— Я знаю. Я разговаривал с Траппом об этом: единственный способ получить развод раньше — это сослаться на особые обстоятельства.

— Что ты имеешь в виду?

Он старался не встречаться с ней взглядом, и она поняла, что он испытывает неловкость.

— Если Кэрол… — Он замолчал, затем быстро сказал: — Если Кэрол забеременеет.

— Понятно, — холодно произнесла Джейн и склонилась над чашкой с чаем. Вот и конец ее надежде, что дополнительное время поможет ей завоевать Николаса. Если Кэрол боится потерять его, то она, несомненно, пойдет на то, чтобы родить ему ребенка.

— Давай лучше оставим все как есть, — сказал Николас. — Через несколько недель я перееду в мой клуб и расскажу Кэрол правду. Если она… если она простит меня, то мы можем жить вместе. Или же, если она предпочтет, мы можем уехать за границу до тех пор, пока я не получу развод.

— А как же компания? Ведь ты исполнительный директор. Ты откажешься от этого?

— Нет, если мы поселимся в Париже. Я смогу приезжать.

— Мне жаль, что все так вышло. — Джейн постаралась придать голосу хоть какую-нибудь легкость, но он звучал мрачно.

— Это не твоя вина, — бормотал он, — это просто… случилось…

Они пристально посмотрели друг на друга, затем он положил руку ей на плечо.

— Я рад, что мы заключили перемирие, — сказал он и вышел.

Все следующие недели Джейн неустанно трудилась в комитете герцогини Банстерской, возвращаясь каждый вечер в пустой дом слишком обессиленная, чтобы отдавать должное ужину в столовой, — она довольствовалась небольшим подносом с едой у себя в комнате. Но ни работа, ни усталость не спасали от горечи, которая наполняла ее каждый раз, когда она вспоминала о Николасе и Кэрол; и хотя она притворялась безразличной, когда слышала их имена, произнесенные вместе, иногда ей хотелось просто убежать прочь.

Три недели спустя после ее возвращения из Парижа Джейн вышла из кабинета врача на Харли-стрит, а его поздравления все еще звенели у нее в ушах. Ничего не видя, она залезла в машину и откинулась на мягкое сиденье, в то время как жгучие слезы покатились по ее щекам.

Как ей сказать Николасу о том, что она сейчас узнала?

Во время этих последних недель она даже не предполагала, что ночь, которую они провели вместе, — ночь, которая казалась такой далекой, — будет иметь свои последствия. Более чем когда-либо, она винила себя за то, что позволила ему тогда остаться, как глупо было верить, что ее любовь сможет пробудить в нем ответное чувство.

В ее спальне она со вздохом присела на кровать и постаралась собраться с мыслями. Но у нее в голове вертелось только одно — она носит ребенка от человека, которого любит.

В тишине вдруг резко зазвонил телефон, она взяла трубку и услышала голос Джона, глубокий и успокаивающий.

— Мне стало казаться, что застать дома тебя невозможно. Каждый раз, когда я звоню, ты занята. — Его голос понизился. — Я так хочу видеть тебя, Джейн. Ты можешь пойти сегодня вечером со мной куда-нибудь? Я очень скучаю по тебе.

— Я тоже скучала, — честно призналась она.

— Тогда почему ты ни разу не перезвонила? Все еще боишься причинить мне боль? Я считал, что мы решили, как себя вести!

— О, Джон, — она прерывисто вздохнула, — как хорошо увидеть тебя снова. Прости, что не перезвонила тебе раньше. Я буду готова к семи, если это не слишком рано для тебя.

— Никогда не может быть рано. Тебе следовало бы это знать.

Она положила трубку и в отчаянии прислонилась к изголовью кровати. Николас имеет право знать, что она носит его ребенка. Как он отнесется к этому, это его дело, а она должна думать о ребенке. Она невольно улыбнулась, когда подумала, что ее тело вынашивает маленькую частичку Николаса; всем сердцем она надеялась, что это мальчик.

Но ее эйфория быстро сменилась глубоким отчаянием, и, уже не выходя из этого состояния, она стала раздеваться и готовиться к вечеру с Джоном.

