— Нет. Но ваше тело думает, что он есть.

— Какое облегчение.

— На самом деле у вас нет ВИЧ, но вы подвергаете свою жизнь серьезной опасности, если не измените своих привычек.

Я кивнул головой, но его уже не слушал. Думал, как обмыть эту новость. По секрету скажу: кое-что в своей жизни я таки поменял — никогда больше не изменял Шарон.

После этой нехорошей истории со СПИДом я прилетел обратно в Англию, готовиться к следующим гастролям. Через неделю, может две, мне в отчаянии звонит Шарон, которая по-прежнему жила в Калифорнии.

— Оззи, прилетай сюда первым же самолетом — выдавила она.

— Что? Зачем? — спрашиваю.

— Просто езжай в аэропорт, купи билет, перезвони в «Beverly Hills Hotel» и сообщи, каким рейсом прилетишь.

— С тобой все в порядке, Шарон?

— Нет. И еще одно, Оззи.

— Что?

— Ты… не должен быть… пьяным!

И положила трубку.

Пятнадцать часов спустя я прохожу паспортный контроль в аэропорту Лос-Анжелеса и вдруг вижу отблески, как мне показалось, десяти тысяч вспышек. «Наверное, приехала какая-то монаршая особа» — подумал я. Как вдруг какой-то журналюга подсовывает мне под нос свою телекамеру и спрашивает:

— Что скажешь, Оззи?

— Э… Ну… курица была немного сыровата — говорю — а так, нормальный перелёт.

— Я имею в виду подростка. Того, который погиб. Как-то прокомментируешь это?

— Что???

— Его самоубийство. Что ты об этом думаешь?

— Понятия не имею о чем…

Я не успел сказать ничего больше, потому что в этот момент около десяти телохранителей отталкивают оператора, берут меня в кольцо, сопровождают до выхода и сажают в черный лимузин. На заднем сиденье уже поджидает мой адвокат Говард Вайцман.

— Парня зовут, скорее, звали Джон Маккаллом — поясняет он и показывает мне «Лос-Анжелес Таймс». — Девятнадцать лет, поклонник твоей музыки. Родители утверждают, что он употреблял алкоголь, слушал «Speak of the Devil» (Монолог Дьявола) и застрелился из принадлежащего его отцу пистолета калибра 5.56 мм. Его нашли с наушниками на голове. И они считают, что ты во всем виноват.

— Я?

— Отец утверждает, что его сын сделал то, к чему его призывал текст песни «Suicide Solution» (Самоубийственное решение).

— Но ведь «Speak of the Devil» — это концертный альбом с песнями «Black Sabbath». Там даже нет «Suicide Solution».

— Правильно.

— А он, вообще, читал текст песни?

— Мы знаем, что в песне говорится о риске, связанном со злоупотреблением алкоголя, но он придерживается другого мнения.

— Он думает, что я хочу, чтобы мои поклонники покончили с собой? А кто же, мать его так, будет тогда покупать мои пластинки?

— Это не всё, Оззи. Поговаривают, что в свои песни ты вставляешь скрытые послания для подсознания, которые призывают молодых да впечатлительных «взять оружие», «покончить с этим сейчас же», «стрелять, стрелять, стрелять», что-то в этом роде. Всё это найдешь в тексте иска. Я распоряжусь, чтобы тебе в отель прислали копию.

— Сколько они от меня хотят?

— Всё. Плюс компенсацию.

— Шутишь?

— К сожалению, нет. Мы, собственно, направляемся на пресс-конференцию. С твоего разрешения, говорить буду я.

Пресс-конференция была организована в теннисном клубе. Я был утомлен сменой часовых поясов, находился под мухой (не совладал с собой) и пребывал в шоке. А когда меня провели на маленький подиум перед камерами, мне стало еще хуже. Я успел привыкнуть к интервью с журналистами музыкальных изданий, но не к этой своре маститых медийных репортёров со всей страны. Как будто вернулся в класс к мистеру Джонсу. Репортёры так быстро засыпали меня острыми вопросами, что я охотно бы спрятался за какой-нибудь занавеской. Один из них спрашивает:

— Мистер Осборн, это правда, что в песне «Paranoid» вы поёте: «Говорю вам, кончайте с жизнью»?

Минуту прокручиваю в голове текст Гизера, потом отвечаю:

— Нет. Я пою: «Наслаждайтесь жизнью» [76].

