— Думаю, только одежду, — ответила Лили. — Оборудование я спасла.

— Мою одежду, полагаю?

— И мою тоже.

— И в чем, черт возьми, мне стоять перед камерой?

— Мы что-нибудь придумаем. Не волнуйтесь. — Ее улыбка в последние дни все время выглядела натянутой. Но при работе со Стаффордом это стало неизбежно, особенно если в последний момент тебя бросают коллеги, а именно так и случилось. Прошлым вечером за ужином он рассуждал о своей поездке в Дельфы. Gnothi Seauton — предсказал оракул. Познай себя. Стаффорд откинулся на спинку кресла и заявил, что это является его личным рецептом для ощущения полноты жизни. Она невольно фыркнула, разбрызгивая микроскопические частички белого вина по скатерти. Ей никогда не приходилось встречать людей с таким завышенным уровнем собственной значимости, а он при этом отлично преуспевал — был успешен и счастлив. При всей своей самовлюбленности и непоколебимой вере в собственную красоту и чудесность. И уверенности в том, что люди им восхищаются! А они и правда восхищались, потому что люди глупы и считают других теми же, кем себя. Она повернулась к Гейл:

— Фатима сказала, что завтра с нами поедете вы. Мы очень признательны.

— Завтра? — нахмурилась Гейл. — Вы о чем?

— А разве она вам не пояснила?

— Нет, — ответила Гейл. — Она ничего такого не говорила. А что случилось?

— Мы снимаем в Амарне. А наш проводник сбежал в самоволку.

— Скатертью дорога, — пробурчал Стаффорд. — Не велика потеря.

— Вот почему нам пришлось ехать на поезде, — продолжила Лили. — Ваша профессор обещала поехать с нами. Но наверное, у нее неожиданно изменились планы. А у нас нет выхода. И дело даже не в том, что нам нужен эксперт, который будет говорить в камеру, хотя это было бы здорово. Но никто из нас не говорит по-арабски. То есть все документы оформлены и все в полном порядке, но я не знаю, как здесь решаются дела. Ведь в разных странах все делается по-разному, верно?

— Я поговорю с Фатимой, когда мы вернемся, — вздохнула Гейл. — Уверена, что мы что-нибудь придумаем.

— Спасибо, — сказала Лили, сжав ее плечо. — Просто замечательно. — Она быстро подавила угрызения совести. Одним из наказаний за уродство было то, что никто и никогда не предлагал помощь, и все время приходилось изыскивать способы получить то, что требовалось: лестью, сделками, подкупом, жалостью.

Они остановились, и Лили перевела взгляд на ветровое стекло. Дорогу впереди забаррикадировали металлическими ограждениями. Виднелись ряды спецназовцев в черной форме и шлемах, на другом конце улицы проходил марш протеста, толпилась возбужденная молодежь в длинных одеждах, мелькали безукоризненные овалы женских лиц в хиджабах [18]и глаза тех, кто носил никаб. [19]При виде их у Лили перехватило дыхание от нахлынувших воспоминаний. Как она раньше завидовала мусульманкам, имевшим возможность спрятать лицо за непрозрачной вуалью.

— Мне очень неудобно спрашивать, — шепотом сказала она, — но вы уверены, что мы не потерялись?

Нокс и Омар ждали Гриффина, облокотившись на джип.

— Маха говорила, что это следы от пуль. Машину обстреляли сразу после того, как мы нашли саркофаг Александра Македонского, — заметил Омар, проводя рукой по свежей после ремонта краске. — Но ведь это неправда?

— Боюсь, что правда.

Омар засмеялся:

— Ну у тебя и жизнь, Дэниел.

— Всякое бывает. — Он наклонился осмотреть почву. Место представляло собой небольшое известняковое возвышение, почти полностью лишенное земли, непригодное для возделывания и не тронутое ни жилищным, ни промышленным строительством. Если в древности здесь кто-то и жил, то шансы найти следы этого были совсем не призрачными. Из-за постройки показались двое мужчин, в серой от пыли и паутины одежде и с такими же серыми волосами.

— Мистер Тофик, — произнес первый, протягивая руку, — вы, как я понимаю, новый руководитель ВСДД Александрии. Поздравляю.

