Через 10 минут в дверь вваливается Юка. У нее каштановые волосы, внушительный бюст и широченная улыбка. Английские слова она точно берет из воздуха и нанизывает одно на другое, как экзотические бусины. Меня тут же заключают в медвежьи объятия, и я таю, как сосулька в августовский день.

«Все хорошо?» — спрашивает Юка.

Не просто хорошо. Все замечательно!

Наш ужин — настоящий деревенский пир. Мясо, капуста и грибы готовятся прямо на столе, в большом котле. Маринованные овощи, (ферментированный кальмар, засахаренные каштаны — все домашнее, приготовлено на чьей-то кухне). И мои любимые липкие вареные сверчки: их тушат в соевом соусе с сахаром и саке и подают холодными, с пивом. Чем использовать пестициды, японцы попросту едят вредителей.

За ужином знакомлюсь с семьей Юка. У Ясунори своя фирма по доставке пропана. Его жена Ясуэ на восьмом месяце беременности. Вовремя свадебного путешествия они поднялись на Килиманджаро, потом несколько лет жили в Токио, но решили вернуться в родную деревню и обзавестись семьей. В доме Ясунори и Ясуэ соседствуют на первый взгляд несовместимые вещи: полы, устеленные татами, старая черепичная крыша и кухня, напичканная современной техникой, дисковый телефон и телевизор с экраном 46 дюймов, домашний кинотеатр и туалет — яма, вырытая в земле.

Гаку-профессиональный плотник, увлекается скалолазанием. Ито-сан — учитель в средней школе. Юка работает в офисе, а вечером подрабатывает игрой на барабане тайко [43]. Все пальцы у нее в грубых мозолях, как подошвы борца сумо.

Родные Юка просят рассказать о моей жизни в Фудзисаве и приемной семье. Я довольно подробно описываю Гэндзи, его хорошие манеры, мастерство дзюдоиста и удивительные познания в области японской культуры и истории.

«А твоя „сестричка"?» — Юка так и сияет.

«На тебя она не похожа».

В ее глазах появляются озорные огоньки. «А хозяйка?»

Я долго молчу. «Очень мило с ее стороны разрешить мне жить в ее доме».

Юка смеется. «А ведь я звонила Юкико-сан, пока ты была с ямабуси. — Она картинно вздрагивает. — Брррр. Да она просто цербер».

Я нехотя признаюсь, что моя «приемная мама», пожалуй, не в восторге от некоторых черт моего характера.

«Например?»

Я пожимаю плечами, но Юка так легко не отстает. Игнорируя мои попытки сменить тему, она как клещами вытягивает из меня всю правду. И вот я уже глотаю слезы и пытаюсь объяснить этим совершенно незнакомым людям, как испортились мои отношения с приемной семьей. Наконец договорив, поднимаю глаза и вижу, что моя веселая подруга беспокойно хмурится.

«Карин, ты должна переехать к нам и жить здесь. Мы найдем тебе место».

Все согласно кивают. Я же просто поражена. Уехать из Фудзисавы? Покинуть прекрасный дом, где всегда стоит идеальный порядок, но где я вечно попадаю впросак? Через 30 секунд я уже готова собирать вещи. Хотя если подумать… Скоро зима, а Огуни на 5 месяцев в году заносит снегом. Это будет конец моего фильма.

«Оставайся здесь сколько захочешь», — решительно заявляет Юка и наливает всем еще саке.

Я лихорадочно размышляю. Танака на 3 недели уехали в Европу. У меня еще полно времени на раздумья.

Засыпаю под хриплый смех своих хозяев: они пьют за первый урожай этого сезона и спорят о бейсбольных командах. Горит яркий свет, в комнате шумно, а подушка жесткая, как кирпич. Но сегодня ночью впервые со дня приезда в Японию я сплю спокойно.

Дни проносятся калейдоскопом, и я успеваю перезнакомиться со всеми друзьями и приятелями Юка.

Ватанабе-сан занимается сельским хозяйством. Он выращивает помидоры, грибы и другие овощи в маленьких и длинных пластиковых теплицах, которые, как толстые гусеницы, расползлись по всему полю. Ватанабе использует современные удобрения и пестициды, чтобы собрать по максимуму с каждого дюйма бережно обработанной земли.

