пипа назначили его самого. Уважаю людей, которые способны настолько откровенно разговаривать с полицейским офицером, — добавил Мюррей. — Представить себе не можешь, как завираются люди.

— А что сказал Райдер Кенсингтон?

— Я его еще не вызывал. Оставил напоследок.

Накопившееся в последние четверть часа в Джульет раздражение прорвалось наружу.

— Но ведь именно он…

— Помню. Ты считаешь Кенсингтона главным претендентом на роль убийцы. Поэтому я оставил его на закуску, — спокойно объяснил Лэндис. — Тех, кого подозреваешь, не помешает немного помурыжить. Райдер знает, что многих его товарищей таскали в полицию, и ломает голову, почему пока не тронули его. Он дозревает, — улыбнулся полицейский. — Когда таких вызываешь первыми, они моментально обадвокачиваются и знают ответы на все вопросы, даже те, которые им еще не задавали.

— Обадвокачиваются?

— Извини. Нанимают адвокатов. Ты вызываешь свидетелей, а он рекомендует обратиться к своему адвокату. Ну и что с этим делать? Не волнуйся, я помню, кто у меня в списке.

— Харт Хейден тоже находился рядом с Антоном перед прогоном, — мрачно заметила Джульет, глядя в каменный пол террасы.

— В курсе.

— Еще Электра Андреадес, Олимпия Андреадес и…

— И Грег Флитвуд, и Виктория Вэлланкур… Викторин, — поправился Мюррей. — Джульет, я владею информацией, будь спокойна. Я попросил Янча направить мне видеозапись того, как танцевал Антон. Он был бесподобен. И если кто-то его убрал, я хочу разобраться, в чем дело.

Джульет подняла глаза — Мюррей дружески улыбался. И до нее, хоть и запоздало, дошло: все, что делал детектив в связи со смертью Антона Мора — отдавал на анализы колу, проверял отпечатки пальцев, допрашивал танцовщиков, искал продавца наркотиков и выяснял массу других обстоятельств, — все исключительно потому, что она, Джульет, сказала, что Антон (которого она, впрочем, едва знала) не стал бы рисковать прогоном и принимать наркотик. Вряд ли другой офицер нью-йоркской полиции предпринял бы и десятую часть того, что сделал Мюррей. А еще он сказал, что продолжает расследование.

— Извини, — покаянно пробормотала Джульет. — Я ценю твою работу.

— Ты мой девиз знаешь, — ослепительно улыбнулся Лэндис. — «Обходительность. Профессионализм. Уважение».

Но через два дня, хотя после смерти Антона не прошло еще и недели, полицейское расследование было прекращено. Всех возможных свидетелей допросили. Никто ничего не видел. Учитывая психическое состояние усопшего (как его упорно называл во время последнего визита вежливости к Джульет напарник Мюррея Фейлз), были все основания заключить, что Мор сам подмешал в напиток наркотик, в результате чего произошел несчастный случай. Он бурно жил и оступился. Рисковал, но не рассчитал. Судебно-медицинский эксперт сделал официальное заключение — несчастный случай. Дело было закрыто.

Создание произведения искусства (или даже искусной поделки) обычно сопровождается такими приступами отчаяния, вдохновения, разочарования, смущения, страха, величия и нервного истощения, что на такие же усилия люди отваживаются только ради воспитания ребенка. Молодежь часто устойчиво увязывает в сознании искусство с безумием и даже предвкушает это состояние, хотя вряд ли кто-нибудь решился бы назвать безумие забавой.

Как и с ребенком, в искусстве все начинается с великих надежд; они начинают меркнуть, когда пути назад уже нет. И счастлив тот художник, которому не суждено возненавидеть или испугаться творения рук своих. Даже посредственная пьеса, полотно, фильм или симфония — это мучительный вызов их создателю. Хотя закон средних арифметических гласит, что больше сердец переживают именно за посредственность, чем за шедевр.