— Спасибо, — ответил Омар. — Меня назначили исполняющим обязанности.

— Я, конечно, встречался с вашим предшественником. Ужасная трагедия потерять такого хорошего человека еще молодым.

— Да, — согласился Омар и повернулся к Ноксу: — А это мой друг, мистер Дэниел Нокс.

— Дэниел Нокс? — переспросил человек. — Тот самый? Гробница Александра Македонского?

— Тот самый, — подтвердил Нокс.

— Для нас это большая честь. — Человек обменялся рукопожатием и с ним. — Меня зовут Мортимер Гриффин. Главный археолог на этих раскопках. — Он повернулся к своему спутнику: — А это преподобный Эрнст Петерсон.

— Раскопки со своим капелланом? — удивился Нокс.

— Наши раскопки носят учебный характер, — объяснил Гриффин. — Большинство людей в команде очень молоды. В первый раз так далеко от дома. Родители чувствуют себя спокойнее, зная, что у них есть духовный наставник.

— Понятно, — добавил Нокс. Он протянул руку Петерсону, но тот продолжал стоять с застывшей улыбкой, скрестив руки и не шевелясь.

— Так чем мы можем быть полезны, джентльмены? — поинтересовался Гриффин, делая вид, что ничего не случилось. — Вы проделали такой неблизкий путь без предварительной договоренности. Должно быть, что-то важное.

— Да, — подтвердил Нокс. — Мне все больше начинает так казаться.

Стаффорд громко вздохнул, когда Гейл остановилась перед заграждением.

— Только не говорите, что мы потерялись!

— Я должна была уехать с вокзала, — напомнила Гейл в свое оправдание. Она наклонилась вперед. На пыльном ветровом стекле садящееся солнце казалось пятном, напоминающим головную боль. Она не имела ни малейшего представления, когда закончится марш и уберут заграждения. Делать нечего: она неловко развернулась на узкой улице и поехала через базар обратно, добравшись до привокзальной площади, все еще настолько забитой пассажирами и машинами, что пришлось двигаться со скоростью пешехода.

Два человека от души веселились, перебрасывая друг другу соломенную шляпу.

— Это — моя! — сердито воскликнул Стаффорд, открыв окно и попытавшись ее перехватить. Они рассмеялись и, пританцовывая, начали весело выкрикивать оскорбления, привлекая к «лендроверу» всеобщее внимание. Люди обступили машину, заставив Гейл остановиться.

— Что вы делаете? — возмутился Стаффорд, поднимая стекло на дверце.

— Я подумала, вы хотите забрать шляпу.

— Поехали отсюда!

Гейл нажала на клаксон и на педаль газа, заставив двигатель взреветь: толпа неохотно расступилась, давая возможность тронуться. Но тут светофор переключился на красный, и путь к отступлению перегородил допотопный трехколесный фургон. Гейл обернулась. К их машине направлялся высокий парень, с угрожающим видом раскачивая плечами. Возможно, он хотел только произвести впечатление на своих друзей, но светофор никак не переключался, а он с каждым шагом становился все ближе, и Гейл поняла, что ему придется что-нибудь сделать, иначе будет выглядеть глупо. Она проверила, закрыты ли все двери, и вновь посмотрела назад. Парень остановился, поднял у бордюра камень величиной с яйцо и со всей силы швырнул его. Он ударился о крышу машины и отскочил. Кольцо из людей опять начало сжиматься. На заднем стекле расплылось уродливое пятно от куска брошенной грязи. Наконец светофор переключился. Трехколесная развалина безуспешно пыталась тронуться, но никак не могла завестись, и в мгновение ока «лендровер» оказался в самой гуще людей, принявшихся отчаянно барабанить по стеклам. Какой-то мужчина начал копаться в складках своей одежды, пытаясь что-то достать, и в это время раздался громкий хлопок, как от петарды, заставивший Гейл подпрыгнуть от неожиданности. Из выхлопной трубы фургона примирительно повалил дым, и тот наконец тронулся. Гейл нажала на газ, и машина начала набирать скорость.

— Итак, — продолжил Гриффин, — вы не скажете, что привело вас сюда?