В какой-то момент мною овладело желание создать небольшую больницу, потому что я помнила, как страдала моя сестра, умершая от рака из-за отсутствия настоящего ухода. Но такое учреждение стоит гораздо больше, чем школа: надо нанять врача, медсестру, приобрести медикаменты для бесплатной раздачи — настоящая головная боль. Когда я оказалась перед представительницей правительства, я выпалила «школа» чисто инстинктивно, потому что до этого события я и не помышляла ни о какой школе. В той драме я чувствовала себя скованной по рукам и ногам, бессильной противостоять ходу событий. Если бы я знала, что написал полицейский, все могло бы быть по-другому. Он попытался бы манипулировать мною как-то иначе, но не с этой стороны.

В некоторых районах базовая полиция и высокие функционеры являются заложниками племенных отношений, контролируемых крупными фермерами. В конечном итоге командуют именно они. Я могу считать, что выжила при этой системе благодаря моей семье, средствам массовой информации, проницательному судье и вмешательству правительства. Моим единственным храбрым поступком было то, что я решилась говорить — тогда как меня учили молчать.

У женщины здесь нет твердой почвы под ногами. Когда она живет у своих родителей, она участвует во всем, чего хотят родители. Как только она переезжает к мужу, она начинает выполнять то, что приказывает делать муж. Когда дети вырастают, эстафету принимают сыновья, и она принадлежит им так же, как мужу.

К моей чести, я сумела освободиться от этого подчинения. Свободной от мужа, не имеющей собственных детей, мне оставалась возможность заниматься чужими детьми.

Моя первая школа — с помощью правительства, как и было обещано, — открылась в конце 2002 года. Государство взяло на себя значительную часть работ — расширило дороги, провело электричество, построило канализацию, а я настояла, чтобы была проведена телефонная линия. Я потратила оставшуюся у меня от пятисот тысяч рупий сумму на покупку двух земельных участков, по полтора гектара каждый, рядом с нашим домом. Я даже продала все свои украшения, чтобы начать работу в школе. Девочки поначалу слушали урок, сидя прямо на земле, под деревьями.

Это была моя «школа под деревьями», пока мы ждали строительства подходящего здания. Именно тогда мои маленькие ученицы дали мне прозвище Мухтар Маи (уважаемая старшая сестра). Каждое утро я видела, как они приходят со своими тетрадками и карандашами и учительница созывает их. И этот успех, пусть еще неполный, наполнял меня счастьем. Кто бы мог сказать, что неграмотная дочь крестьянина Мухтаран Биби станет однажды директором школы?

Правительство платило зарплату учителю отделения мальчиков. Другие поступления пришли позже, например из Финляндии: пятнадцать тысяч рупий для обеспечения зарплаты учителя в течение трех лет.

В конце того года, когда моя честь была поругана, я получила премию, которую поместила в рамку и повесила над своим столом в кабинете директора школы.

Я на самом деле вошла в мировое сообщество от имени всех пакистанских женщин.

В 2005 году, через два года после открытия, школа работала в полную силу. Зарплаты учителям выплачивались в течение всего года, и я стала подумывать о том, чтобы построить загон для скота, купить быков и коз, чтобы школа имела свой собственный доход.

В какие-то моменты эта задача казалась мне непосильной, но я получила очень хорошую моральную поддержку: я была приглашена одной женской организацией — Women's Club 25 — в Испанию, для участия в международной конференции женщин под председательством королевы Иордании Рани. Впервые в жизни я полетела на самолете, в сопровождении старшего брата. Мы оба были очень смущены, особенно из-за людей, говоривших на незнакомых языках. К счастью, нас очень тепло встретили на пересадке в Дубае и сопровождали до конца путешествия.

Очень многие участницы конференции говорили о насилии над женщинами. Все, о чем я слышала, происходило во многих странах по всему миру, и это убедило меня, что задача была очень трудной. Среди женщин, отвергающих насилие, столько погибших, столько похороненных в песках, без могилы, без почестей. Моя маленькая школа казалась счастливым островком в этом океане горя и несчастий. Крошечный камешек в огромном мире, призванный поколебать мужские воззрения. Знания для горстки девочек будут медленно делать свою работу из поколения в поколение. Научить грамоте девочек, научить мальчиков уважению к их подругам, сестрам, соседкам — это еще так мало.

Но я была в Европе, на лежащей к западу от моей деревни земле, о которой мне рассказывал дядя, когда я была ребенком, и эти иностранцы знали мою историю! Все было для меня удивительно, я смущалась, не решаясь показать гордость, которую ощущала, просто находясь там, женщина среди других женщин этого огромного мира.

Вернувшись домой, я преисполнилась еще большего желания расширить нашу школу. Моя жизнь обретала смысл, когда я слышала стихи из Корана, но также когда я видела, как под деревьями Мирва-лы дети учат таблицу умножения и английский алфавит. А скоро у нас будут уроки географии и истории. Мои девочки, мои маленькие сестрички будут изучать те же предметы, что и мальчики.

Однако это мое существование шло как бы помимо меня. В действительности у меня не было никого, с кем я могла бы говорить откровенно. Я стала недоверчивой, неспособна была вернуться к прежней жизни — к искренности и спокойствию, веселости и безмятежному течению дней и ночей.

Разумеется, теперь электричество освещало вход в дом, звонил телефон. По правде говоря, он звонил не переставая, потому что меня часто спрашивали из организаций по защите прав человека и из средств массовой информации. И я должна была отвечать. Я постоянно нуждалась в помощи, чтобы осуществить мои планы, касающиеся школы, чтобы дать ей надежную крышу. Через год после драмы, в 2003 году, у меня самой уже не было для этого достаточно средств.

Однажды я услышала в телефонной трубке женский голос:

— Алло? Добрый день, здравствуй, Мухтар. Меня зовут Насим, я из соседней деревни Пирвала. Мой отец полицейский, несет охрану твоего дома. Хотела узнать, как у него дела...

Пирвала находилась в двадцати километрах от меня. Отец Насим был назначен в мою охрану, а ее дядя работал на канале в пяти километрах от нас. Она объяснила мне, что мы в какой-то степени родственницы, потому что наши теги принадлежат к одной семье и обе живут сейчас в Пирвале. Насим вернулась из Алипура, где она начала учиться — это тот город, в котором я впервые встретилась с понимающим судьей. А сейчас она изучает право в Мултане.

Я никогда не видела Насим, а она знала меня только по статьям в газетах. Я послала за ее отцом, чтобы он смог поговорить с ней, а тем временем мы с ней немного поболтали. Затем она позвонила во второй раз, но я как раз отправилась в путешествие в Мекку — мне посчастливилось осуществить это паломничество. Потом позвонила в третий раз, чтобы пригласить меня к себе. У меня бывало столько народу в то время, что я попросила ее приехать ко мне. Я и не предполагала, что Насим станет не только моей подругой, но и ценнейшим помощником. Она многое читала в газетах, и моя история интересовала ее с юридической точки зрения. В то время, в мае 2003 года, мое дело все еще находилось в апелляционной инстанции Верховного суда. Но если бы ее отец не служил в отделении, осуществлявшем охрану моего дома, мы никогда бы с ней не встретились. Насим была не из тех, кто навязывался, привлеченный моей «общеизвестностью».

С первой встречи Насим показалась мне удивительной женщиной. Совершенной моей противоположностью — активной, живой, не сомневающейся ни в людях, ни в словах, светлого ума и легкого языка. Она сразу сказала мне задевшие за живое слова: