Первым делом Щербицкий переговорил с метростроевским руководством. Начальник главка, прораб и секретарь парткома были людьми толковыми: дело свое знали, работали от зари до зари и обещали, что если археологи дадут добро, то к осени, кровь из носу, пустят линию метро в новый массив. После заслушивания партхозактива Щербицкий переключил внимание на археологов. Роль экскурсовода взял на себя руководивший исследованиями доктор наук – он говорил хорошо поставленным лекторским голосом, который, впрочем, немного подрагивал от вполне объяснимого волнения.

– Еще у Нестора-летописца упоминалось некое «Велесово капище», расположенное в лесной чаще на левом берегу реки Глыбочицы. Велес, – пояснил археолог, – это языческий бог торговли, которому, если верить старинным рукописям, поклонялись купцы. Как он выглядел – неизвестно. Дело в том, что все древнеславянские изображения богов вырезались из цельных дубовых стволов и до нашего времени не сохранились. Поэтому найденный загадочный предмет культа – большой каменный круг с письменами – воистину уникален и представляет для науки интерес не меньший, чем знаменитый Стоунхендж.

Щербицкий краем глаза отметил, что при слове «Стоунхендж» английский коммунист вытянул шею, нетерпеливо толкнул старшего лейтенанта, – давай, мол, переводи, – и начал подбираться поближе.

– Даже при самом поверхностном изучении ясно, – продолжал ученый, – что это открытие приведет к настоящему скачку в знаниях о Древней Руси. Тут и календарь наш, народный, дохристианский, и какая-то неизвестная письменность. К сожалению, надписи мы пока еще расшифровали не все… Самобытность народной культуры… развитая цивилизация… исконные верования…

Щербицкий, уже уяснив для себя суть вопроса, идеологическую часть объяснений профессора слушал вполуха: заинтересованно кивал и шел вдоль платформы, осматривая облицовку из бежевого мрамора, пока процессия не уткнулась в дальний конец станции, где начинался туннель. Там, на рельсах, уходящих в темноту, его ожидало нелепое сооружение: несуразно-короткая высокая тележка с наспех приделанными к ней мягкими автомобильными сиденьями.

– Это дрезина, Владимир Васильевич, – отозвался в ответ на невысказанный вопрос начальник строительства. – Поезда ведь пока не ходят, вот мы и приготовили вам для поездки.

Метростроевский «правительственный вагон» столь разительно контрастировал с оставленной наверху машиной, что Щербицкому пришлось предпринять героические усилия, чтобы задавить ухмылку. Обижать товарищей не годилось – старались, как могли. Зато он услышал, как за спиной осклабился, получив перевод, английский коммунист.

– Далеко ехать? – спросил первый секретарь у хозяев.

– Да нет, совсем рядом, – ответил начальник главка. – Метров сто пятьдесят от силы.

– Сто сорок семь, – уточнил прораб, заработав при этом хмурые взгляды начальства.

– Тогда пройдемся пешком, – предложил Щербицкий. – Нет возражений, товарищи?

У товарищей возражений не нашлось. По узкой боковой дорожке можно было пройти лишь гуськом, и инициативный прораб был выдвинут в голову процессии. За ним шел Щербицкий; у него за спиной недовольно сопел отвечающий за безопасность подполковник.

Звуки шагов отлетали от стен загадочным гулким шелестом. Идти было и в самом деле недалеко – вскоре за широким боковым проходом открылось довольно просторное круглое, ярко освещенное помещение со сводчатым потолком. В центре его лежало огромное каменное колесо, более всего напоминающее, как показалось Щербицкому, мельничный жернов.

– Вот, Владимир Васильевич, – сообщил, пробираясь вперед, археолог. – Это и есть наш раскоп. Благодаря поддержке метростроевцев, была специально оборудована подземная камера. После завершения исследований сюда, как и на площади Октябрьской Революции, где были найдены Лядские ворота, можно будет открыть доступ для посещения граждан.

Щербицкий сделал несколько шагов вперед и склонился над камнем, чтобы рассмотреть высеченные рисунки. Но не успел он толком вглядеться в затейливую каменную резьбу, как прямо у него за спиной вдруг раздался уверенный голос:

– Ну, здравствуй, князь!

