Но ее тревожило не двухдневное расставание с Ником, а сознание того, что она больше никогда не увидится с ним. Мысль об этом была ей невыносима, и она сильно ударила ногой по камню, запустив его прямо в ствол дерева. «Проклятье, почему в мире все так сложно?»

Прозвенел звонок на занятия, и она направилась к зданию колледжа, но, не в силах идти на лекцию, остановилась. «Не могу я, не могу сидеть в классе и слушать высказывания английских поэтов о любовной страсти! Я бы с гораздо большим удовольствием послушала рассуждения Ника на эту тему и испытала его чувства на практике. Я устала тосковать по нему! Мне необходимо позвонить Нику. Я услышу в ответ приглашение пообедать вместе, и все опять будет замечательно».

Повернувшись назад, она почти побежала через университетскую территорию, на ходу махая рукой приветствовавшим ее друзьям, пока не добралась до своей спальни. Валери жила в квартире с тремя девушками, каждая из которых занимала свою, отдельную комнату. И хотя по прибытии домой Валери никого не обнаружила в гостиной, она все равно прошла к себе. Заперев дверь и присев на край кровати, она потянулась к телефону. Но тут же одернула себя.

«Его же нет дома, сегодня он целый день на работе… Хорошо, нужно позвонить на работу! Да, но ему не нравится, когда ему мешают трудиться. Но ведь он будет так рад услышать мой голос, будет рад, когда я ему скажу…»

– Что? Что я ему скажу?

Она снова легла на постель, глядя в окно невидящим взором. «Я ему скажу, что хочу быть рядом с ним так, как это было раньше. Ни слова больше, ни слова меньше. Но ведь и он мне скажет то же, что я уже от него слышала! И я ему отвечу тем же… И все начнется сначала… Не хочу думать о плохом. Хочу только, чтобы Ник был рядом. Боже мой, я совершенно помешалась на этом парне!»

Соскочив с кровати и немного походив по комнате, она наконец прошла в гостиную и остановилась у окна, наблюдая за качающимися из стороны в сторону под слабым ветерком пальмовыми листьями. «Мне ничего не остается, кроме как забыть его. Я не могу позвонить иди написать ему. Он будет еще более настойчив, если я это сделаю. Ник не подумает, что я вернулась за тем, чтобы нам опять было хорошо, он просто уверится в том, что я сдалась, и теперь мы можем смело идти под венец. Проклятье, почему я не влюбилась в кого-нибудь попроще?»

«Нет, нет, я вовсе не влюблена в него, – быстро и решительно приказала она себе. – Я просто немного увлеклась и позволила ему занять слишком много места в моей жизни. Теперь я не скоро попаду в такой переплет».

Собрав учебники, она пошла через кампус в направлении аудитории. Ничего, что она опоздает, в данный момент лучше думать о любовных страстях английских поэтов, чем о собственных и о Нике. Может быть, клин будет вышиблен клином и безумства других помогут успокоить свои.

Но ни поэзия, ни какой-либо другой предмет не успокоили ее за этот бесконечно длинный день, и, возвратившись домой, она чувствовала себя такой напряженной и злой, что непременно хотела как-нибудь отвлечься.

Достав из почтового ящика записку от Роба с напоминанием об их свидании в шесть тридцать, Валери скомкала ее. «Слишком молод и незамысловат и еще ужасно занудлив. Мне нужна яркая личность. Но Робу до этого далеко».

В почтовом ящике Валери также нашла телефонограмму от адвоката из Пало Алто Энди Балу, друга ее отца, с приглашением на обед, который должен состояться вечером. Перезвонив ему, она услышала в трубку:

– Мы просто решили собраться вместе в непринужденной обстановке, в кругу университетских деятелей. На днях мы виделись с твоими родителями в Нью-Йорке, и я пообещал приглядывать за тобой. Скажи, что придешь.

– Да, я буду, – сказала Валери, подумав о том, что это мероприятие поинтересней, чем свидание с Робом.

К моменту прибытия в дом Балу она почти не думала о том, как будет рассержен Роб, узнав о сорванном свидании, и даже о Нике. Сейчас она хотела просто хорошо провести время.

