Она осталась на своем месте, когда остальные встали, чтобы исполнить нечто вроде гимна. «Я сделаю ее самой великой проповедницей», – решила Сибилла.

Она подождала, пока прихожане разошлись, толпой следуя за Лили, дотрагиваясь до ее рук, пытаясь что-то рассказать ей; она выслушивала очень серьезно и кивала, прежде чем обернуться к следующему страждущему. Тогда подошла к ней и Сибилла.

– Ты была сегодня неподражаема.

– Спасибо, – откликнулась Лили, не выразив удивления, увидев Сибиллу. – Рада снова видеть вас. Надеюсь, вам сейчас лучше.

– Лучше?

– Вы были так расстроены смертью Квентина, а потом еще это завещание… Какое это было время испытаний. Мы с Руди чувствовали себя так беспомощно, вы относились к нам так враждебно – мы это понимали, – но из-за этого нам было так трудно помочь вам.

– А где Руди?

– Он немного простыл. Иначе вы могли бы услышать его проповедь сегодня утром.

– Так это единственное время, когда можешь проповедовать ты? Когда он болен? Тебе следовало бы всегда быть здесь, тебе это удается куда лучше, чем ему.

Глаза Лили потемнели, но она тут же опустила их.

– Не лучше, а лишь по-другому, – мягко поправила она.

– Но тебе же хочется проповедовать. Разве тебе не хочется иметь собственную церковь, свою аудиторию?…

– Прихожан, – снова мягко поправила Лили.

– Разумеется. Чтобы никто не стоял над тобой, указывая, что и как следует говорить.

– Но Руди никогда и не указывает мне, что говорить, он мне доверяет. А я доверяю ему. У меня тоже будет своя кафедра, он говорит, что скажет мне, когда я буду готова занять ее.

– А давно ли он упоминал об этом в последний раз?

Лили чуть нахмурилась:

– Я не помню… может и давно, но…

– Мы можем пообедать вместе? – внезапно спросила Сибилла. – Не очень-то удобно разговаривать, стоя здесь, да и ты наверняка замерзла.

– Да, правда, здесь очень холодно, и еще я проголодалась, ведь я не завтракала.

Они продолжали стоять, и Сибилла нетерпеливо спросила:

– Ну, где же твое пальто?

– А я его не захватила… Я думала, апрель – значит тепло. И солнце пригревало, когда я выходила из дома.

– Ну-ка, пойдем, – Сибилла быстро направилась к арендованной машине, ведя за собой Лили. – Кто же заботится о тебе? – спросила она, отъезжая.

– Я сама. Ведь мне уже восемнадцать.

– Ну, знаешь, милая, это еще не повод, чтобы бегать в таком виде по холоду.

Лили смущенно, коротко рассмеялась:

– Вы говорите, как сказала бы мне мама.

– Я не хочу… – Сибилла осеклась. «Смотри, не испорти дела, – подумала она, – девочка уже созрела, чтобы ее вызволили отсюда». – Я не хочу стать твоей матерью, хотя Богу известно, как ты нуждаешься в ней, – закончила она. – Я бы хотела стать твоим другом.

Лили искоса взглянула на нее, потом вздохнула.

– А можно мне на обед гамбургер?

– Где?

– В «Гамбургеровом Раю», вот если сейчас вы повернете направо.

Сибилла свернула направо.

– Далеко?

– Около мили. Руди никогда не разрешает мне ходить туда.

– Это почему?

– Ему не нравятся люди, которые там бывают, а гамбургеры он просто ненавидит.

Она говорила, как совсем юное создание. В течение каких-то минут посвященная молодая проповедница, которая заставляла трепетать аудиторию, превратилась в замерзшую, голодную девчонку, которой нужна была мама – или кто угодно, только непременно женщина, которая бы воспитывала ее, направляла и была рядом, пока она превращалась бы из девочки в женщину. Сама Лили, положим, еще знать не знала, что ей нужно все это, но все равно: ведь об этом уже знала Сибилла.

– А что еще Руди не позволяет тебе делать? Так и сидишь взаперти?

Лили покачала головой.

– Да нет. Иногда мы ходим с теми, кого знает Руди, в рестораны или в кино, или я что-нибудь готовлю для его друзей у него дома.

– Вы не живете вместе с ним?

– Ой, что вы, мы никогда не жили вместе. Руди говорит, что это выглядело бы как нарушение приличий, а это бы мне ужасно повредило.

– А почему же ты тогда готовишь для его вечеринок? У него разве нет какой-нибудь женщины?

– Я не знаю.

– И никогда не поинтересовалась? Тебя бы это не смутило?

