Тем временем на корабле был объявлен аврал: необходимо было перегрузить с носа на корму все, что было возможно, и, тем самым, облегчить носовую часть «Атлантиса». Проклиная судьбу, которая оказалась столь немилостивой к ним накануне Рождества, экипаж приступил к этой каторжной работе. Из носовой части перегрузили все — от снарядов и мешков с балластом до тросов и швабр из боцманского хозяйства. Дождались прилива и снова попытались сняться с рифа.

Измученных людей охватило отчаяние. Но Рогге не терял оптимизма. Он приказал затопить кормовой минный погреб, чтобы увеличить нагрузку на корму, но корабль продолжал сидеть на этом проклятом рифе. Собрался офицерский совет. Кто–то предложил перекачать за борт часть топлива, чтобы облегчить корабль. Рогге отказался — топливо было слишком драгоценным грузом; шла война и ее нужно было продолжать. Тогда подрывник Фелер предложил взорвать риф. Это предложение ни у кого не вызвало особого восторга — взрывом можно было причинить кораблю еще худшие повреждения, чем нанес сам риф. Больше никто ничего придумать не мог, а это ставило экипаж «Атлантиса» перед весьма мрачной перспективой: либо провести остаток войны на Кергелене, либо — за колючей проволокой в лагере для военнопленных.

Конечно, существовала еще теоретическая возможность вызвать на помощь какой–то другой немецкий рейдер, но, не говоря уже о том, насколько это было унизительно, шансов связаться с другим рейдером, чтобы об этом не узнали англичане, было очень мало.

Ночью ветер усилился, достигнув вскоре штормовой силы.

Мерзший на «собачьей» вахте Мор почувствовал, что нагоняемая ветром волна начала раскачивать «Атлантис», безжизненно сидевший на подводном рифе. К шуму ветра и волн прибавился скрежещущий звук камня о разорванную обшивку днища корабля. Казалось, что сам риф предпринимает усилия, чтобы освободиться от тяжести «Атлантиса».

Мор быстро понял, что случилось. Штормовой ветер, дувший в правый борт корабля, заставил его вращаться на рифе вокруг его оси, как флюгер. С одной стороны, подобное положение вещей создавало дополнительную опасность, поскольку риф мог причинить днищу корабля еще большие повреждения; но, с другой стороны, оно предоставляло еще один шанс сняться со скалы.

Не раздумывая, Мор по переговорной трубе разбудил командира, отдыхавшего в своей каюте, и попросил его подняться на мостик. К этому времени ветер и волны развернули «Атлантис» почти на 90 градусов, подставив корму под ветер. Отдав кормовой якорь, удалось зафиксировать корабль в этом положении, т. е. кормой под ветер. Одновременно дали машиной ход вперед. Корма, удерживаемая якорем, опустилась, все выше поднимая носовую часть корабля.

Со страшным скрежетом трения гранита о сталь корабль пытался разворачиваться снова вокруг оси рифа, но, удерживаемый кормовым якорем, поднимался, наползая всей массой на риф. Наконец громоподобный треск и внезапный крен показали, что «Атлантис» соскользнул с рифа. К этому времени все были настолько измучены, что освобождение «Атлантиса» не вызвало каких–либо шумных проявлений радости. Кроме того, все отлично понимали, что корабль получил серьезные повреждения, и еще неизвестно, как все пойдет дальше.

Действительно, с пробоиной в днище, кидаемый во все стороны штормовыми волнами, находясь в канале, ширина которого была всего лишь чуть больше длины его корпуса, «Атлантис» мог в любую минуту снова сесть на риф. Кормовой якорь сорвало, носовые якоря были выбраны.

Видимость упала почти до нуля: находившегося поблизости берега практически не было видно. На носу и корме стояли лотовые, постоянно производя замеры глубин и докладывая об этом на мостик. «Десять саженей! Восемь саженей! Шесть саженей!»

Мор стоял на машинном телеграфе, слушая приказы командира. Менее чем за четыре часа после того, как корабль удалось снять с рифа, Мор передал в машину более двухсот приказов. Наконец, счастливо избежав всех опасностей, «Атлантис» вошел в лагуну в стал на якорь. Шум цепи отданного якоря несколько привел лейтенанта Мора в себя. Он прислонился к переборке и прошептал благодарственную молитву.

