Пятнадцать лет назад завод специзделий был одним из самых престижных мест работы не только в городе, а и в целом регионе. Работал на ВПК, военно-промышленный комплекс, то есть. Он, молодой специалист, придя туда после университета, был зачислен инженером конструкторского бюро, и имел хорошие перспективы продвижения по службе.

– Я в контору ходил, как белый человек, в костюме и галстуке. И зарабатывал по тем временам нормально, кроме оклада двадцать пять процентов ежеквартальной премии, – жаловался он Ваське.

Они сидели вдвоем на кухне за бутылкой белой. Варвара на этот раз к ним не примкнула, смотрела в комнате мексиканский сериал. Она их ни один не пропускала. А может, не хотела лишний раз демонстрировать густо припудренный синяк под глазом. Неудобно было.

– Да не переживай ты так, – Васька разлил водку по стаканам. – На нашем базаре всегда есть вакансии. И рядом, на транспорт не будешь тратиться. Ну, за нас, непотопляемых!

Пашка выпил, но легче от Васькиного лекарства не стало. С увольнением исчез последний оплот стабильности в его жизни – работа.

– Пятнадцать лет на этом предприятии и вот… – махнул рукой, чувствуя, что еще немного, и у него из глаз потекут слезы. Что за жизнь такая? – Ну, ты подумай, это в каком государстве так наплевательски относятся к хорошим инженерам? Я же редкий спец, ты знаешь, я не вру. И что? Кто это ценит в этой стране? Сначала КБ закрыли, потом цеха, потом инженерной должности лишили, и это после того, как я на оборонку столько лет проработал! В сторожа перевели! А теперь и вообще сказали, катись на все четыре стороны. Мне, инженеру!

– Сейчас толковых ребят везде разгоняют, – согласился Васька. – Я вот, тоже когда-то техникум железнодорожный почти закончил, ну и что? Сейчас никто никому не нужен. Ни инженеры, ни моряки, ни всякие там физики-химики, и даже врачи. А также колхозы-совхозы и целые заводы. Но мы не пропадем, – заключил на оптимистической ноте. – Назло им всем будем жить. Выпьем за это!

Выпили. Потом еще. И снова говорили о жизни.

– Нет, ну ты подумай, – взывал он к Ваське, – это же абсурд, закупать за границей то, что проще делать здесь. Мелочь всякую, дрянь, которую любая мастерская может запросто делать здесь, закупают за границей!

– В Турции! Или в Китае, – поддакнул Васька, снова наполняя стаканы.

– Пустить по миру – в прямом смысле – армию классных работников! Сколько народа уехало за бугор! Только из нашей школы человек, наверное, десять, это только из тех, кого я знаю…

– Катька Морозко в Италии, нянькой в семье работает, – кивнул Васька. – А, между прочим, филфак закончила. Братья Василенки в Испанию подались на строительные работы. Эх, был бы я строителем, тоже бы поехал. Говорят, вино у них дешевое и по качеству не чета нашему. И пьют его там вместо воды, климат-то жаркий. А из крепких напитков – кальвадос. Не водка, конечно, но тоже ничего.

– … А кто не может или не хочет уехать, идет на какие попало работы, чтобы хотя бы как-то держаться на плаву. И естественно, теряет квалификацию…

– Само собой, – кивнул Васька. – Чтобы держать квалификацию, работать надо. Без этого все забудешь. Квалификация разве что сторожу не нужна.

– Я и охранником хорошо работал, – возмутился Павел. – А меня – раз и уволили! Заметь, вторично! Как собаку, на улицу! И никакого тебе профсоюза, который встал бы на защиту прав рабочего человека.

– А ты, что, раньше с него что-то имел? – удивился Васька. – Такие как ты никогда ничего не имели и иметь не будут. Зубы не те, и когтей нет.

То ли от Васькиных слов, то ли от еще одной рюмки, но Пашкин гнев начал угасать. В самом деле, что изменится от его пыхтенья?

Посидев у Лямкиных, он отправился в ларек, купил две бутылки пива и, вернувшись, завалился на диван. Некоторое время смотрел на мелькание цветных пятен на экране, не вникая в суть передачи, а потом уснул под тихое бубнение какого-то фильма. Проснулся посреди ночи от треска и шипения, – кончились даже ночные фильмы. Выключил телевизор, но снова заснуть не удалось. Так и пролежал до утра, глядя в проем окна и думая невеселые мысли.