– Валери, познакомься с Лоренсом Олдфилдом, – обратился к ней Энди Балу, подводя ее к стоявшему рядом мужчине.

Улыбнувшись, она приветствовала его рукой.

– Я не так уж часто встречаюсь со своими студентами на вечерах, – протянув руку, сказал Олдфилд, сраженный неожиданно раскрывшейся для него красотой Валери. Про себя он подумал: «Вот они, деньги, званые обеды, элитные знакомства, связи, влияние».

Но уже через час, стоя вместе с Валери за коктейлем на террасе в ожидании начала обеда, он с удивлением обнаружил в ней замечательного слушателя. Отвечая на ее вопросы, он неожиданно стал рассказывать о своих взрослых детях, о своей парусной шлюпке, о работе в Университете и о своей молодой, неугомонной и вечно недовольной жене, мечтающей лишь поскорее отправиться в кругосветное путешествие.

– Я пообещал ей этот тур сразу после ухода в отставку, – продолжал рассказывать Лоренс Олдфилд, теперь уже сидя за обеденным столом с остывающим первым, к которому он, увлеченный беседой с Валери, даже не притронулся.

Его жена Мариори сидела на противоположном конце стола в окружении гостей.

– Осталось всего три года, и я хочу спокойно, без скандалов, конфликтов и неприятностей оставить свое место будущему преемнику.

– В Стэнфорде тоже могут появиться какие-нибудь скандальные истории, – живо возразила Валери, – или небольшие скандальчики?

Улыбнувшись, Олдфилд отрицательно покачал головой:

– Мы этого не допустим. Хотя в наши дни очень нелегко управлять Университетом без того, чтобы кто-нибудь не мутил воду.

– А что вы скажете по поводу истории о Рамоне Джексон? – невинным голосом спросила Валери.

Маленькими глотками съев немного из стоящей перед ней тарелки, она вскинула глаза на изумленного Олдфилда. Утомленная однообразием прошедших дней, она решила хоть кого-нибудь немного встряхнуть:

– Такая странная и одновременно прелестная история.

– Прелестная?

– Ну а как же иначе! Бедняжка так беспокоится о судьбе своих питомцев. Большинство людей настолько эгоистичны, что им ни до кого нет никакого дела. И вот появляется она, готовая сделать царский подарок, благодаря которому она обессмертит свое имя и навсегда обеспечит место обитания своим любимцам. Разве это не прелестно?

Нахмурившись, Олдфилд спросил:

– Какие подробности этой истории вам еще известны?

– Честно говоря, мне известно совсем немного. Часть этой истории я видела по телевидению, а моя знакомая выступила в роли режиссера-постановщика этой программы новостей и, кроме всего прочего, написала сценарий этой истории. По мнению многих людей, она великолепно справилась с дебютом.

– Великолепно, – вяло повторил Олдфилд.

– На мой взгляд, этот рассказ замечателен уже попыткой привлечь внимание зрителей, затронуть человеческий интерес в контексте довольно серьезных событий…

– Дерьмо собачье… Ох, ради Бога, простите, вырвалось! Господи, до чего меня довели! Я сам терпеть не могу этот скверный жаргон, тем более при таких милых собеседницах. Продюсером фильма являлась Сибилла Морган, не так ли? Ее имя я видел в титрах в конце передачи, но не знал, что именно она написала эту историю. Так вот, эта женщина принесла неисчислимый ущерб Университету, а это, знаете ли, немного важнее, чем «человеческий интерес».

– О каком ущербе идет речь? Вы что, не получите денег на строительство нового здания?

– Пока мы не уверены в этом.

– Тогда почему вы говорите о неисчислимых потерях?

– Ну, пока еще не говорим. Но это может произойти, и очень скоро! Дело может принять самый худший оборот.

Валери, покончив с первым, высказала свое мнение:

– У Сибиллы не было злого умысла, и я уверена, ни у кого на телестудии не было намерения обидеть представителей Стэнфорда.

– А я считаю, что это – злонамеренная история, потому что она лживая, и сочинили ее затем, чтобы навредить нам и выставить на посмешище щепетильную старую леди, которая очень заботится о своем добром имени.