Теперь необходимо было подумать о том, как в этой забытой Богом глуши отремонтировать пробоину в днище корабля. Недаром граф–первооткрыватель назвал архипелаг островами Отчаяния. Отчаяние стало охватывать и весь экипаж «Атлантиса». У всех было предчувствие какой–то трагедии. И, как всегда, предчувствие моряков оказалось правильным. Трагически погиб молодой машинист, старший матрос Герман, работавший на дымовой трубе и сорвавшийся с люльки из–за лопнувшего конца.

Матроса хоронили на берегу всем экипажем. Видимо, это была самая южная немецкая воинская могила во Второй мировой войне.

Все это было очень прискорбно, но война продолжалась, заставляя решать проблемы, которые грозно встали перед экипажем «Атлантиса». Когда корабль удалось наконец провести во внутреннюю лагуну острова, моряки испытали чувство невероятного облегчения. «Атлантис» замаскировали на фоне прибрежных скал. На вершины сопок были выставлены сигнальщики и артиллерийские наблюдатели. Все сектора, откуда мог бы неожиданно появиться противник, были тщательно рассчитаны и пристреляны. Любой корабль, появившийся в водах острова, должен был четко проектироваться на фоне моря и горизонта. Его встретил бы град снарядов, причем потенциальный противник даже не понял бы, откуда эти снаряды летят. Таким образом, проблема безопасного нахождения в водах острова была решена.

Оставалось решить еще более важную проблему: как заделать пробоину в днище, причиненную подводным рифом. Пробоина в днище имела размеры 2х6 метров, напоминая, по словам водолаза, амбарные ворота. Листы обшивки были вдавлены внутрь почти под прямым углом.

Двое добровольцев, бывшие в свое время строительными рабочими, взялись остановить течь в форпике. Они спустились в помещение форпика, взяв с собой несколько мешков с цементом, песком и черепичной крошкой, а также большую коробку с провизией. За ними задраили входной люк и подали в форпик сжатый воздух чтобы вытеснить из помещения воду и открыть доступ к пробоине. Добровольцы провели в отсеке двое суток, ожидая, когда бетон затвердеет. Поступление воды в форпик прекратилось, а поставленная сгонная заплата, как показали испытания, прекрасно сдержала внешнее давление воды. После этого двое водолазов с подводными резаками последней модели спустились за борт и обрезали стальные лохмотья, образовавшиеся вокруг пробоины. На фоне этих работ и печали по поводу гибели старшего матроса Германа встреча Рождества прошла скромно и не очень весело. Рейд затянулся, люди смертельно устали, многих обуревала ностальгия по дому и оставленным там семьям. Кроме того, в разгар празднования Рождества снова налетел ураганный ветер. Пришлось заводить дополнительные якоря и удвоить вахту. На следующее утро Мор с группой из девяти матросов съехал на берег с заданием найти источник питьевой воды. Источник был обнаружен быстро. Им оказался довольно мощный водопад на одной из скал. Для подачи воды с водопада на корабль пришлось соорудить трубопровод из пожарных и приемных шлангов длиной чуть больше километра. Это было не особенно сложно. Трубопровод по пологому склону спускался к ровной части берега, а оттуда был проведен к якорной стоянке «Атлантиса».

В течение двух дней в цистерны корабля поступило более тысячи тонн свежей питьевой воды. Закончив все дела, «Атлантис» снялся с якоря и малым ходом стал выходить в море через тот же злосчастный канал. На этот раз обошлось без всяких происшествий, и «Атлантис» снова оказался в открытом море.

Через несколько часов берега острова растаяли на горизонте, а еще через несколько дней яркое тропическое солнце снова засияло над «Атлантисом», взявшим курс к Сейшельским островам.

В начале января 1941 года «Атлантис» захватил еще два британских парохода — «Спейбенк» и «Мандасор». «Манда–сор» был потоплен, а «Спейбенк» взят в качестве приза. Рог–ге намеревался отправить его в Германию. Вскоре на «Атлантис» из далекого берлинского Адмиралтейства пришло совершенно секретное сообщение о том, что им предстоит рандеву с карманным линкором «Адмирал Шеер». Об этом пока знали только двое — сам Рогге и Мор. Встреча в открытом океане, в глубоком тылу противника с еще одним немецким кораблем — это такое редкое и радостное событие, что Рогге считал необходимым его как–нибудь отметить.