Какой же он идиот был, молодой, наивный идиот, верил, что его личная жизнь в дальнейшем будет только улучшаться. Что к сорока годам будет ездить на работу на собственном авто (не на дребезжащем от старости «запорожце», как отец, а на новой машине, может быть, даже на «Волге»), а по выходным, с утра пораньше – на рыбалку. Летние отпуска всей семьей будут проводить где-нибудь на море, а зимние – в заводском доме отдыха, который имел свои корпуса в лесу и был оснащен не хуже многих курортов. Он это знал, поскольку сам там аппаратуру в физиотерапевтическом отделении устанавливал.

И вот, оглянуться не успел, сорок стукнуло; родители умерли, – он был поздним ребенком, – пара старых костюмов пылится в шкафу, из инженеров он попал в охранники, безлошадный как сейчас, так и в перспективе. Даже велосипеда у него нет. И жены нет, не говоря уж о детях. А теперь и работы никакой нет. Он протянул руку к стоящей у дивана бутылке с пивом, но она оказалась пустой. Даже выпить нечего. Ничего у него нет. Ни-че-го. И Павел заплакал.

А на следующий день уже ходил с Васькой по рынку – помогал с разгрузкой – погрузкой. Ничего сложного, объяснял Василий, утром развез товар по прилавкам, а в конце рабочего дня, когда продавцы упакуют сумки и коробки, снова грузи его на тележку и тащи на склад. В первый день показалось, что работа ничего себе и оплата неплохая. Вернулся домой даже довольный. Спал крепко и безо всяких гнетущих мыслей. Но к концу недели понял, что это не для него. За такую работу никаких денег не захочешь. Мышцы ныли как в армейские времена после марш-броска с полной выкладкой.

– Пройдет, – равнодушно утешил Васька. – Меня тоже сначала после каждой смены корежило. Потом привык.

Пашка привыкать не хотел. Надорвешься еще, потом всю жизнь только на лекарства и будешь работать.

Тут еще зима наступала не по календарю рано, погода портилась день ото дня, дождь то и дело сменялся снегом, – и это в начале ноября! – подули ледяные ветры. А что будет через пару недель? А в декабре? Конечно, он еще поработает – куда деваться? Если долги за квартиру еще могли потерпеть, то за телефон и свет надо было заплатить немедленно, еще день-два и отключат. А без электричества не жизнь, а пещерное существование. Но зиму ему на рынке ни за что не продержаться.

Толкая перед собой тяжеленную тележку, Пашка вспомнил вдруг совет Раисы Егоровны. В самом деле, надо попробовать. Если кто-то пишет объявления, значит, кто-то кому-то где-то нужен. Может быть, и он пригодится.

Следующим утром, растащив тюки и ящики с товаром по прилавкам, перед тем, как идти домой обедать, купил в киоске еженедельник «Что? Где? Почем?». Толстая оказалась газета. Дома не раздеваясь, шлепнулся на диван, развернул ее и поразился. Было чему удивляться – шестьдесят страниц одной рекламы и объявлений! Как жизнь изменилась-то! Раньше в областной газете давали только театральную и кино-афишу; из прочего можно было прочитать лишь «утерянный диплом считать недействительным». А теперь читать – не перечитать. Одних разделов, наверное, штук пятьдесят: «Обучение», «Услуги», «Куплю», «Продам»… Даже раздел «Знакомства» есть. Ну, знакомиться ему уже поздно. А может быть, еще рано… хотя все-таки интересно почитать, кто там кого там ищет.

«Желаю познакомиться с состоятельным мужчиной-автолюбителем для приятных встреч. Студентка, 23/167/60». Студентка! А уже без совести. Точнее, без комплексов. Надо же, даже параметры указывают. «Женственная голубоглазая блондинка 35/165/65, без проблем, разведена, познакомиться с состоявшимся мужчиной, обладающим душевным и материальным магнетизмом…» Раньше все больше на дискотеках знакомились, а сейчас по объявлению. И ищут не любви, а «материального магнетизма»!

Хотя нет, похоже, не все. Вот, прямо крик, а не объявление: «Ненаглядный, где ты? Если душа в отчаянии, а сердце не разучилось любить – отзовись! Жду и томлюсь! Позвони мне, позвони! Надеюсь, что наша встреча с тобой, мой единственный, обязательно состоится!» Павел сочувственно покачал головой – дай-то Бог! «Нетрадиционная пара ищет пару бисексуалов для приятного времяпрепровождения…» Фу-ты, оторвы какие! Мало им друг друга. «Страстная тигрица». И что? Он замер, разглядывая эти два слова и чувствуя, как почему-то начинают гореть уши. Страстная тигрица. И номер мобильного телефона. Вот это да! Два слова всего, а как зацепило!