Николас зашел в дом в дурном настроении и небрежно бросил пальто на стул. Он встречался вчера с Кэрол, но сегодня, под предлогом занятости на работе, отменил встречу с ней: ему хотелось побыть несколько часов наедине со своими мыслями.

Что же случилось, почему он не перестает думать о Джейн?

Никогда он так сосредоточенно не думал о ней, как сейчас, он вдруг вспомнил все то, что они обсуждали во время его долгого выздоровления после аварии. Он не мог понять, в чем его проблема, он знал только то, что впервые в своей жизни он не был уверен в своих чувствах; его неуверенность никогда не была более заметной, чем во время его последней сегодняшней встречи, когда один из его посетителей вдруг неожиданно поздравил его с тем, как успешно его жена справляется с работой в комитете герцогини Банстерской.

— Я немного знаю об этом, — пришлось признаться Николасу, — но полагаю, Джейн расскажет мне обо всем, когда мне придется подписывать чек!

— Но она собирает не ваши деньги, — последовал ответ, — вот где вам повезло! Она выманивает их у всех, у кого может! Моя жена тоже работает в этом комитете, и она рассказала мне, что ваша супруга дошла даже до премьер-министра, чтобы тот пожертвовал какую-то сумму некой организации.

Николасу было неловко выслушивать комплименты способностям Джейн, и в то же время он не мог не признать, что гордится ею, хотя это чувство только усилило царящее в его душе смятение. Его отношение к Кэрол менялось, и, хотя ей все еще удавалось разбудить в нем желание, это чувство тут же умирало, как только он покидал ее. Он всегда знал о ее недостатках, но сейчас они представали перед ним в гораздо более отчетливом свете; но более всего его стала раздражать ограниченность ее ума. Как банальны были беседы с ней: ее интересовали только тряпки, драгоценности и сплетни высшего общества, больше ничего.

Приблизительно таково было его расположение духа, когда он вернулся домой. Все было тихо, обитая зеленым сукном дверь, ведущая в комнаты, где обитала прислуга, была закрыта. Нигде не было заметно присутствия Джейн, но когда он прошел в библиотеку, то услышал, как наверху хлопнула дверь, а затем послышалось шуршание платья. Он вышел из библиотеки, поднял голову, и у него перехватило дыхание, когда он увидел прекрасную молодую женщину, спускающуюся по лестнице.

— Джейн. — Он даже не заметил, что проговорил ее имя вслух, но она вдруг споткнулась и схватилась за перила.

— Ты сегодня рано вернулся, Николас.

— Я устал.

Она спустилась вниз и помедлила на последней ступеньке; ему показалось, что никогда она не выглядела очаровательнее, в платье цвета голубого гиацинта, которое придавало ее коже переливчатое сияние жемчуга.

— Ты куда-то собралась?

— Да. Джон заедет за мной.

Николас подошел на шаг ближе. Он увидел мерцание ее глаз, недавно омытых слезами, но ему показалось, что они светятся в предвкушении удовольствия, и его переполнила такая ревность, что ему пришлось взять себя в руки, чтобы не приказать ей остаться.

Чувствуя его напряжение, Джейн поняла его по-своему.

«Он не может выносить даже моего присутствия», — в отчаянии подумала она и невольно поплотнее закуталась в белую меховую накидку.

Истолковав ее движение как намерение удалиться, Николас почувствовал непреодолимое желание выговориться — Джейн умна и знает его лучше, чем кто-либо другой, может, даже лучше, чем он сам. Возможно, если ему удастся рассказать ей о своих чувствах, она сможет помочь ему.

— Джейн, я хочу кое-что… — Он остановился, так как прозвенел звонок, и в ответ на его настойчивый призыв из-за зеленой двери появился Девонс.

— Да? — подбодрила Джейн мужа. — Ты говорил…

— Не важно, — насупился он. — Мастерс приехал, я не хочу тебя задерживать.

Не оглядываясь, он прошел в библиотеку; но еще долго после ее отъезда мерил шагами комнату, с трудом осознавая открывшуюся перед ним ошеломляющую истину. Ему больше не о чем было размышлять. Чувства, которые охватили его, когда Джейн ушла с другим мужчиной, все поставили на свои места. Его ревность была вызвана не гордостью, но почти таким же первобытным чувством: желанием мужчины, чтобы женщина, которую он любил, принадлежала только ему.