Но остальные репортеры уже выкрикивают следующие вопросы и никто меня не слышит.

— «НАСЛАЖДАЙТЕСЬ жизнью» — повторяю я. — «НАСЛАЖДАЙТЕСЬ жизнью».

Никто не слушает.

— Оззи! — спрашивает следующий журналист — Адвокат мистера Маккаллома утверждает, что он был на вашем концерте, и ему показалось, что это Нюрнберг, когда толпа начала скандировать ваше имя. Как вы это прокомментируете?

Мне следовало бы ответить: «Нюрнберг? Сомневаюсь, что Гитлер показывал в Нюрнберге знак мира и кричал: «Рок-н-ролл!»». Но я ничего не сказал. Не смог выдавить из себя ни слова. Это — как паралич.

Сыплются вопросы о «Suicide Solution». Говард Вайцман, помню, пытается перекричать толпу:

— Эта песня носит автобиографический характер. В ней говорится о всем известной борьбе мистера Осборна с алкоголизмом, который он считает формой самоубийства, доказательством чего может послужить трагическая смерть его близкого друга Бона Скотта, вокалиста австралийской группы «AC/DC».

— Оззи — кричат репортеры — а это правда, что…?

Наконец, пресс-конференция закончена, потрясённый, я возвращаюсь в отель. Падаю на кровать, включаю телевизор, а там Дон Арден как раз делится впечатлениями обо мне:

— Откровенно говоря, я очень сомневаюсь, чтобы мистер Осборн понимал смысл этого текста (если он вообще был), потому что его знания в области английского языка минимальны.

Наверное, он решил поддержать меня таким образом.

Пресс-конференция была ужасной и дала почувствовать, что меня ожидало в будущем. В Америке я стал врагом государства номер один. Однажды утром в Нью-Йорке, открываю газету, а там, на фотографии увидел себя, с нацеленным в голову пистолетом. Это был чистой воды фотомонтаж, потому что я не припоминаю, чтобы позировал для подобного снимка. Во всяком случае, меня они конкретно разозлили. И потом, где бы я ни был, мне начали угрожать расправой. Фараоны пользовались этим и пытались отменить мои концерты. Однажды в Техасе, местный шериф позвонил нашему концертному администратору и сказал:

— Кто-то украл из карьера динамит, и мы получили анонимное письмо с предупреждением, что взрывчатка будет использован для покушения на Оззи.

Больше всего я переживал за детей. Приказал нянькам, чтобы они ни в коем случае ни с кем не общались на улице. Шел 1986 год, всего лишь пять лет назад Джон Леннон подписал экземпляр «Double Fantasy» поклоннику, который его потом застрелил. А я хорошо знал, что самыми большими психами являются как раз фаны. Один из них повсюду таскался за мной с бивнем мамонта, возраст которого — пять миллионов лет. Другой прислал мне видеокассету, а там его дом; моё имя красовалось повсюду на каждой вещи, внутри и снаружи. Потом он прислал ещё одну кассету, где на видео девочка танцует в резиновых сапогах под песню «Fairies Wear Boots».

Этот тип был ненормальным. Он построил склеп, в котором мы должны были вместе с ним провести вечность. По правде сказать, у меня есть идеи, бля, поинтереснее насчет вечности. Дошло до того, что полиции приходилось закрывать его в обезьяннике всякий раз, когда я выступал с концертом вблизи его места жительства. А если я подписывал пластинки в ближайшем музыкальном магазине, мне советовали носить бронежилет, так, на всякий случай.

Через некоторое время всё это безумие меня стало порядком бесить. Помню, как-то лечу со своим ассистентом Тони из Токио в Лос-Анжелес. Рейс задержали на шесть часов и перед посадкой пассажирам раздавали талоны на халявную выпивку. Понятное дело, все наклюкались, но одна американская чувиха не давала мне проходу. Сидела за мной, каждые две секунды стукала меня по затылку и говорила:

— А я вас знаю.

Тони без устали повторял:

— Успокойтесь, мадам, прошу нам не мешать.

Но она и слышать не хотела. В конце концов, встаёт, подходит ко мне и хочет сделать фотку. Я разрешаю ей. А она:

— Вспомнила! Вы — Оззи Борн!

Тут я не выдерживаю. Ору на нее:

— Иди на хер!