Агентура нам помогала во всех случаях. Мы вербовали агентов, используя их родственные связи, ведь бывшие басмачи и многие мирные таджики целыми семьями ушли в Афганистан. Там целые поселки появились по Пянджу. И мы свою агентуру туда посылали, приглашали из Афганистана нужных нам людей, посылая к ним родственников через границу. Те иногда даже сами подсказывали:
— Вон там мой родственник живет, он пользуется авторитетом, занимается торговлей, бывает в Кабуле…
— Так ты пригласи его к себе в гости.
И они действительно приглашали — переходил этот человек с нашей помощью через границу к своему родственнику, а тот обычно говорил:
— Ты приходи — там нарядов нет, а наряд вон там, там, там.
А перебраться через границу вовсе не легко. Только одна тропа — тут обрыв, Пяндж бурлит, а на другой стороне скала черт знает куда уходит; и чтобы перейти, надо на бурдюке переплывать.
И вот мы открывали коридор, и родственники с той стороны тоже приходили к своим — нелегально переправлялись. С нашей стороны приглашали их к себе в гости раз, другой… На первый раз хорошо угощали человека, чтобы пришел еще. Второй раз приходил, а то и третий — мы все это время изучали его по описаниям того, через кого действовали, а то и через другого агента. А потом вербовали этого человека, и он в свою очередь часто предлагал нам еще кого-то… Боялись, конечно, чтобы нам не подставили двойников.
Как правило, вербовка происходила исходя из материальной заинтересованности. Статья расхода у нас была — деньги выделялись именно для этой цели. Иногда их не хватало, но люди к нам все-таки шли, и наша агентура была вполне рабочей. Мы вербовали даже в расчете на глубокий тыл, до Кабула доходили. Но это, конечно, были люди более высокого положения.
У нас в отдельной комендатуре было два человека, которые специально занимались агентурной работой. Они имели агентов на той стороне Пянджа и оттуда приглашали к нам людей по различным обстоятельствам. Мы этим людям очень помогали. У нас свой магазин был, и в нем были такие товары, каких не было там, например, ситец. А ведь халаты у бедняков были ситцевыми (богатые носили шелковые халаты). И они могли купить у нас эту ткань, причем мы не ограничивали, когда хотели человека чем-то заинтересовать. Продавец был нашим агентом и старался поближе познакомиться с покупателями. Они потом приглашали его в гости, и он (конечно, нелегально) не раз переправлялся через границу и действительно ходил к ним в гости.
Из-за того, что агенты не знали русского языка, приходилось работать с переводчиком. С агентов подписку не брали, все было на доверии, а потом ведь все зависело от нас, мы агента могли провалить, и тогда свои же его ликвидировали бы. Все агенты это знали, и это их здорово сдерживало.
Через агентуру мы изучали погранохрану сопредельной стороны, что было очень важно знать. Агенты рассказывали, как там велась охрана, сколько человек на заставе и как они вооружены. Вся их застава — кишлацкая изба. А охраняли афганцы границу обычно так: группами человека по четыре, а то и по пять (самое малое по три), с ружьями, ходили по дозорной тропе, и мы их днем прекрасно видели. Так что охраняли они границу, можно сказать, неважно.
Изучали мы и гражданское население. Кроме того, была у нас пара агентов, которая занималась обычной челночной торговлей. Вот так и шла в Сарай-Комаре обычная работа по охране границы.
Тогда же наметились изменения и в моей личной судьбе. Летом 1929 года в 48-й погранотряд приехал начальник пограничных войск Среднеазиатского округа П. П. Бабкевич.
Он был поляк, лет сорока пяти, великолепный кавалерист, образованный человек. Он тогда три ромба носил.
Бабкевич был выше среднего роста, статный мужчина с пронзительным взглядом. Если он вникал в какое-либо дело, то познавал его до конца. Так же он относился и к охране границы, руководство которой ему было поручено. Могу с уверенностью сказать, что я не встречал больше на своем жизненном пути подобного человека.
Несмотря на огромную протяженность среднеазиатской границы, на сложность передвижения по ней (автомобильных дорог там не было, да и автомобилей тоже), П. П. Бабкевич, будучи большим начальником, верхом на лошади в сопровождении адъютанта и коневода исколесил всю границу от правого до левого фланга по нескольку раз.