«Пятьдесят лет назад, — рассказывает он за чашкой зеленого чая с сахарными пирожками, — более половины японцев были заняты в сельском хозяйстве. Сегодня фермеров осталось всего три процента».

После войны Япония направила все ресурсы на модернизацию производства и экспорт. О сельском хозяйстве попросту забыли. Наконец правительство вспомнило о фермерах и выделило им субсидии, чтобы уберечь от разорения. Были установлены фиксированные тарифы, чтобы ограничить конкуренцию со стороны других стран. Фермерские хозяйства стали процветать, но со временем их конкурентоспособность упала: сейчас цена на рис в Японии на 600 % превышает цену в США.

«Если тарифы отменят, чем же вы займетесь, чтобы получать прибыль?»

Несколько минут Ватанабе сидит молча. «Надгробными плитами», — наконец отвечает он.

Приготовление гречишной лапши начинается ровно в 8 утра. В большой миске смешивают муку и воду. Повар разминает комковатую смесь толстыми пальцами, пока та не превращается в сухое упругое тесто. Оторвав комок размером с пончик, он раскатывает его простой деревянной скалкой. Пончик принимает форму блюдца и становится похож на лепешку для пиццы. Повар швыряет тесто о стол, скручивает его и раскатывает по поверхности. Через 10 минут образуется 3-футовый блинчик идеальной формы толщиной с кредитную карту. Повар продолжает бить тесто о стол, потом достает нож и нарезает круг на полоски толщиной 2 мм — ни больше ни меньше. Взвесив каждую порцию на ладони, он сворачивает ее красивой восьмеркой и откладывает в сторону для варки. Спустя 3 часа 35 порций лапши готовы.

В лесистых горах вокруг Огуни водятся антилопы, олени, кабаны и овцы. Охота на медведя — прибыльный бизнес и местное развлечение. Шкуры (иногда и несколько) украшают стены почти каждого дома, владельцы магазинов и ресторанов вывешивают лучшие трофеи прямо у входа. Медвежья шкура стоит 1000 долларов, мясо — 500, а желчь, применяемая в народной медицине, — 7000 долларов.

На местном рынке продаются свежие овощи из местных фермерских хозяйств или дикорастущие, собранные в лесу. Весна — сезон такэноко, побегов бамбука со специфическим резким вкусом. Осень — время гигантского гриба мацутакэ, который растет в сосновом лесу. Зимой можно купить несколько видов маринованных овощей в пластиковых пакетах, на каждом из которых от руки написано имя изготовителя и домашний адрес.

Ито-сан заезжает на стоянку местной школы. Таких высоких зданий мне не доводилось видеть с самого отъезда из Токио.

«Раньше мы учили только чтению, письму, математике, — рассказывает Ито-сан по дороге в класс — Теперь в программе бухгалтерское дело, компьютеры и английский».

Кажется, новая программа ему не слишком-то нравится. Ито-сан — серьезный молодой человек со спортивной фигурой и приплюснутым лицом, тренер школьной команды по пинг-понгу. По выходным ходит на охоту. Он рассказывает, как стал учителем: в пятом классе так стеснялся говорить с девочками, что все время сидел, уткнувшись в книжку, — вот постепенно и выучился.

А в Японии школьным учителям живется очень даже неплохо. Они подают публичный пример молодому поколению и сидят в самом центре паутины человеческих отношений. Но и вести себя нужно соответственно. В маленьком городишке учитель не должен переходить улицу на красный свет и ездить на машине иностранной марки. Ему нельзя жевать резинку на улице, нельзя даже купить пива без уважительной причины. Заросшая лужайка, волосы на дюйм длиннее положенного — все это для учителя табу. А обучение компьютерной грамоте, математике — это все второстепенные обязанности. Главная задача Ито-сан — воспитать учеников настоящими японцами.

Ито подвозит меня к дому матери Юка, где мне предстоит остановиться на ночлег. Маму Юка я сразу узнаю: розовые щеки, пышная фигура — Юка ее точная копия. Когда она улыбается, крупные зубы так и рвутся наружу, как живот из слишком тесной кофты на пуговицах. Меня угощают рисом, сладкой рыбой айюи литрами зеленого чая.