– Нет. Руди может делать все, что хочет.

– А ты нет?

Они помолчали.

– Я еще так молода, – сказала наконец Лили неуверенным голосом. Она наклонилась вперед, вглядываясь в дорогу. – Это в следующем квартале.

Сибилла припарковалась у приземистого кирпичного здания, на окне которого был нарисован гигантских размеров гамбургер, а вокруг него клубились облака и резвились розовощекие ангелочки, и даже дверная ручка была в форме гамбургера. Вслед за Лили Сибилла вошла внутрь, где громыхала музыка и подростки в голубых джинсах и свитерах кто сидел, а кто стоял у длинной стойки, остальные же группками сидели в кабинках.

– Сюда, – сказала Лили, и ее слабый голос отчего-то был ясно слышен сквозь шум и грохот. Она провела Сибиллу к маленькой кабинке в самом дальнем углу, помахав девушке, окликнувшей ее по имени.

«Она здесь не чужая, – подумала Сибилла, – держу пари, ее знают и в других местах».

– Жутковатое местечко, – сказала она Лили, усаживаясь за стол. Она бросила короткий взгляд на его розовую пластиковую поверхность и больше старалась не смотреть туда. – И часто ты тут бываешь?

Лили сияла:

– Правда, здесь здорово? Я была тут всего пару раз. Сначала Руди приводил меня сюда на мой день рождения, но он терпеть не может это кафе, а однажды я сама пришла, просто так – посидеть. Просто почувствовать себя частью всего этого. Я не думала, что это нехорошо.

– В этом нет ничего страшного, – живо заверила Сибилла. – Но почему Руди так не любит отпускать тебя?

Лили слегка пожала плечами.

– Он думает, что я могу тут подружиться с кем-нибудь, и они воспользуются этим. Но он не хочет, чтобы я дружила с мальчиками, он хочет, чтобы я оставалась непорочной.

– Для кого-нибудь одного?

Лили залилась краской.

И Сибилла мысленно прокляла свой язык.

– Прости, я не хотела обидеть тебя. Значит, ты заходила сюда одна, а Руди, наверное, не догадывается об этом?

– Нет, – Лили вновь покраснела. – Я не обманываю его, просто я не рассказываю ему всего. Я бы и хотела, потому что мне нравится советоваться с ним, но ведь он запретил бы мне приходить сюда, вот я и…

– Может быть, он бы и не нашелся, что посоветовать. А со мной ты бы не хотела посоветоваться?

Лили посмотрела на нее долгим взглядом, смутившим Сибиллу проницательностью.

– Не знаю… Я просто не знаю, зачем вам это надо.

Сибилла набрала побольше воздуху, но в это мгновение к ним подошел подросток в фирменном фартуке, и Лили сделала заказ.

– Мне то же самое, – сказала Сибилла, даже не осведомившись, что она будет есть.

– Пиво? – спросил он.

– Кофе, – ответила она. – А ты пьешь пиво? – обратилась она к Лили.

– Да не совсем. Почему-то оно застревает у меня в горле, и я не могу проглотить его. Но я заказываю его, потому что все здесь его пьют, а Руди…

– …запрещает.

Лили хмыкнула. Затем она обернулась, обводя глазами набитую молодежью комнату.

– Ты кого-нибудь ищешь? – вкрадчиво осведомилась Сибилла.

– Нет! – и опять кровь обожгла бледные щечки Лили. – Ну… друга.

– Ты с ним гуляешь?

– Ой, нет, я не могу, Руди очень строго к этому относится. Мы просто сидим тут и болтаем.

– Ты не можешь позволить ухаживать за тобой, но вот пиво же ты пьешь.

– Я его не пью, просто заказываю. А это ведь совсем не то же самое, – жалобно отбивалась Лили. – Если кто-то начнет ухаживать за мной… ведь это может изменить всю мою жизнь.

– То есть ты потеряешь девственность.

Глаза Лили внезапно наполнились слезами.

– Я так боюсь… – произнесла она чуть слышно.

Сибилла внутренне ликовала. Она и впрямь созрела для того, чтобы вырваться отсюда. Какая удача, что Сибилла приехала в этот момент! Никогда в жизни ей не удавалось подчинить себе кого-то другого, ведь порой она не владела сама собой, особенно когда гнев захлестывал все ее мысли и чувства, так что она не могла уже контролировать свои слова и поступки и никогда не знала, что натворит в следующий момент. И теперь она сама не могла понять, как ей удается так долго сдерживаться. Зачем так стремиться властвовать над далекими зрителями, над людьми, которые работают на нее, когда куда увлекательнее хотя бы на мгновение полностью завладеть одним-единственным существом?