В Ташкенте он редко бывал — все время на границе, по заставам. Память у Бабкевича была идеальная, он знал многих начальников застав по фамилиям (я уже не говорю о комендантах и о начальниках отрядов). Когда приезжал на заставу, собирал начальников отрядов определенного участка, заслушивал, инструктировал, указывал на недостатки, давал приказания, советы. Приводя примеры, мог в деталях рассказать, как организована охрана на какой-либо конкретной заставе. Он мог выступать и час, и два, и никаких бумажек в руках не было, все на память.
Его хорошо знали и местные власти — он постоянно заезжал и в райком, и в обком партии.
Обычно после объезда застав, комендатуры отряда Бабкевич собирал широкое совещание, где делился своими впечатлениями. И ему не надо было смотреть записи в блокноте. Адъютант в данном случае не являлся ему помощником. В его памяти всегда были самые интересные факты. Он называл фамилии людей плохих и хороших, называл наименования застав, комендатур,' говорил о положительных и отрицательных сторонах службы, которые обнаруживал.
Очень большую информацию о состоянии дел Бабкевич получал у красноармейцев. Когда ему в отряде или комендатуре готовили для ночлега отдельную комнату, специально отведенную для приезжих, он никогда там не ночевал, всегда шел спать в казарму к бойцам. И часто красноармейцы не знали, возвращаясь из наряда, что у них на свободной койке спит самый крупный их начальник в округе. И, естественно, делились своими впечатлениями о службе на границе, высказывали свои обиды, свои настроения.
Этой информацией Бабкевич пользовался во время совещаний и говорил о том, что заслуживало самого пристального внимания соответствующих начальников. На совещании говорил просто, доходчиво и, если надо, долго. Я был свидетелем, когда он в городе Керки проводил одно совещание после длительной поездки по границе. И говорил с одним перерывом 4 часа, не заглядывая ни в какие бумаги. Его выступление было интересным, поучительным.
Когда приехал Бабкевич, был выходной день. Командиры, политруки и оперсостав, свободные от несения службы по охране границы, находились около своих домиков, расположенных рядом с управлением отряда, кто-то читал, кто-то играл в шашки или шахматы.
Мои товарищи тоже играли в шахматы. А я в них не играл. Стоял, читал газету, смотрел на них (а они играли, реплики бросали, спорили) и думал: «Вот чудаки, заняты черт знает чем». Это уже потом, значительно позже, я оценил шахматы и увлекся ими. А тогда думал: «Ну, убивают ребята время».
К каждой группе подходил Бабкевич. Справлялся о здоровье, настроении, кое-где принимал участие в игре и в шашки, и в шахматы, интересовался, как живут семьи. Тут же были жены и дети. Он и с ними вступал в разговор. Всегда ему жены жаловались на проблемы с жильем. Он разъяснял, что партия и правительство отпускают средства и постепенно жилье строится, положение будет улучшаться, но сразу всего решить нельзя.
Вдруг он подошел к той группе, где я сидел. Я в это время просматривал журнал «Крокодил». Он спросил меня:
— Ну, есть что-нибудь интересное?
Я ответил, что пока в этом журнале ничего интересного не нашел.
— А у меня к вам есть разговор.
Взял меня под руку, и мы отошли. Он говорит:
— Знаете, в Каратегине и Гарме произошли крупные события, фузаиловская авантюра. Бывший кара-тегинский бек Фузаил Максум перешел из Афганистана на нашу территорию, объявил газават, то есть священную войну против кафиров (неверных), и при поддержке байства, духовенства, крупных чиновников эмира бухарского поднял мятеж. Часть середняков и бедняков — под угрозой расправы, если не будут поддерживать Фузаил Максума, остальные под влиянием духовенства — тоже спровоцированы, принимают участие в этом антисоветском выступлении. Сейчас мы создаем Калай-и-Хумбскую пограничную комендатуру. Нам надо укомплектовать ее хорошим составом. Воинские части и наши пограничники дерутся с этими бандами и, очевидно, скоро ликвидируют их. Но надо организовать надежную охрану границы на этом участке, так как она по существу не охранялась, и покончить с остатками этих авантюристов. Я вам предлагаю поехать туда помощником коменданта по политчасти.