Щербицкий обернулся. У стены, неподалеку от входа, на бесформенном выступе – то ли на камне, то ли на пне, – сидел незамеченный им («Почему я его сразу не увидел? – мысленно удивился первый секретарь ЦК Компартии Украины. – Пещера не так велика, и спрятаться в ней негде. Странно…») седой как лунь длинноволосый бородач в длинной, до пят, грубой рубахе, из-под которой выглядывали босые ступни.

«Кино снимают, что ли? – недовольно подумал Щербицкий. – Если так, то должны были предупредить, приехал бы в другой день. А вообще-то интересно, как это охрана их проглядела?»

– Вы кто? – спросил он артиста.

– Страж портала, – непонятно ответил тот.

– Какого еще портала?

– Прости, князь, попутал. Вы этого слова еще не знаете. Чтобы стало понятнее – волхв.

«Сказку снимают или фантастику?» Времени было в обрез, поэтому заигравшегося не в меру артиста следовало немедленно вернуть с небес на землю. Щербицкий сделал паузу, подспудно ожидая, что сейчас откуда-то из укрытия донесется режиссерское: «Стоп, снято!», а вокруг засуетятся киношники. Тогда можно будет вызвать ребят из «девятки» и разъяснить недоразумение. Он обернулся ко входу, чтобы позвать подполковника, и едва не остолбенел.

Выход из подземелья теперь перегораживал светящийся прозрачный занавес ярко-синего цвета. Из чего он был сделан – непонятно («электрический» – подобрал подходящее слово Щербицкий). Все сопровождающие остались по ту сторону занавеса, причем была в их позах какая-то с ходу неуловимая странность. Щербицкий присмотрелся и понял, какая именно: группа товарищей представляла собой застывшую картину. Рука секретаря партийной организации замерла, поправляя съехавшую набок каску; из-за его плеча, замерев в неестественной позе, тянул шею английский коммунист.

– Они нас не видят, князь, – раздался голос волхва.

Неправдоподобность происходящего была столь очевидной, что Щербицкий не то что испугаться – удивиться толком не смог. В поисках хоть какого-то объяснения на ум приходил разве что фильм «Иван Васильевич меняет профессию».

И ответил он скорее машинально:

– Никакой я не князь. Я первый секретарь ЦК Компартии Украины. У нас нет ни князей, ни царей. А вы кто?

– Не будь ты князем, – усмехнулся сидящий, – мы бы не смогли повстречаться. Течет, течет в тебе кровь Рюриковичей. Впрочем, не это важно.

– И как все это понимать? – спросил Щербицкий, решив пока не акцентироваться на странных словах босоногого старика и кивая на «электрический занавес» и на застывших за ним людей.

– Очень просто. Мы с тобой ненадолго отгорожены от твоего времени, – пояснил волхв. – После того как мы переговорим, ты возвратишься обратно – так, что никто ничего не заметит, да и сам ты позабудешь о нашей встрече.

– Зачем же тогда все это понадобилось?

– Ты должен выслушать меня и принять решение. Остальное – не важно.

– Какое еще решение?

Щербицкий почувствовал, как им овладевает раздражение. Если это какой-то дикий, нелепый розыгрыш, то организован он на уровне киностудии Довженко. Первый секретарь ЦК Компартии Украины двинулся в сторону стены, но его словно окутала вязкая жижа: он вроде бы и шевелился, но не мог сделать ни шагу.

– Послушай меня, – волхв поднялся со своего импровизированного сиденья. Он оказался сухопарым и очень высоким, на полголовы выше Щербицкого. – Просто послушай, а потом я постараюсь ответить на все твои вопросы.

Резанувшая сперва фамильярность незнакомца теперь, как ни странно, не возмущала, хотя Щербицкий давным-давно уже не мог позволить обращаться к себе на «ты» никому, кроме домашних (ну, и Леонида Ильича, разумеется). Однако сейчас это не имело значения – Щербицкий обладал острым, проницательным умом, умел смотреть на вещи незашоренным взглядом и понимал: все, что с ним сейчас происходит, находится за гранью привычной реальности и никоим образом не соответствует материализму марксистско-ленинской философии. «Впрочем, – подумал он, – любому, даже самому, казалось бы, невероятному явлению всегда можно найти объяснение».